– Таша, ты как раз вовремя, – поморщилась девчонка, резко сунув мне в руки тяжёлый глиняный горшок с пышно цветущими алыми бутонами, свисающими со всех сторон. – Мы едем в садовый питомник, – без энтузиазма сообщила мне она, как вдруг я почувствовала огонь на своём правом предплечье и левом запястье. Резко опустив свой взгляд на руки, я поняла, в чём причина. Герань! – Тш-ш-ш… – зашипела я. – Ирма, забери! – попыталась всунуть горшок с цветами обратно в руки девчонки я. – Вот ещё! – возмутилась она, сделав полшага назад. – Ирма! – потребовала я, но вместо неё ко мне подскочил Дариан, успевший перед этим закрыть за собой входную дверь на ключ. Прежде, чем он успел принять из моих рук злосчастный горшок, я не удержала его и выпустила, так и не успев опустить его вниз. Мы разминулись буквально на долю секунды, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы горшок сорвался вниз. Он с звучным треском врезался в каменную плитку и раскололся напополам. Земля, усеянная кровавыми лепестками, осыпала наши ноги. В итоге, в садовый питомник Дариан отправил Ирму с Крисом вместо себя. Я стояла на кухне, на которой прежде Дариан перематывал мой порез, и, нагнувшись и опершись локтями о край раковины, подставляла свои руки под ледяную струю воды. Правое предплечье пострадало сильнее левого запястья… У меня, как и у моих близнецов Хьюи и Миши, с раннего детства обнаружилась необычная аллергия на герань. Необычной она была потому, что проявлялась со слишком жестокой скоростью. Стоило нам дотронуться до лепестков герани, как нашу кожу мгновенно прожигал огонь. За считанные секунды место “цветочного ожога” краснело и, впоследствии, горело так, словно нашу кожу на самом деле поджигают от открытого пламени. Причина проявления данной аллергии так и осталась невыясненной, но в итоге нашей матери пришлось за считанные часы избавиться ото всех своих клумб и горшков с геранью. – Убрал, – зайдя на кухню с совком и веником в руках, констатировал Дариан. Странно это – в доме есть уборщица, а он самостоятельно убирает разбитый вазон с геранью, вместо того, чтобы поехать в питомник с Ирмой. Я покосилась на него взглядом. – Нам лучше держаться друг от друга подальше, – отрясая руки от остатков воды, произнесла я, после чего добавила. – Мы разбиваем всё, что возникает между нами. – Но у нас ещё так много всего есть. Давай закончим, когда ничего не останется? – широко улыбнулся Дариан, и я не смогла не улыбнуться ему в ответ. Я сидела в гостиной Пени в ожидании липового чая, который она успела мне пообещать… В итоге мы с Дарианом нагнали Криса с Ирмой в питомнике, выбрали пару туй, какие-то садовые принадлежности, несколько десятков разновидностей семян и удобрений для них. Затем мы с Ирмой ретировались на французский язык, после которого следовал урок фортепиано… Почему-то я сегодня устала больше обычного, хотя в последнее время и ловила себя на мысли о том, что, по сути, почти ничего не делаю. Разве присмотр за успеваемостью подростка можно назвать “настоящей” работой? И всё же за неё мне платили вполне реальные деньги, причём как за две “настоящие” работы. Мне не к чему было предъявлять претензии. Просто непривычно. Прямо передо мной, на мягкой диванной подушке, лежал короткошёрстный британский кот почти белого, я бы даже сказала серебристого окраса, с изумрудными глазами, кличка которому была Звёздный. Звёздный, потому что этот котяра был рождён под счастливой звездой – Пени спасла его от усыпления, благодаря чему этот высокомерный кошак успешно дожил до своего двухлетия и сейчас безразлично пялился на меня, словно на безликое пятно. Страсть Пени к животным была безразмерной. Я же подобным благодушием никогда не могла похвастаться. Я запросто могла выставить на улицу за шкирки наглого кота, нагадившего мне в тапки, в то время как Пени смиренно убирала кучки какашек, пока наглая кошара не выдавит из себя всё дерьмо до последнего, ну или не приучится к лотку, мордой в который я всё их кошачье племя перетыкала в своё время. По-видимому Звёздный прочёл мои мысли по поводу воспитания его сородичей, ну или ему просто надоела моя серая личность, из-за чего он вдруг решил подняться и красноречиво повернуться ко мне задом. Ну и ладно. У меня ещё пятимесячный волнистый попугай остался для компании, который чудом выживал каждый свой день в руках детей МакГрат. Я посмотрела на попугайчика, сидящего на подлокотнике дивана. Попугайчик косо посмотрел на меня. Ступор. Пени слишком долго несла свой чай, отчего перед моими глазами вдруг начали проноситься все те коты, которых она тащила в родительский дом, когда мы ещё были счастливой семьёй. Последнего она приволокла с какой-то помойки, когда мне было десять лет. Но не прошло и года, как Старик просто вышел из нашего дома и скрылся в неизвестном направлении, как и остальные шесть его предшественников. Никто из нас не знает, куда уходили со временем все наши коты, но я где-то слышала, что домашние животные, убегая из дома, уносят с собой смерть. После Старика Пени перестала приводить домой животных, всякий раз глубоко переживая побег каждого её четвероногого друга. Спустя два года мама подарила отцу щенка породы бигль… Ещё спустя год моя мама и Джереми погибли, а Хьюи ушёл в кому, которая продолжалась уже девять лет, одиннадцать месяцев и три дня. Биглю сейчас шёл одиннадцатый год. Он не сбежал… Я больше предпочитаю котов… Звон чайных ложек о сервизные чашки вырвал меня из раздумий. Как показывала практика, мне вредно было оставаться наедине со своими мыслями больше чем на десять минут – я неизбежно начинала утопать в омуте больных воспоминаний. Поставив поднос на стеклянный журнальный столик, Пени села справа от меня, по-видимому не желая изгонять Звёздного с его места на диване напротив. Я взяла одну из белоснежных чашек, украшенных синими завитками, и посмотрела на сестру. “Что у тебя с рукой?” – начала наш диалог на пальцах она. “Это всё герань” “Принести тебе лёд?” “Нет, спасибо, оно и так быстро пройдет – ожог не сильный” “Хорошо, что ты зашла. Я десять минут назад уложила Рейчел спать, а Руперт наверху справляется с Барни, так что у нас есть время поговорить. Мы давно не виделись, хотя и живём по-соседству. Это меня печалит. У тебя всё хорошо? Как твоя новая работа?” Пени не была болтушкой, но когда действительно волновалась, начинала жестикулировать без остановки. “Всё в порядке”, – сделав максимально убедительное выражение лица, чтобы остудить сестру, начала я. – “Работа просто сказочная, платят вдвое больше, чем в редакции”, – я словила на себе испытывающий взгляд собеседницы и поняла, что перегибать с подозрительно положительными новостями из личной жизни нельзя. – “Выяснилось, что моя подопечная до десяти лет страдала страстью к бродяжничеству, из-за чего её брат до сих пор и прибегает к помощи всяких нянек, вроде меня. Ещё она пару лет назад растранжирила крупную сумму денег на дополнительные занятия, которые не посещала, из-за чего её брат отказался снимать с неё контроль даже в её шестнадцать лет. Я слежу за её успеваемостью, но, если честно, она блещет только в конной езде и бредит игрой в театре, во всём остальном она “средненькая”. Тратит много денег на безделушки, её лучшая подруга не отличается острым умом, и ещё она влюблена в недалёкого одноклассника. Всё как у нормального среднестатистического подростка”. “Тебе интересно с ней?” Такого вопроса я не ожидала. Наверное потому, что о подобном меня не спрашивал никто, даже Нат. “Я не знаю, что тебе на это ответить. Я даже не задумывалась об этом”. “Очень зря. Обязательно подумай об этом. Если начнёшь об этом задумываться, научишься получать удовольствие от своей работы”. Удовольствие от работы? Пффф… Мне стоило встретиться с Пени в начале месяца, чтобы услышать эти слова. Моя старшая сестра всегда могла продумать правильное действие на шаг вперёд, на что я не всегда была способна. “А что у тебя с личной жизнью?” – продолжила она. – “Всё ещё ни с кем не встречаешься?” “Нет. Хотя есть один парень. Его зовут Дункан. Но я с ним пока ещё не встречаюсь”. “Пока ещё?” – игриво улыбнулась Пени. – “Кто он?”. “Работает инструктором в конном клубе, в котором занимаются верховой ездой Риорданы. Я пока ещё не знаю, хочу ли с ним каких-то отношений…” Мы ещё с полчаса проговорили о моем начальнике, об отце и Генри с его гаремом, и о материнстве Пени, ни словом не затрагивая тему операции Мии. Когда к нам спустился Руперт, я посмотрела на свои наручные часы и, поняв, что засиделась, поспешно распрощалась с Пени, которая начала уносить опустошённые чашки обратно на кухню. Уже на пороге я обернулась и встретилась тяжёлым взглядом с Рупертом. Я остановилась, поняв, что он хочет мне что-то сказать. Помедлив секунду, он всё-таки сделал три уверенных шага в мою сторону и, не вынимая рук из карманов хлопковых спортивных штанов, смотря на меня вниз со своей высоты, произнёс шёпотом, чтобы у Пени, и так ничего не слышащей на столь безопасном расстоянии, вообще не осталось шансов на случайные звуки: – Ты борец. Ты всегда выдержишь больше, чем можешь себе представить. – У нас всё получится с Мией, – таким же полушёпотом отозвалась я, мгновенно расстроившись от мысли о том, что Руперт, хотя бы на долю секунды, мог предположить наш проигрыш. – Я сейчас говорю не о Мии, – непоколебимо отчеканил мужчина, отчего мне сразу же стало легче, но в следующую секунду вдруг ещё страшнее от того, что он хотел сказать мне дальше. – Я говорю о тебе. Глава 34. Среда, одиннадцать часов ночи, мы с Нат сидим на чердаке с большими железными кружками горячего чая в руках. У одной из нас – у меня – был насыщенный день, но я твёрдо решила не пить до выходных. Мы с Кристофером пронаблюдали за репетицией Ирмы в спектакле от начала до конца, благодаря чему я в очередной раз убедилась в том, что девчонка буквально выжигает затылок своему белобрысому однокласснику по имени Люк, который при этом весьма посредственно исполнял роль Кассио. В перерыве репетиции я застукала Ирму на школьной парковке курящей в компании Трейси. Нельзя сказать, чтобы я была удивлена, меня в принципе по жизни было очень сложно удивить, но неприкрытое курение шестнадцатилетних соплячек меня достаточно сильно возмутило, чтобы я успела их сфотографировать прежде, чем они спрятали окурки за своими спинами. Теперь у меня был компромат, а у них один-единственный шанс избежать наказания от своих родителей – притвориться, что бросили курить окончательно и бесповоротно. Впрочем, у Ирмы не было родителей, зато был брат, так что отказа от запретного плода ей было не избежать и, кажется, она это осознавала не меньше моего. Дункан всё-таки позвонил мне сегодня. Мы встретились в небольшом ресторанчике его родной испанской кухни, которая оказалась для меня немногим острее, чем хотелось бы. Он попросил меня рассказать ему последние новости из моей жизни, и я рассказала ему о продлении контракта с Риорданами и о происхождении покраснения на моём предплечье, с которого он глаз не сводил. Затем я больше из вежливости, нежели из неподдельного интереса, поинтересовалась новостями из его жизни и узнала многое о том, что он разрывается между двумя работами, чтобы накопить на двухкомнатную квартиру, о том, что параллельно ему приходится финансово помогать своим родителям, и о том, что он лишь месяц назад расстался с девушкой, с которой провстречался три месяца. От услышанного я почему-то ощутила мгновенное дежавю – вот я сижу в кафе с Кристофером, вот он рассказывает мне о своей жизни отца-одиночки и вот я понимаю, что мне не хотелось бы этого знать. Мне не хотелось бы знать, что у кого-то из них есть хоть какие-то проблемы: жизненные, финансовые, долговременные или мимолётные. Просто мой личный жизненный груз был и так слишком тяжек, чтобы я могла или хотела взвалить на свои плечи ещё хотя бы один лишний грамм. Мне просто хотелось иметь под боком крепкого мужчину, не растрачивающего свои силы на решение каких-то проблем, а накапливающего эту силу внутри себя, словно энергосберегающая батарейка. Как бы эгоистично это не звучало, но мне необходимо было банальное зарядное устройство, отрабатывающее без внутренних перебоев и внешних дисфункций. Просто одна здоровенная, доверху заряжённая батарея без воза проблем и обязанностей, подобный которому я тащила через последнее десятилетие своей жизни, в кровь сдирая кожу на своих руках и ногах. И если мне необходимо быть эгоисткой, чтобы признаться в том, что мне нужен мужчина без воза, что ж, я лучше буду эгоисткой, чем обманщицей. Дункан же, уже на втором свидании рассказавший мне о своих проблемах и заморочках, резко утратил для меня тот намёк на интерес, который я начинала лелеять по отношению к его персоне. И всё же я не хотела признавать этого сразу. Я, как вошедшая во вкус истинная эгоистка, всё ещё хотела надеяться на то, что он сможет стать для меня батареей, хотя повода для надежды уже и не оставалось. И вот сейчас, украдкой заглядывая в телескоп, я всего лишь хочу забыть о своём разочаровании, но в моей кружке всего лишь чай, так что и здесь мне надеяться особо не на что. Надежда в принципе не была моим союзником. Возможно, в какой-то степени, являлась даже врагом. Она всё никак не могла умереть во мне с миром, час за часом, день за днём и год за годом истекая во мне обжигающе горячей кровью. Мы с ней так и сожительствовали, запертые в одном теле – убивали друг друга, но убить не могли… Однако меня ещё можно было спасти. Я это знала, ежедневно глядя на свою истекающую кровью надежду. Пока она теплилась во мне крошечным клубком боли, застрявшим в самом центре моего давшего трещину сердца, заставляя меня мучиться ещё сильнее, чем я могла бы с этим справиться без её наличия, я знала, что меня ещё можно спасти. Это может произойти в любой день, в любой час, в любую минуту, либо может не произойти никогда. Поэтому я сейчас и пытаюсь найти для себя батарею, от которой мне можно было бы подзарядиться. Я не хочу опустошить её всю до остатка и выкинуть оболочку на свалку использованных душ – я всего лишь хочу взять из неё немножко энергии, чтобы мне хотя бы засыпалось легче… Просто я хочу хотя бы изредка погружаться в сон быстро, без лишних мыслей и записанной на плёнку моего подсознания боли в грудной клетке. Только и всего. Четверг. Очередная репетиция в школьном театре, очередные фотографии милого сына Криса и очередное вздыхание Ирмы в сторону белобрысого Люка. Из положительного только одна вещь: ожоги от герани на моих руках почти полностью прошли. Столкнувшись с Дарианом перед отъездом за Ирмой, я услышала, как он жёстко говорит по телефону с кем-то из своих партнёров. Не знаю почему, но на протяжении всего оставшегося дня я не могла толком думать ни о чём, кроме как о его тоне, с которым он произнёс слова: “Мне наплевать на ваши проблемы – меня интересует только исполнение нашей договорённости. Если проблема не будет решена в течении ближайших двадцати четырёх часов, вы с процентами выплатите мне те деньги, которые я потратил на вас”. Со слов Джины и Криса я знала, что Дариан редко бывает дома, что часто совпадает с моим присутствием, однако сегодня мы разминулись – он вернулся как раз в момент, когда я уходила. Промелькнув мимо меня в деловом чёрном костюме, он обдал меня шлейфом своего дорогого одеколона, после чего я весь оставшийся день пыталась понять, почему не могу выкинуть этот момент из своей головы. Лишь в конце дня, оставляя Ирму одну дома, так как Дариан сегодня допоздна должен был присутствовать на какой-то светской вечеринке, я поняла, что именно не так. Прежде я никогда не слышала в голосе Риордана высокомерных, строгих, требовательных и тем более агрессивных нот. Сегодня же я расслышала весь этот букет буквально в паре его фраз. Я не могу сказать, что это мне не понравилось, так как я в принципе не должна оценивать настроение своего работодателя, приклеивая на подобные моменты ярлыки “нравится” – “не нравится”. Просто это было необычно. Не так, как я привыкла. Уже скрипя ступеньками нашего с Нат крыльца, я на секунду замерла, заметив, что дверь в дом слегка приоткрыта. Ещё было недостаточно темно, но уже начинало смеркаться, из-за чего проникающий сквозь дверную щель луч света показался мне по-особенному тёплым. С такими соседями, как наши, мы с Нат никогда не оставляли открытыми окна или двери, что сейчас заставило меня немного напрячься. Сделав ещё пару шагов, я аккуратно толкнула дверь вперёд, переступила порог и увидела Нат сидящей в кресле в компании Коко МакДафф, занявшей такое же кресло напротив неё. Сам факт того, что Коко пришла к нам уже спустя несколько дней после пожара, уничтожившего её дом под чистую, напряг меня, отчего я, в предчувствии чего-то нехорошего, неосознанно сдвинула брови. – Таша, ты как раз вовремя, – раскрепощённо взмахнула рукой Нат, после чего я заметила в её второй руке наполовину опустошённый бокал красного вина. – Я уже сказала Натаниэль, что не собираюсь вас выселять, не беспокойся, – произнесла Коко, и я вдруг поняла, что они обе уже слегка захмелели. – У Коко трагедия, – начала огневолосая. – Да, у меня трагедия, – мученически произнесла женщина, слегка запрокинув голову. Коко МакДафф было шестьдесят лет и она была едва ли не идентичной копией актрисы Голди Хоун, что мы с Нат заметили, когда одним из скучных будничных вечеров начали играть в игру под названием “Кто на какую голливудскую звезду похож”. В итоге Нат предоставила мне сомнительные факты моего мимолётного сходства с Мирандой Керр, при этом признав мою внешность менее “сахарной”, сама же Натаниэль в моём ви́дении ни на миллиметр не сдвинулась в сторону от своего двойника Скарлетт Йоханссон, после чего вдруг выяснилось, что наш арендодатель вылетая Голди Хоун, а парень Нат на одну половину Ченнинг Татум, а на вторую – Аарон Тейлор-Джонсон. Оставалось только выяснить, почему все эти люди застряли в захолустном Лондонском пригороде, с заработной платой раз в сто не дотягивающей до голливудских гонораров. – Я слышала о пожаре, – сев на диван между Нат и Коко, тяжело вздохнула я, с облегчением восприняв информацию о том, что нас не собираются выселять (по крайней мере не сегодня). – Дело не в пожаре, – захмелевшим голосом, с разочарованием проговорила Коко. В нашем дряхлом домике, не смотря на температуру снаружи, всегда было достаточно прохладно, чтобы заводить в хозяйстве кондиционер вместо обогревателя. Поэтому, сидя в продавленном кресле с растрёпанными бело-рыжими волосами, украшенными покосившейся маленькой “гулькой”, Коко куталась в мешковатый вязаный кардиган коричневого цвета, при этом регулярно шмыгая носом. Она не простыла – просто недавно хорошенько проревелась, что было заметно по её покрасневшим глазам. Я вновь с облегчением вздохнула, на сей раз от осознания того, что слёзы этой женщины пришлись не на мои плечи, после чего сразу же посмотрела на Нат, по которой было видно, что именно она закрыла своей грудью эту мокрую амбразуру, из-за чего теперь и была наполовину пьяна. Наградив меня невозмутимым взглядом, Натаниэль произнесла уже слегка захмелевшим голосом: “Наливай и себе. Этот вечер будет долгим”, – после чего сделала два внушительных глотка из своего бокала. Непорядок. Так вино не пьют. И потом, откуда у нас красное? Я думала, что оно закончилось ещё в начале мая. – Всё в порядке, честно, – уже наливая вино в по-видимому заранее приготовленный для меня бокал, икнув произнесла Коко. – Я не сильно пьяна и больше точно не собираюсь рыдать. Просто у меня поздний климакс… – И этот козёл тебя бросил, – внезапно вставила Нат, чем подтвердила мои догадки о том, что я действительно многое пропустила. Правда это “всё” наверстать у меня удалось уже спустя какой-то час.