– Н-ну… вообще-то более естественно поверить родной бабушке, чем малоизвестной особе… Мне кажется, вы порвали телефонный провод, – добавила она, смущенно кашлянув. Торн внимательно посмотрел на нее: – Снимите, пожалуйста, очки. Застигнутая врасплох этой неожиданной просьбой, Офелия повиновалась. Худая фигура Торна по другую сторону стола сразу сделалась расплывчатой. Он хотел увидеть своими глазами следы побоев – что ж, пусть полюбуется. – Это жандармы, – со вздохом сказала девушка. – Они со мной не церемонились. – Они выяснили, кто вы на самом деле? – Нет. – Вам нанесли еще какие-то побои, которые вы от меня скрываете? Офелия снова кое-как нацепила очки. Ей было ужасно неловко. Она не выносила этой манеры Торна – подвергать людей допросам, как будто должность суперинтенданта подавляла в нем все человеческое. – Ничего серьезного. – Я проанализировал ситуацию и хочу уточнить то, что сказал, – произнес он монотонно. – Вы все-таки отчасти виноваты в том, что я огорчен. – Вот как? – Я ведь просил вас не доверять никому, кроме моей тетки. Ни одному человеку. Неужели я должен все вам разжевывать на каждом шагу? Торн говорил так укоризненно, что Офелия вышла из себя: – Да разве я могла хоть на минуту заподозрить вашу бабушку?! Она, по крайней мере, относилась ко мне гораздо добрее, чем вы все! Торн внезапно побледнел. Офелия слишком поздно осознала, что ее слова звучат как горький упрек. Не каждую истину следует высказывать вслух. – И потом, она ведь живет под вашей крышей, – смущенно пробормотала она. – Под моей крышей, так же как и под вашей, будет жить немало врагов. Чем скорее вы свыкнетесь с этой мыслью, тем лучше. – Неужели вы не доверяли ей с самого начала? – спросила шокированная Офелия. – Ей, вашей родной бабушке?! Где-то рядом раздался механический гул, перешедший в звонкий щелчок. – Подъемник для еды, – объяснил Торн. Он резко встал, откинул деревянную створку в стене и вынул из люка поднос с алюминиевым кофейником. – А можно мне капельку? – вырвалось у Офелии. С тех пор как девушка попала на Полюс, она ужасно тосковала по настоящему кофе. Офелия не сразу заметила, что на подносе стоит всего одна чашка, но Торн уступил ее без единого слова. С учетом его характера, она сочла такой жест весьма благородным. – Я тоже чуть было не погиб из-за этой старой лисы, – сказал он, наливая ей кофе. Офелия подняла на него глаза. Поскольку она сидела, а он стоял, было от чего ощутить головокружение. – Неужели она и вам хотела навредить? – Она пыталась задушить меня подушкой, – невозмутимо ответил Торн. – К счастью, я оказался выносливей, чем она думала. – И… сколько же вам было лет? – Я только что родился. Офелия пристально смотрела в чашку, чувствуя, как ее захлестывает гнев. – Но это же чудовищно! – Отчего же… обычная участь незаконнорожденных. – И никто ничего не сказал, не предпринял? Как же Беренильда может терпеть рядом с собой эту женщину? Торн уселся в кресло и продолжал: – Вы теперь и сами можете судить, насколько талантливо эта старая дама обманывает своих домочадцев. – Значит, никто так и не узнал, что она пыталась вас убить? – удивленно спросила Офелия. – Никто, – буркнул он. – Точно так же, как в случае с вами. – Не хочу вас обижать, – мягко, но настойчиво сказала Офелия, – но каким образом вы узнали о том, что произошло? Вы же сказали, что были грудным младенцем! – У меня прекрасная память. Даже подбитый глаз Офелии за стеклом очков и тот приоткрылся от изумления. Запомнить события первых месяцев своей жизни… Трудно было поверить, что такое возможно. С другой стороны, именно эта уникальная память и объясняла блестящую карьеру Торна как финансиста. Офелия отхлебнула кофе. Горькая жидкость согрела ее изнутри. Ей очень хотелось добавить в нее хоть немножко сахара и молока, но она смолчала: хватит с нее и этого. – А вашей бабушке известно, что вы ничего не забыли? – Может, да, а может, нет, – буркнул Торн. – Мы никогда не обсуждали эту тему. Офелия вспомнила, как он оттолкнул бабушку при встрече на крыльце замка. Теперь она была вынуждена признать, что в тот день плохо разобралась в них обоих. – Я думал, что с возрастом она забыла о своих милых смертоубийственных привычках, – продолжал Торн, отчеканивая каждое слово. – Но та шуточка, которую она сыграла с вами, доказывает обратное. – И что же мне теперь делать? – спросила Офелия. – Вам? Ничего. – Я чувствую, что просто не смогу смотреть ей в глаза как ни в чем не бывало. Во взгляде Торна из-под насупленных бровей сверкнули молнии. Этот взгляд показался Офелии почти зловещим. – Вам больше не придется смотреть ей в глаза. Я отошлю эту женщину подальше, за пределы Небограда. Я ведь сказал, что буду мстить всем, кто посмеет вас обидеть. Офелия поспешно уткнулась в чашку с кофе. Ей стало трудно дышать. Она поняла, что Торн действительно дорожит ею. Это не было притворством, он никогда не бросал слов на ветер. Конечно, он выражал свои чувства топорно, но всегда предельно искренне. «Он относится к нашему браку гораздо серьезнее, чем я», – подумала Офелия. И от этой мысли ей стало совсем плохо. Пускай он трудный человек, но ей вовсе не хотелось причинять ему боль или унижать, отказывая в любви. – Есть другая неотложная проблема, которую я должна с вами обсудить, – откашлявшись, сказала она. – Кроме вашей бабушки, у меня появился еще один враг. Торн нахмурился так сильно, что его брови сошлись на переносице. – Кто? Офелия собралась с духом и рассказала ему историю с шантажом Густава. По мере того как она говорила, лицо Торна меняло выражение. Он смотрел на нее с такой оторопью, будто перед ним сидело самое невероятное существо, когда-либо созданное природой. – Если Беренильда не потеряет ребенка перед спектаклем в весенней Опере, меня опять бросят в тюрьму, – заключила Офелия, теребя свои перчатки. Торн откинулся на спинку кресла и провел рукой по светлым волосам, которые и без того были тщательно приглажены. – Да, с вами не соскучишься. У вас прямо талант наживать себе врагов. Ладно, я займусь и этим. – А как? – робко прошептала Офелия. – Неважно, как именно. Даю вам слово, что этот мажордом больше не причинит никакого вреда ни вам, ни моей тетке. Офелия в один глоток допила оставшийся кофе, но у нее все еще стоял ком в горле. Она и не надеялась, что Торн с такой готовностью возьмет на себя все ее заботы. И ей было ужасно стыдно за ту враждебность, с которой она относилась к нему. Часы интендантства прозвонили шесть утра. – Мне нужно вернуться к себе, – сказала Офелия, отставив чашку. – Я и не думала, что уже так поздно. Торн встал и отодвинул перед ней дверь гардеробной, как открывают обычную дверь перед дамой. Офелия просто не могла уйти молча, не сказав ему ни одного теплого слова. – Я… Я вам очень благодарна… – запинаясь, пробормотала она. Торн поднял брови. Внезапно он показался ей слишком чопорным в этом своем мундире с эполетами, тесно облегавшем его длинное худое тело. – Хорошо, что вы доверились мне, – пробурчал он. И добавил после короткой неловкой паузы: – Я, наверно, показался вам сегодня слишком резким… – Это моя вина, – прервала его Офелия. – В прошлый раз я вела себя недостойно. У Торна резко дернулись губы. Трудно было определить, что это – попытка улыбнуться или смущенная гримаса.