Лавренко. Я видел эту фамилию в материалах дела. Мысленно поставил себе отметку проверить. — Вы достаточно рассказали о дне убийства, а теперь… — Долго ты еще собираешься выспрашивать? — прервала меня Котлова. — У меня осталось совсем немного вопросов, — ответил я, с трудом сохраняя спокойный тон. — Скажите, Кургин с матерью когда-либо ругались, конфликтовали? — Иногда. Может быть, при мне они немного сдерживались, а что там было наедине — кто знает? Он ведь не просто так ее убил. — Почему вы считаете, что именно Кургин ее убил? — А кто? Вы видели их семейку? — Котлова даже подпрыгнула на стуле. — Что мать, что сын — оба какие-то ненормальные. У меня от них мурашки по коже ходили, а ведь я и так повидала всякого. И еще одно: никогда не видела, чтобы они работали, а денежки-то водились! Значит грязные дела крутили, само собой. А где грязь, там и до убийства недалеко. — Вам известно, чем Марьяна Кургина зарабатывала на жизнь до того, как заболела? — Нет, — отвела взгляд Котлова. — Слухи разные ходили, но всяким россказням верить нельзя. Я поспрашивал Котлову еще немного, но ничего полезного больше не услышал. Она неохотно расписалась в протоколе, после чего прямым текстом заявила, что мне пора уходить. Уже стоя в крохотном коридоре, я решился спросить: — Почему Кургин нанял именно вас? — Ты на что намекаешь? — ее тон снова приобрел враждебную окраску. — Наверное, я не совсем правильно выразился. Мы с вами чем-то похожи — оба оказываем услуги, оба работаем в городе с большой конкуренцией. Как вы добились того, что Кургин выбрал вас? — Да ничего и добиваться не пришлось, — снисходительно ответила Котлова. — Несколько сиделок до меня наотрез отказались работать с Марьяной. Одну из них уволили, но она, мол, сказала, что так даже лучше. Их понять можно. — А что было не так с Марьяной? — Да почти все! Большую часть времени она была не в себе. Несла полнейшую ерунду, иногда кричала в пустоту или выла. А когда приходила в себя… то уж лучше, чтобы не приходила. Иной раз так на меня смотрела — хоть вешайся, прямо холодом из глаз веяло. Я к ней лишний раз старалась не заходить, но она все упрашивала: «Посиди за мной маленечко, посиди». Я сидела, но чувствовала себя так, будто под одеждой у меня шныряют пауки. Сотни пауков, — Котлова поморщилась. — Уж как я не любила с ней работать, не передать словами! Но Кургин платил хорошие деньги. В два раза больше, чем я получала обычно. Да потом, видать, сам не выдержал. За все время нашей беседы я впервые увидел Котлову растерянной. На мгновение из вечно недовольного человека она превратилась в ранимую женщину. Котлова не могла знать об увлечении Марьяны черной магией, но ощущала ее влияние на себе. Ощущала так ясно, что боялась и ненавидела свою работу. Выходя из подъезда, я задумался над тем, что обнаружил отличный мотив убийства. Глава 21 Глава 21 После того, как беседа с Котловой подошла к концу, я ощутил сильный голод, поэтому решил заскочить домой на обед. Сделал два бутерброда с ветчиной, от которых не осталось и крошки спустя несколько минут. Во время еды меня не покидали мысли об убийстве Марьяны Кургиной. Сиделка ненавидела ее, но остро нуждалась в деньгах и вряд ли стала бы убивать курицу, несущую золотые яйца. А если бы и стала, то не таким способом. Медицинское образование давало ей возможность определить точную дозу таблеток, чтобы закончить все тихо и безболезненно. В то же время Котлова ясно дала понять, что Марьяна могла довести кого угодно. Я с легкостью представил, как сиделка целыми днями выслушивает завывания, бредни или настойчивый шепоток: «Посиди за мной маленечко, посиди». В конечном счете не выдерживает, обхватывает руками шею Кургиной и… Мои размышления прервал телефонный звонок. — Марк, я все сделала, — быстро заговорила Дина, — потратила почти половину дня, но добилась того, чтобы жалобу и дело отправили в апелляционный суд немедленно. А еще скопировала записи с камер и разместила их в «облаке». Ссылка у тебя на почте. — Ты только что подняла мне настроение после не самого приятного разговора. Завтра выйдешь на работу? — Посмотрю по самочувствию. Наша договоренность об отгуле в силе, верно? — Конечно. Отдыхай, если потребуется. Закончив разговор, я бросился к ноутбуку и скачал записи. Их было несколько: одна камера висела над подъездом, другая на углу дома, третья располагалась над парковкой. Все вместе позволяли отследить часть маршрута Кургина до места убийства. Надо признать, следователь постарался, когда собирал доказательства. Я впился взглядом в экран ноутбука, наблюдая за тем, как Кургин, слегка прихрамывая, приближался к дому своей матери. Он прошел мимо спортивной машины и здоровенного грузового фургона, после чего скрылся из зоны охвата камеры. То, что это был именно Кургин, сомневаться не приходилось. Качество записи было не из лучших, но черты лица я узнал мгновенно. Время на записи оказалось сбито: 22 ноября 2099 года. Должно быть, настройки камеры были не в порядке. Любопытная деталь, но на картинку она не влияла. Следующая запись была еще короче: Кургин попал в зону видимости всего на несколько секунд. Прошел по дорожке возле дома и свернул за угол в семь часов двадцать восемь минут. Кургин отвернулся от глазка камеры, поэтому его лицо было невозможно разглядеть, однако походка и одежда совпадали. Последняя запись: Кургин приближался к подъезду, возле которого, сидя на скамейке, отдыхала пожилая женщина. Она неловко взмахнула рукой, от чего ее трость упала на землю. Кургин что-то произнес, поднял трость и вернул владелице. Затем вошел в подъезд. Я бросил взгляд на таймер: 19.29. Все в точности совпадало с покадровой распечаткой. Чуть позже Кургин поднимется на третий этаж, отпустит сиделку и задушит свою мать. Я нажал кнопку перемотки. На видеозаписи мелькали люди: одни спешили с работы домой, другие топали куда-то на ночь глядя. В 20.01 вновь появился Кургин. Он вышел из подъезда, нервно осмотрелся по сторонам и зашагал дальше по тротуару. На этом запись обрывалась. Я откинулся в кресле, закрыв глаза. Как можно было объяснить появление невиновного человека на месте преступления точно во время убийства? Пока вариантов было немного: либо записи сфальсифицированы, либо Кургин все же совершил преступление. Последнее было для меня равносильно смертному приговору. С другой стороны, выявить подделку было бы несложно. Даже современные deep-fake технологии оставляли следы, которые можно обнаружить с помощью специалиста. Эта мысль внушила мне некоторую надежду. Я тут же написал знакомому криминалисту сообщение с просьбой проверить записи. Он пообещал, что займется этим завтра, хотя полноценную видеотехническую экспертизу провести не успеет. На этом я не успокоился. Как завороженный, вновь и вновь отматывал запись к началу и наблюдал за перемещением Кургина, как будто от этого что-то могло измениться. Словно после тысячной перемотки запись покажет, как Кургин вдруг разворачивается, не доходя до подъезда, и убегает в противоположную сторону. Ничего подобного не происходило. И все-таки внутреннее чутье, выработанное годами адвокатской практики, подсказывало — я упускаю нечто важное. Нечто, не связанное с Кургиным. Я заставил себя оторваться от созерцания его фигуры и сосредоточиться на окружении. Что не укладывалось в общую картину? Он пришел пешком. Жил далеко от матери, но пришел пешком, а не приехал. Была ли у него машина? Я не знал, но полагал, что была. Денег у Кургина хватало. Ладно, он мог оставить машину в другом месте, чтобы не привлекать внимание, но… «Хватит думать о Кургине! — взревел мой внутренний голос. — Оторвись от него! Неужели ты ничего не замечаешь? Как насчет сиделки?» Сиделки? Причем здесь она? Ни на одной из записей ее не было: только Кургин и пожилая дама на лавочке. Изредка мелькали другие люди, но среди них я бы не пропустил Котлову с ее крупными габаритами. В мозгу что-то щелкнуло. Будто шестеренки встали на место. Да, Тамара Котлова упоминала, что Кургин в тот вечер отпустил ее раньше, около половины восьмого. Вполне совпадало с временем на записи. Однако сиделка так и не вышла из подъезда. Запись длилась чуть больше получаса, за это время я насчитал семь прохожих, но ни один из них даже близко не напоминал сиделку лицом или телосложением. Стало быть, Котлова солгала. Она покинула квартиру раньше, чем объявился Кургин. Либо — и это было еще более невероятной версией — она оставалась внутри все время, пока совершалось убийство. Я радостно выдохнул. Первая неувязка нашлась, за ней появятся и другие. С этим убийством все было как-то неправильно, но я чувствовал, что на шаг приблизился к истине. Мне захотелось отметить успех. Подумав о том, что грамм пятьдесят насыщенного армянского коньяка были бы прекрасной наградой, я успел добраться до кухни, прежде чем осознал, что именно делаю. Я смотрел на бутылку с коричневой жидкостью и ощущал себя робким подростком, которому дарят первую дозу героина. Бесплатно. Сумасшедший кайф. Никакой зависимости. А потом ты не можешь остановиться и продаешь душу за щепотку белого порошка (в моем случае — за рюмку коричневого пойла). Нет, не сегодня. Я наполнил стакан водой из-под крана, жадно выпил все до дна и вернулся в комнату, ощущая привкус хлорки во рту. Время близилось к вечеру. Я позвонил Алисе, но она ожидаемо не ответила. Неужели до сих пор не отошла? Ладно, в таком случае придется сделать другой, гораздо менее приятный звонок. — Марк, я слушаю, — Кристина ответила после первого же гудка. Похоже, жители этого города в один чудесный день потеряли способность произносить фразы, вроде: «привет» или «добрый вечер». Возможно, только при общении со мной. — Алиса все еще гостит у тебя? Не могу до нее дозвониться. Вчера мы поругались и теперь она не берет трубку. — Неужели ты трезвый? — притворно удивилась Кристина. — Обычно, при разговоре со мной язык у тебя заплетается, и вместо слов я слышу только непонятное мычание. — Знаешь, вот поэтому мне и не хотелось звонить трезвым. Ты сразу начинаешь выяснять отношения. Если ее это и задело, виду она не подала. — Ладно, не будем пререкаться, и так настроение ни к черту. Да, Алиса у нас. Она сделала ударение на последнем слове. Не самый приятный способ дать понять, что бывшая жена теперь живет не одна. — С ней все в порядке? Боюсь, как бы эти переживания не сказались, на ее… состоянии. — На беременности. Как вижу, она все тебе рассказала, — заметила Кристина. — Алиса и со мной поругалась. Я пытаюсь с ней говорить, но она молчит или бурчит в ответ что-то недовольным тоном. Между прочим, я ее почти не вижу: либо сидит в своей комнате, либо убегает по делам. — А вы-то почему поругались? — Я предложила ей сделать аборт, — вздохнула Кристина. — Что? Что ты предложила? Теперь стало понятно, почему Алиса ополчилась на меня. Она решила, что оба дорогих ей человека сговорились, чтобы подтолкнуть ее к тому, что кажется ей неприемлемым. Железный дровосек на ее месте и тот бы не выдержал. — Да что тут такого? Я же не настаивала, — рассуждала Кристина. — Просто предложила рассмотреть один из очевидных вариантов. А она сразу вскипела. Разве ты не говорил ей то же самое? — Нет! — заорал я. — Ничего подобного! Но из-за твоих слов она так и подумала. Разумеется, она обиделась! В ее глазах мы стали предателями. Какого черта? Ладно, я привык, но почему ты с ней ведешь себя как стерва? Неужели забыла, как чувствовала себя, когда была беременной? Из динамика смартфона не доносилось ни звука. Я подумал, что Кристина наверняка прервет разговор, но ошибся. — М-да, гормоны у нее скачут, это верно, — в ее вздохе я уловил сожаление. — Может быть, стоило вести себя с ней помягче. В конце концов, она все равно намерена рожать. — Так ты поговоришь с ней? — переведя дух, спросил я. — Пусть перезвонит мне, как только сможет. — Постараюсь, но при одном условии. Меня это не удивило. Чтобы Кристина сделала что-то просто так? Быть такого не может.