Последняя наша ссора стала апогеем наших отношений. Задыхаясь, Ширли призналась, что любила меня лишь первые десять лет нашего брака. Она и вправду обожала подаренного мной ей в самом начале нашей семейной жизни пса, который в итоге умер от старости. Она и вправду когда-то любила будить меня звонкими строчками из различных дурацких песенок. Она и вправду прежде хотела готовить ужины только на нас двоих, ожидать моего возвращения с работы, каждый Новый год дарить мне новые запонки, гулять вместе со мной по парку Сент-Джеймс, держаться за мою руку своими обеими руками… Но она не заметила, как ей стало этого мало. Прежде, чем исполнилась наша одиннадцатая годовщина, Ширли впервые изменила мне. Как она сама мне рассказала в очередном своём порыве злости, её измены были нерегулярными – от трёх до пяти раз в год. Исходя из её понимания сложившейся ситуации, её попросту “мучила совесть” изменять мне чаще. Чтобы скрывать свои измены, Ширли знакомилась исключительно с мужчинами из Лондона и исключительно по интернету, не связываясь с “кандидатами” из нашего города. Так и прошли последние пятнадцать лет нашего брака, пока на очередном заранее спланированном свидании моя жена не подцепила Чейза Уоррена, с которым у неё вдруг закрутилась внеплановая “лёгкая” интрижка, в итоге переросшая в бурный роман. Узнав обо всём, я молча собрал вещи и ушёл из собственного дома, хотя стоило бы остаться. Родерик даже не заметил моего переезда в его дом. Он давно уже ничего не замечал вокруг себя. Первое время после случившегося надлома моя жизнь неожиданно показалась мне упоительно спокойной: я наслаждался общением с бабушкой Амелией, которая когда-то вырастила меня в этом самом доме, наслаждался обществом Жасмин и малышки Мии… Но я с горечью ощущал пустоту, которая зияла огромной раной на том месте, где когда-то находились шестеро ярких детей Родерика – в помнящим их детство доме не осталось никого из них. Как именно в моей жизни появилась Ширли я помню в мельчайших деталях – её белокурые локоны, упругая кожа, клубничная помада, заразительный смех… Как же в моей жизни появилась Элизабет я даже вспомнить не могу, хотя это и произошло немногим больше года назад. Просто встретились где-то на улице, просто зашёл починить её сломанный шкаф, просто впервые за двадцать восемь лет переспал с кем-то, а не с Ширли, просто принял на рассмотрение предложение съехаться, даже не подозревая, что эта женщина, поспешно сдав в аренду свою квартиру, переедет в мою спальню, в дом моего брата, и прихватит с собой свою безбашенную дочь. Ширли когда-то, кажется будто в прошлой жизни, была тем человеком, которого я хотел видеть рядом с собой, Элизабет же была самым настоящим снегом, неожиданно свалившимся на мою голову. Таша стала первой, кто высказался против снега в доме её родителей. Она высказала своё мнение после первой же встречи с Элизабет и Хлоей. Просто встала из-за стола, когда Элизабет сказала, что деньги от аренды её квартиры она будет целиком откладывать на покупку новой машины. Не произнеся ни слова, Таша вышла из дома. Я нагнал её во дворе, после чего она, как всегда холодная, но неизменно старающаяся испускать тепло хотя бы ради меня, что у неё удавалось лишь через неимоверные усилия, произнесла: “Как хочешь. Это твоя шея и тебе решать, кому на ней сидеть”. Этими своими словами она выразила не только недовольство новоиспечёнными нахлебниками, но и явно давала мне отсылку на то, что в своё время я уместил на своей шее всю её семью, от которой теперь не осталось даже пыли. От Элизабет был толк только в постели – ни на что другое она не годилась. Она не умела готовить, не знала как стирать нижнее белье отдельно от шерсти, не пылала желанием к помощи по дому, особенно к уборке. Я откровенно запоздало заметил, как она со своей дочерью стали головной болью, которой я заразил всю свою семью. Вакциной же от этого недуга я всё ещё не обладал. Примерив на себя сегодня пятьдесят второй год, я впервые ощутил усталость, которая никак не была связана с моей ночной работой или утренними постельными ухищрениями Элизабет. Я просто внезапно почувствовал, что хочу отдохнуть. Наблюдая до боли очевидную внешнюю разницу между рядом сидящими Ташей и Мишей, я отчётливо понимал, почему Родерик, после потери Стеллы, в итоге не смог поддерживать нормальное общение с этими девочками. Они были болью. Две копии Стеллы, сейчас они находились в том возрасте своей матери, в котором Родерик потерял от неё голову. От того, как именно Таша сохранила в себе образ Стеллы, становилось откровенно не по себе. Я бы, наверное, чокнулся, ежедневно наблюдая свою трагически погибшую возлюбленную молодой, красивой и, главное, живой. Только цвет её глаз после реинкарнации резко изменился – из завораживающе васильковых перекрасился в умопомрачительно мятный… Таша, не смотря на своё внешнее преимущество над Мишей, была внутренне истощена не меньше своей сестры. От того, насколько она была измождена, можно было, лишь дотронувшись до её кожи кончиками пальцев, покрыться ледяной коркой… Сам факт того, что Родерик не смог согреть своих детей, заставлял меня чувствовать за собой вину. В конце концов это я был их третьим родителем… И всё равно нас с Родериком оказалось слишком мало для них. Слишком мало для себя. Потеря Стеллы приравнялась к остановке сердца семьи, а мозг не способен прожить больше пяти минут после остановки сердца. Мы не прожили и минуты. Глава 81. – Но почему мы должны идти с тобой? – лепетала Коко, принимая из моих рук вишнёвый пирог. – Нас ведь даже не приглашали! – Потому, что наша стойкая Таша не сможет без нашей помощи выдержать компании своей “весёлой” семейки, в которую внедрились ещё более “весёлые” чужаки, – положив локоть мне на плечо, самодовольно ухмыльнулась Нат, уже успевшая переодеться в свои новые джинсы и сиренево-розовый пуловер. – Так, Таша? – Так. Поэтому вы пойдёте со мной. – Да без проблем! – не прекращая жевать резинку, усмехнулась Нат, отпихнувшись от меня. – Но это ведь неприлично, без приглашения… – продолжала вздыхать Коко. – Брось! – развела руками огневолосая. – Хоть посмотрим на этот курятник изнутри. Извини. Ничего личного, – прислонив руку к груди, посмотрела на меня исподлобья подруга. Я уже давно разучилась обижаться на нечто подобное. Тем более как ещё можно было назвать дом, в котором все кричат и носятся со своими мелочными проблемами словно куры с яйцами? Сегодня был сложный понедельник. Сначала завтрак в компании Генри, что приемлемо, и Миши, что опустошает, состоящий из приготовленных мной с утра пораньше кексов, недотягивающих до маминого мастерства, затем шесть часов в компании Ирмы, приписывающей себе осеннюю депрессию, а ведь осень ещё даже толком не вошла в свою полную силу, да и едва ли Ирме могло быть известно, что такое настоящая депрессия… Минимум час мне пришлось потратить на разговор с девчонкой о планах на её выходные: два посещения салона красоты, шопинг в компании Трейси, вечеринка у кузины матери Трейси и так далее по пунктам. Как с таким списком безнадёжно бесполезных развлечений у подростка может развиться осенняя депрессия? Нет, у нормального человека, принуждающего себя к столь изощрённой пытке, конечно, может, но Ирма ведь “ненормальная”, и можно сказать, что она не просто доброволец, а ярый поклонник подобной траты времени, и тем не менее сегодня она ничем не была довольна. Особенно её раздражал тот факт, что Дариан не сообщал ей дату своего возвращения, из-за чего она не могла по-настоящему расслабиться, каждую секунду ожидая его стука в свою дверь, за которой могло бы на этих выходных пройти отличное пати, знай она наверняка о том, что брат не явится на вечеринку непрошенным хозяином дома и не разгонит избалованных роскошной жизнью малолеток пинками из-под своей крыши. Да, больше всего Ирму раздражало то, что она провела эти выходные тихо-мирно, хотя, как выяснилось, имела возможность оторваться на полную катушку. Если честно, я и сама думала, что Дариан вернётся на выходных, из-за чего, узнав о том, что он задерживается и не сообщает точную дату своего возвращения, неосознанно начала думать о нём. Только к вечеру я поняла, что надеялась на то, что уже сегодня смогу с ним переспать, и что невозможность осуществления этого плана меня расстроила, но лишь настолько, на сколько я была способна расстроиться – кофе на вынос после морально изнурительного рабочего дня, и я уже забыла о том, что в чём-то там разочаровалась. Сейчас же, идя на день рождения Генри вместо того, чтобы лежать под Риорданом, я вновь вернулась к своему дневному разочарованию по поводу того, что Дариан застрял в Дублине. Уже подходя к родительскому дому, я посмотрела на свои наручные часы – ровно девять. Застолье не должно было продлиться дольше чем до одиннадцати часов, но я искренне надеялась на то, что всё закончится если не через полчаса, тогда хотя бы около десяти. Нашему трио, впереди которого со сжатыми зубами шагала я – я ведь не могу пропустить день рождения своего любимого дяди! тем более из-за каких-то там куриц! – оставалось дойти до крыльца именинника каких-то десять метров, как вдруг дверь в дом резко распахнулась настежь и из неё вихрем вылетели Элизабет, с двумя громадными чемоданами в руках, и Хлоя, с орущим свёртком под мышкой. Не смотря в нашу сторону, они быстрым шагом, едва ли не низвергающим землю из-под их ног, прошли мимо и, остановившись лишь у миниатюрной машины Элизабет, припаркованной у тротуара, практически одновременно обернулись. – Бестолочь! – гортанно прокричала Элизабет, смотря куда-то мимо нашего трио – её голос буквально разразился треском в прохладном вечернем воздухе осени. Я посмотрела через плечо и увидела стоящих на пороге Генри и Амелию (последняя похлопывала своего взволнованного внука по руке). Криво улыбнувшись, я утвердительно кивнула Генри головой, и он сразу же наградил меня широкой улыбкой. Мы сидели за кухонным столом, в детстве безжалостно расцарапанным Джереми при помощи бабушкиных спиц, и пили горячий, натуральный чай из малины и мяты. Тот факт, что я всё пропустила, меня не огорчал, зато очень радовал результат этого всего пропущенного. – …Элизабет сказала, что теперь, когда Хлоя родила, нам понадобится больше денег на содержание ребёнка, а значит, меня наконец можно сдать в дом престарелых, а мой чердак сдавать в аренду её подруге, которая согласна платить за него сто пятьдесят фунтов в месяц, – разливая чай по чашкам, светилась от счастья Амелия. – Услышав это, мой славный внук Генри ударил по столу кулаком и сказал, чтобы эта иждивенка, вместе со своей Хлоей и её вечно орущим отпрыском, сейчас же катилась в свою квартиру, пока та ещё пустует после недавно съехавших оттуда жильцов. – Пусть Элизабет тоже доживёт до девяносто трёх лет, как наша прапрабабушка, чтобы её потом в дом престарелых захотели отдать, – смешно нахмурившись, неожиданно выпалила шестилетняя Жасмин и, заметив удивлённые взгляды взрослых, сразу же попыталась оправдаться. – Так дедушка Родерик говорит. Я посмотрела на папу, сидящего за противоположным концом стола (как всегда – подальше от меня). Его отстранённый от общего веселья взгляд сегодня был мне более чем понятен. Я сама этим вечером кусала губы из-за того, что Рикки, пса, которого мама подарила отцу за год до трагедии, сегодня не стало, что в итоге и привело к выселению семейства Элмерз из-под крыши нашего дома. Из слов Амелии, это произошло в обед. Неизвестная машина сбила Рикки на глазах Жасмин и Мии, которые так сильно разревелись, что глаза у них до сих пор были затёрты до красна. Отец, души не чаявший в этом псе, отвёз его, едва живого, в ближайшую ветеринарную клинику. Когда отец вернулся домой без Рикки, Элизабет затронула тему о том, что теперь нам не придётся тратиться на дорогостоящий собачий корм и вообще, если хорошенько переосмыслить семейный бюджет нашей семьи, тогда станет ясно, что бабушкин чердак можно выгодно сдавать лучшей подруге Элизабет, ведь деньги в семье, в которую она подложила свои яйца, всегда нужны, особенно теперь, когда появился вечно орущий и непрестанно какающий младенец… Впервые за последний год с лишним Генри не разочаровал меня. Поэтому, ради дня рождения и мужественного поступка Генри, я, не в силах прекратить думать об ещё одной нити, связывающей нас с мамой, которую мы сегодня потеряли, изо всех сил старалась улыбаться сквозь зубы. За десять лет подобных нитей практически не осталось. Потерять Рикки – всё равно, что потерять живое подтверждение того, что мама присутствовала в этом доме ещё совсем недавно – только вчера кипятила чайник, вязала отцу шарф, принесла сюда крохотного Рикки в бельевой корзине… Она всё ещё присутствовала здесь: в свистке старого чайника, в стуке бабушкиных спиц, в лае Рикки, в стенах этого дома… Но с каждым годом её становилось всё меньше и меньше. Мама испарялась, и я была не в силах удержать её туманный дух своими дрожащими от боли пальцами – мама просто просачивалась через них, оставляя на моих ладонях лишь покалывающее ощущение бессилия, доказательство того, что я всё ещё не с ней… Я всё ещё жива. После ужина, во время которого Амелия неожиданно стала огнём всеобщего веселья, пылание которого здорово поддержали Нат с Коко, я зашла в комнату Жасмин и Мии. – Завтра же вернёмся обратно в нашу комнату, которую отобрала у нас Хлоя, – с вызовом встретила меня на пороге своей спальни Жас. – Генри сказал, что поможет нам переехать. – А я не помню, как мы жили в той комнате, – призналась Мия, но вдруг закашлялась и сразу же полезла под подушку, из-под которой аккуратно вытащила свой ингалятор. – Эй, ты как, – встав на колени напротив кровати Мии, убрала с её маленького белоснежного лба светлые локоны я. – Малышка Мия постоянно кашляет, – вскочив со своей кровати и подбежав к сестре, нахмурившись произнесла Жасмин, отобрав у меня право на поглаживание её лба. – Дедушка Родерик говорит, что после Нового года доктор вытащит у неё из лёгких комочек, который заставляет её кашлять. А до тех пор ей придётся прыскать на этот комочек лекарство из ингалятора. – Скорее бы уже мне вытащили этот комочек, – картавя и шепелявя одновременно, спокойно произнесла Мия, ворочая ингалятор в своих руках. – Тогда я смогу пойти в садик. – Разве тебе не нравится быть дома с бабушкой Амелией? – прикусила нижнюю губу я. – И ты играешь со мной, и девочками Рассел, когда мы возвращаемся из садика, – заметила Жас. – Мне всё нравится, – тихо отозвалась Мия, что заставило меня встать с колен и глупо врезаться взглядом в полупустую книжную полку, чтобы девочки случайно не заметили подступивших к моим глазам слёз. – Кхм… – я уперлась руками в бока. – Ну, какую вам сказку почитать? – Тётя Таша сегодня будет читать нам сказку! – восторженно хлопнула в ладоши Жасмин. – Ура!.. – ещё более восторженно воскликнула Мия, после чего слишком сильно закашлялась, от чего моё сердце едва не оборвалось. – Врачи говорят, что операция может понадобится раньше весны, – не отрывая взгляда от скрипки, лежащей на столе перед ним, произнёс отец. Мы находились в мастерской. Я, как всегда, стояла за его спиной, чтобы он не вынуждал себя лишний раз смотреть на меня. Достаточно было того, что он слышал мой голос, в котором звучали её ноты. – Когда они это сказали? – сдвинула брови я, вдруг ощутив биение своего барахлящего сердца в области горла. – В пятницу. – Что они ещё говорят? – Говорят, что операция может понадобится уже зимой, хотя навряд ли необходимость в ней возникнет до Нового года. Мы замолчали не менше чем на пять минут. Я не хотела говорить что-то вроде: “Мы справимся” или “Мы найдём деньги”. Я не хотела говорить ничего из того, в чём не была уверена хотя бы на пятьдесят один процент. По-видимому отец тоже не хотел. Поэтому мы молчали. – Что произошло с Рикки? – наконец собрав свою волю в кулак и оторвав взгляд от развешанных над отцовской головой завершённых скрипок, поинтересовалась я. В этот момент я ненавидела себя за то, что своими вопросами, без ответов на которые не могла начать новый день своей жизни, давала отцу официальный повод отстраняться от меня. – Я отвёз его в ветеринарную клинику… – отец звучно сглотнул. – Сказали, что если его подлатать, он сможет прожить ещё два-три года. – Значит, его вылечат, – не знаю почему, но я всё ещё сжимала кулаки от напряжения, словно нутром подозревая неладное. – Необходимо было сделать выбор – либо операция стоимостью в восемьсот пятьдесят фунтов, либо усыпление… – отец замолчал, но лишь на секунду. – Я закопал его под розовым кустом, слева от входа в мастерскую. Прежде, чем он озвучил своё решение, я уже знала, что он выбрал. Последние десять лет папа не расставался с Рикки: просыпался с ним, ел, работал и засыпал. Когда речь зашла о восемьсот пятидесяти фунтах за жизнь его лучшего друга, он не отдал за неё ни цента… Я бы поступила точно так же. Нам сейчас необходим каждый цент. И всё ради того, чтобы наконец забрать из рук Мии ингалятор. Её жизнь бесценна на фоне любой из наших жизней. Я уверена, что Рикки понял бы выбор отца, как и уверена в том, что отец ещё долго будет учиться засыпать без привычного комочка тепла в ногах, однажды подаренного ему моей мамой. – Знаешь, – неожиданно начал папа, и я вся сжалась от предчувствия того, что знала, что именно он сейчас мне скажет, – я чувствую её сердцебиение. Обычно я ничего не отвечала на его мысли о том, что мама на самом деле не похоронена на кладбище рядом с Джереми, о котором он никогда со мной не заговаривал, но сейчас, из-за боли о Мии, из-за боли о Рикки, из-за боли о себе самой, не сдержалась: – Везёт, – едва уловимым полушёпотом отозвалась я, – я вообще ничего не чувствую. …Выйдя из мастерской и сразу же зацепившись взглядом за клочок свежевзрыхлённой земли, я на мгновение задержалась у старого куста роз. Эти розы когда-то собственноручно высадила моя мама… Она учила нас быть добрыми к людям, терпеливыми друг к другу, понимающими и прощающими чужие ошибки, отзывчивыми на чужую боль и не забывающими о самом главном – о своей семье. Ничего из того, чему она нас учила, мы так и не усвоили. Без матери мы все превратились в уродов. Каждый по-своему. Глава 82. – Моя идея буккроссинга буквально выбила почву из-под шпилек Хизер, – хитро улыбалась Ирма, наблюдая за тем, как я, сидя напротив её кровати, проверяю конспект с её домашним заданием. – Знаешь какой проект она предложила? Установку в женских туалетах сушки для ногтей! Ха! Ничему её опыт предшественников не учит. Стерва даже не побоялась, что её покровительницей туалетов прозовут, но ведь не прозвали. Честное слово, не понимаю я подхалимства, которое развели вокруг этой девицы слабохарактерные личности. Вот увидишь, при помощи Дариана я так профинансирую свой проект, что эта силиконовая кукла пятнами от зависти покроется. Сегодня же обсужу это с Трейси… – Для того, чтобы я во что-то вложился, – где-то совсем близко за моей спиной неожиданно раздался голос Дариана, заставивший меня сразу же развернуться на своём компьютерном стуле, – меня нужно сильно убедить в том, что вложение того стоит. – Дариан! – резко подскочив, Ирма обняла брата, пока я продолжала смотреть на них снизу вверх. Я очнулась от неожиданности появления Дариана лишь в момент, когда встретилась с ним взглядом. Не желая растягивать это мгновение, я поспешно вернула свой взор в уже проверенный мной конспект и зачем-то начала проверять его заново. – Как вы здесь поживаете? – усмехнулся Дариан, когда Ирма наконец отстранилась от него. – Я хотела сходить в гости к Аманде, но раз ты вернулся…