Мы терпеливо дожидались момента, когда посудомоечная машинка отпустит нас своим торжественным пиликаньем. – А вы заметили, как Барни тянулся к моей Мерседес? – усмехнулась Паула. – Да-а-а, – протянула Нат. – Настоящий жених. Пени на пальцах сказала, что её Барни ещё слишком мал, чтобы занимать место жениха для младшенькой из дочерей Паулы, и мы все с ней дружно согласились, активно закивав головами. – Паула, – начала я, обратившись к блондинке, всё ещё раскачивая стаканчик с недопитым пуншем у себя в руках, – я давно хотела у тебя спросить: как ты решилась на рождение не просто трёх детей, а сразу трёх погодок? Ты ведь родила Бениту практически следом за Кармелитой, а уже спустя год с небольшим хвостом у вас появилась Мерседес. – Да уж, – прикусила нижнюю губу Нат. – В век презервативов это странное явление. – Странное явление – это не погодки Рассел, а цвет их кожи, – заметила Коко. – Мерседес ведь совсем беленькая на фоне своих старших сестёр мулаток. – Может быть её подменили в роддоме? – ухмыльнулась Нат. – Всё дело в пигментации кожи, – заулыбалась в ответ Паула. – Но это сложный вопрос. Гораздо проще ответить на то, как я решилась на трёх погодок… Всё достаточно просто – мы с Дарреном не предохранялись. – Как? – округлила глаза Коко. – Совсем? – Нет, не совсем, – отставила стакан с пуншем Паула. – Кармелиту мы специально сделали. Бенита получилась случайно – оказалось, что у меня сместилась противозачаточная диафрагма. В случае же с третьим ребёнком порвался презерватив, но мы слишком поздно это заметили. За противозачаточным решили не ехать, почему-то решив, что снаряд третий раз в одну воронку точно не попадёт. Собственно так и появилась Мерседес, – пожала плечами блондинка. – А знаете, что самое интересное? Что все три раза мы хотели девочек, и, как видите, наши желания сбылись. Но больше рожать я точно не собираюсь. Это ужасно выматывает. Я имею ввиду не только беременность, а в принципе всё материнство. Да я сплю не больше пяти часов в сутки! Если бы не помощь Даррена, наверное бы просто с ума сошла от всех этих распашонок, молокоотсосов, детских криков, грязных горшков, варения детских смесей… – Ладно-ладно, не продолжай, – остановила Паулу я. – Я тебя прекрасно поняла. Теперь ни за что не стану матерью. – А я бы родила себе одного ребёночка, – на выдохе, совершенно неожиданно выдала Нат. – Ты?! – в один голос удивились мы с Коко. – А что? Думаю из меня бы вышла неплохая мать. – Пени спрашивает, – решила перевести вопрос сестры я, – кого бы ты хотела – девочку или мальчика? – Да мне всё равно, – поджав губы, пожала плечами огневолосая, и здесь я поняла, что она это всерьёз. – Лично мне одного сына хватило! – вдруг выпалила Коко. – Он был совершенно неуправляемым ребёнком. Благо что вырос хорошим человеком и уехал жить в Германию, избавив меня от своих хулиганств. Стал уважаемым конструктором, заботливым отцом, думаю, что весьма неплохим мужем… Ах, девочки, как же я иногда по нему скучаю! Мы не виделись уже целых полгода. Таша, не слушай всех этих молодых мамочек. Дети – это счастье, которое, как и всякое другое счастье, можно оценить в полной мере только после того, как оно придёт к тебе лично. – Хочешь сказать, – криво ухмыльнулась я, – что я должна завести себе нахлебника, вырастить его, а потом, когда этот неблагодарный бросит меня и умчиться за своим счастьем на другой конец света, я вынуждена буду ещё и скучать по нему? Ну уж нет. Я точно не собираюсь становиться матерью. Не в этой жизни. – Если не в этой, тогда в какой? – не отставала Коко. “В той, в которой Таша Грэхэм не стала Ташей Палмер”, – мысленно произнесла я, но в ответ лишь молча мотнула головой, влив в себя остатки своей порции пунша. Быть матерью очень тяжело, я уверена в этом. Среди нас сейчас как раз не хватало одной молодой матери, прямой виновницы двух отшумевших на этих выходных празднеств. Она так и не смогла удержать в своих хрупких руках слишком тяжёлый груз материнства. Не знаю, пригласила бы я её на праздник, зная, что она обязательно что-нибудь украдёт из моего дома, но Пени об этом даже не задумывалась. Она не просто пригласила Мишу – она все три дня уговаривала её прийти, но сестра предпочла компанию алкоголя и уже третий день к ряду валялась в своём гараже в обнимку с полупустыми бутылками. Я заходила к ней вчера вечером, видела, как она упала с дивана и не нашла в себе сил подняться… Я забрала со стола уже наполовину выдавленный тюбик клея, который она обязательно бы донюхала, не выброси я его в мусорный бак на соседней улице – смысла выбрасывать на нашей улице не было, Миша всё равно бы нашла его, в очередной раз порывшись в мусорке. Я пыталась об этом не думать. Пыталась не думать о том, что на прошлой неделе Миша, напившись в хлам со своей компанией наркоманов, на всю улицу кричала о том, что лучше она сдохнет как собака, чем примет от кого-то из нас помощь… Вчера вечером, закрыв гараж, я уже подходила к порогу своего дома, когда она бросила на наш с Нат газон пустую бутылку из-под дешёвого пива, после чего выкрикнула в мою сторону, что жалеет о том, что вместо матери ей осталась бесполезная сестра. Она имела в виду, что жалеет о том, что в той автокатастрофе выжила именно я, а не мама. Миша кричала о том, что если бы мама была жива, она бы не допустила, чтобы одна из нас стала наркоманкой. Я слышала это сотни раз, и всё равно всякий раз эти слова отзывались колющей болью в области моего остывшего сердца. Мы десятки раз пыталась помочь Мише, даже один раз засунули её в лечебницу, но, отказавшись от наркотиков, она наотрез отказалась отрекаться от алкоголя и клея. Она стала одной из тех, кому нравится ежедневно умирать громко, нараспашку, чтобы это видели все и никто ничего с этим не мог бы поделать… Она не видела, как её дочери задувают свечи, не наблюдала, как они раскрывают подарки и сама не дарила им подарков, не сидела с нами на кухне после праздников и не разговаривала об успехах своих детей. Вместо этого она прозябала в гараже, с натянутым на голову пакетом, и судорожно дёргалась от очередной дозы клея. Она поставила на кон всё и всё проиграла. Она не имела право проигрывать нас, но она это сделала, и я ни-ког-да не прощу её за это!.. Миша не имела право поступать так с собой!!! Это не она была в той машине, а я! Не по её лицу стекала материнская кровь! Не она осталась единственной выжившей в той катастрофе! Не в её костях с мучительной болью зарастали трещины! Не она провела год в больничной койке, ни разу не выйдя на свежий воздух! Не она три месяца таскала своё тело на костылях! Не она полтора года промывала свой мозг индивидуальными и групповыми психотерапиями! Не её тело превращалось в прозрачный скелет! Не она училась заново есть! Это всё досталось мне! Этот коридор кромешной тьмы проходила я! Сама! В одиночку! Это была моя борьба! Я не выиграла, но выстояла этот бой! И если бы мне пришлось бороться лишь с тем, что я не попала в ту мясорубку и не пережила всего того ужаса, я бы выстояла этот бой ради неё! А она не смогла устоять уже после первого удара! Она упала и, вместо того, чтобы попытаться встать, предпочла навсегда остаться лежачей! Я никогда её не прощу за это! Я не прощу её за то, что она не захотела даже попытаться спасти себя ради меня! За то, что она сделала с собой, за то, что она сделала со мной, я буду зла на неё до тех пор, пока существую! Глава 66. Дариан. Я впервые увидел Её в Женеве. Стоял на террасе своего номера в отеле и рассматривал фотографию, выложенную Ирмой в инстаграм. Всего было десять фотографий, которые я в конечном итоге смутно запомнил, но фото, на котором Она падает с Дакара, врезалось в моё сознание таким ярким пятном, что я минимум трижды в сутки воспроизводил его в памяти. Возможно со временем я бы и перестал думать о героине, решившейся оседлать Дакара, если бы не злосчастный звонок, заставивший меня оторваться от занудного общения с деловыми партнёрами. На мой новый номер телефона никогда не звонили номера, не состоящие в коротком списке моих контактов, поэтому я сразу попытался вспомнить, кому может принадлежать неизвестный мне номер, но понял, что это бесполезно, и поднял трубку. – Слушаю, – коротко произнёс я, но в ответ получил молчание. – Я слушаю вас, – терпеливо повторил я, хотя и не был заинтересован в собеседнике, не способном начать диалог первым. – Добрый день, – раздался чуть дрогнувший, но очень мелодичный женский голос. – Мистер Риордан, мы пока ещё лично не знакомы… Меня зовут Таша Палмер и я… – Таша Палмер, – закрыв глаза и вспомнив фотографии Ирмы, на выдохе оборвал собеседницу я. – Я знаю кто Вы. Ирма выложила в инстаграм несколько фотографий с Вашим участием… Ваш полёт со спины Дакара получился очень красивым. Надеюсь Вы не ушиблись? – попытался быть любезным я, даже не задумавшись, почему Таша Палмер вдруг решила мне позвонить и как она вообще достала мой новый номер. – Нет, благодарю за беспокойство, – неожиданно хихикнула она, и я не смог не отметить красоту её смеха, напоминающий собой звон колокольчиков. – К сожалению я Ваших фотографий не видела, но уверена, что Ваш тандем с Дакаром со стороны более фотогеничен… Эмм… Я звоню Вам по поводу Вашей дочери. – По поводу дочери? – я не понял, что моя собеседница имеет в виду Ирму. – Не переживайте, с Ирмой всё в порядке, – вдруг добавила она. – Я лишь хотела уточнить, действительно ли Вы разрешили ей посетить вечеринку с присутствием на ней до часа ночи? Я могу не переживать об этом? С чего она вдруг взяла, что Ирма – моя дочь? Это заставило меня ухмыльнуться. – Да, конечно, мы с ней договаривались об этой вечеринке. Можете быть спокойны – Вам не нужно контролировать её этим вечером, – почему-то решил подыграть я. – Отлично… – запнулась девушка. – И ещё. Ирма потратила тысячу четыреста фунтов только на платье и туфли, и, судя по всему, это только начало. С этим всё в порядке? Не поймите меня неправильно, просто это мой первый опыт и я совершенно не в курсе того, какой именно суммой Ирма может распоряжаться… – Всё в порядке, – на сей раз я не смог скрыть своей усмешки. – Пока она занята шопингом Вам ничего не грозит. Мне уже пришли оповещения о её покупках – я отслеживаю этот хаотичный процесс, так что можете не волноваться. – Хорошо, спасибо Вам за внимание, – торопливо произнесла Таша. – Не за что… Кто Вам дал мой номер? – когда я понял, что трубку по ту сторону преждевременно положили, я отстранил телефон от уха и ещё с минуту смотрел на дисплей своего потухшего мобильного. Этим же вечером просмотрев сохранённые мной фотографии со страницы Ирмы ещё раз, я заказал на утро билеты до Лондона, с чего-то вдруг решив, что знакомство со служащим персоналом важнее трёх званных банкетов. Таша Палмер неожиданно стала для меня идеальным поводом проигнорировать мероприятия, которые меня совершенно не интересовали и которые всё же каким-то образом были важны для моего бизнеса. По факту, я преждевременно вылетал в Лондон из-за первой на моём пути девушки, неудосужившейся дослушать меня до конца. Когда в пятилетнем возрасте Ирме поставили диагноз “дромомания”, я ещё не знал, что это может стать серьёзной проблемой. Понял это, когда она ушла из дома в третий раз, и нам с Аароном пришлось искать её долгих девять часов. В итоге нашли её мирно сидящей на одной из автобусных остановок Лондона. Не смотря на вездесущих нянек, которых после её третьего ухода мы с Аароном стали к ней приставлять, чем старше Ирма становилась, тем чаще она находила возможность к побегам. Всё закончилось в десятилетнем возрасте. Я отлично помню её последний побег, но не из-за того, что он стал последним, а из-за того, как он закончился. Мы искали её два дня, я поднял на уши всю полицию Парижа, в котором мы проживали уже второй месяц, но всё было безрезультатно, как вдруг на рассвете третьего дня её обнаружили в одной из городских больниц. Когда мне сообщили о месте её нахождения, и без того шаткая из-за последних двух суток почва ушла из-под моих ног. Кроме Ирмы у меня никого больше не было и одна только мысль о том, что этот последний родной мне человек может уйти из моей жизни, едва не раздробил мою душу в осколки. Я сразу вспомнил, как отец принёс её к нам домой из роддома и, протянув пронзительно орущий свёрток мне в руки, сказал: – Держи, теперь это твоё. Сделай что-нибудь, чтобы она не плакала. – Что сделать? – в ужасе округлил глаза одиннадцатилетний я. – Всё что угодно, – широко улыбнувшись, ответила Пенелопа, всё ещё не отошедшая от удачно прошедших родов. С тех пор я делал всё что угодно, лишь бы Ирма не плакала. Я катал её на своей спине, отдавал ей свои деревянные рыцарские мечи, разрешал ей рыться в моей эксклюзивной коллекции солдатиков, которую отец специально выписал для меня из Вены, проигрывал ей в шашки, надувал для неё воздушные шарики, ремонтировал расчленённых ею же кукол, читал ей перед сном невероятно длинные сказки, делал вид, будто не могу отыскать её во время игры в прятки, хотя она всегда пряталась в одних и тех же шкафах, прихлопывая их дверцами края своих приторно розовых платьев. Иногда я даже доедал за неё противную кашу-размазню, которую готовила наша старая кухарка, пока не ушла на заслуженную пенсию, перед этим выторговав у меня не по-детски крупные “отступные”. Я с достоинством проводил её на пенсию, оплатив ей лучший двухнедельный отпуск на Молокаи – какие ещё могут быть отступные!? И всё же я не жалею, что заплатил этой старой плутовке больше, чем она могла бы заработать за пять лет ежедневного труда в нашем семейном поместье в Шотландии. В конце-концов, благодаря её каше мозг Ирмы хотя бы в детстве получал достаточное количество витаминов, чтобы она могла расти более-менее смышлёным человеком. Всё испортил этот треклятый переходный возраст… Теперь вместо скоростной починки кукол мне приходится дарить ей платья, вместо предоставления ей своей коллекции солдатиков я предоставляю ей ещё более новые платья, а вместо игры в шашки мне приходится делать вид, будто я заинтересован её “самыми-самыми” новыми платьями, развешанными вдоль всей её пятнадцатиметровой гардеробной… …Когда мне сообщили о том, что Ирма найдена в больнице, я едва не умер от разрыва сердца, который, впрочем, благодаря своевременному уточнению полицейским информации о том, что её здоровью ничего не угрожает, так и не произошёл. Однако я смог успокоить свои нервы лишь только после того, как собственными глазами увидел свою сестру целой и невредимой. Ирма была страшно бледной и испуганной, более того, она совершенно ничего не помнила. Исходя из слов рыбака, выловившего её из Сены и позже откачавшего её на берегу, Ирма не специально спрыгнула с моста – она перегнулась через перила, зачем-то потянувшись за пролетающей мимо чайкой, и вдруг соскользнула. По его словам, прежде чем с криком полететь вниз и врезаться в воду, она около десяти секунд провисела на перилах, держась за них руками. Свидетели произошедшего подтвердили слова рыбака, которому я, в итоге, подарил золотые часы за спасение жизни своей сестры… С тех пор меня не покидает беспокойство. Ирма вполне адекватный подросток, насколько в принципе может быть адекватным человек в шестнадцатилетнем возрасте, но иногда она вытворяет совершенно неожиданные и странные по своей сути вещи. А вдруг её снова замкнёт?.. …Ирма заговорила только вечером третьего дня после её падения в Сену. Тогда и выяснилось, что она совершенно ничего не помнит. Но самое поразительное заключалось в том, что она не помнила не только последние два дня своей жизни, а в принципе все свои побеги из дома, начиная с первого и заканчивая последним. Поняв это, я больше никогда не разговаривал с ней о её синдроме бродяжничества, но, в отличие от Ирмы, я никогда не забывал о нём, отчего до сих пор держу руку на пульсе. Именно поэтому я не снимал с Ирмы контроль со стороны. С взрослением её стало это сильно допекать, но я не готов был рискнуть её безопасностью, а быть может просто своим спокойствием. Я и так сделал жизнь Ирмы едва ли не сказочной, так что ей приходилось ежедневно смиряться с мыслью о том, что я не откажусь от своей идеи её минимального контроля вплоть до её совершеннолетия. …Как только из нашего дома с криком убежала очередная компаньонка, буквально доведённая Ирмой до белого каления, я заключил с сестрой договор – она терпит следующую кандидатку ровно месяц и, если за тридцать дней Ирма умудрится не накосячить, я освобожу её от надзора. Естественно я знал, что Ирма по-любому накуролесит, так что это скорее была ложь во благо, нежели полноценный обман. И всё же мой план сработал: Ирма, контролируя себя, отлично сошлась с Ташей, поэтому она, явно предпочтя молодую особу старым квочкам, не сильно расстроилась узнав, что я продлил контракт с Палмер. Но всё это было позже. А пока я только что впервые вживую увидел девушку с фотографии, смех которой сутки назад застыл в моём воображении перезвоном колокольчиков. Глава 67. Дариан. Ища аптечку в кухонных полках, я ухмылялся тому, как интересно сложилось, что Таша приняла меня за какого-то Ральфа. Сам факт, что она до сих пор не поинтересовалась, на кого именно ей приходится работать, меня интриговал. В конце концов не каждая девушка может похвастаться напрочь отбитым чувством любопытства, природой заложенным в ней с рождения. От поднесённой мной к её носу ваты, щедро смоченной аммиаком, Таша резко распахнула глаза. Зелёные. Я застыл. – Ты что творишь? – возмущённо пропищала она. Не обратив на её возмущение абсолютно никакого внимания, я взял её ладонь в свои руки, после чего с облегчением выдохнул. – Это всего лишь царапина. До свадьбы заживет… – это утверждение, почему-то, застряло в моей голове на весь оставшийся день. Когда Таша, с головы до ног засыпав меня наглыми колкостями и упрёками, произнесла: “…Я пожала бы твою руку, если бы не боялась того, что в довершение ты мне её окончательно сломаешь…”, – я всё же не выдержал и внутренне сорвался. “Стерва!” – пронеслось у меня в голове, а уже спустя минуту я усмехался тому, как она порхает над “вазой мистера Риордана”. Дурацкая амфора, которая никогда мне не нравилась, в конце своего существования всё же подарила мне приятные впечатления, в виде разбитой самоуверенности нахалки, которой я только что собственноручно перебинтовал запястье. И всё же сам факт того, что Таша отказалась схитрить, заменив разбитую вазу копией, меня разочаровал. Я искренне надеялся на то, что она сжульничает и в будущем благодаря этому я смогу здорово отыграться на ней, но она оказалась сильным игроком, что мне хотя и не понравилось, всё же заинтриговало меня ещё сильнее. Спустя всего каких-то десять минут после моего возвращения домой, меня обозвали быком в посудной лавке, после чего вытолкали из собственной кухни и усомнились в моих водительских способностях… После подобного у меня уже не осталось ни единого сомнения в том, что мы с Ташей займёмся сексом. Тем более у меня был весомый козырь в рукаве – Таша, в отличие от меня, до последнего не подозревала о том, что рано или поздно, но мы всё-таки затащим друг друга в постель. Поначалу мне эта игра в кошки-мышки даже нравилась, но со временем растущее напряжение начало меня злить. Больше всего меня злила сама Таша, причём с завидной регулярностью – практически каждую пятую-десятую минуту нашего общения. Не смотря на то, что именно от меня зависела её заработная плата, она даже не старалась вести себя со мной если не любезно, тогда хотя бы натяжно-приветливо. Слишком отстранённая, слишком ледяная, слишком острая на язык, она совершенно не хотела притворяться, наотрез отказавшись не то что пытаться наладить со мной дружеский диалог, но даже игнорируя мои попытки. Ей было легче держать меня в списке тех, с кем приятно обмениваться колкостями, а не любезностями, но самое интересное заключалось в том, что мне самому хотелось продолжать её колоть больше, чем пытаться подцепить её на крючок псевдодружбы. Откровенно говоря, мне даже нравилась искренность нашей оппозиции. По крайней мере до тех пор, пока я впервые не испытал настоящую злость. Первой волной, предшествующей настоящему цунами, стала встреча в кинотеатре. Ташу подсунул в компаньонки для Ирмы Кристофер, сказав, что у него есть подходящая знакомая, как раз находящаяся в поисках более оплачиваемой работы, поэтому я не сильно удивился тому, что они были вместе. Третий ряд, центральные места, боевик… А ведь могли пойти на мелодраму, идущую параллельно в соседнем зале. Я был уверен, что между этими двумя пока ничего нет. Но вот это вот “пока” меня почему-то напрягало. И всё же так и не успело напрячь до серьёзного беспокойства – вторая волна накрыла меня прежде. Когда Ирма во всеуслышание разболтала о том, что Таша идёт на свидание с неким Дунканом Наварро, инструктором из конного клуба, я сразу вспомнил этого парня, но сделал вид, будто понятия не имею, о ком именно идёт речь. Закрыв папку с документами, я начал изучать Ташу взглядом и, к своему неудовольствию, понял, что она, не смотря на всю свою невозмутимость, начинает розоветь. На сей раз речь шла действительно о свидании, а не банальном походе в кино с давним знакомым. Не знаю почему, но я не сомневался в том, что у Таши нет бойфренда – какой адекватный мужчина выдержит подобный характер? Однако я не уделил должного внимания тому, что она вполне может в любой момент найти себе партнёра – какой адекватный мужчина не будет падок на столь неприкрытую красоту? Прежде, когда мы с Ташей только притирались друг к другу, мы оба вслух заметили, что мы с Ирмой сильно отличаемся в вопросе своих желаний – в отличие от младшей сестры, я всегда знаю, чего хочу. Однако Таша не могла знать того, что я всегда получаю то, на что однажды положил свой глаз.