Торн задумчиво помолчал, потом медленно наклонился к Офелии и схватил ее за руку. Не успела она вырваться, как он сам выпустил ее, распрямился и иронически спросил: – Вы так полагаете? С этими словами он вышел из кухни. И только тут Офелия поняла, что он сунул ей в руку какой-то листок. Что это, телеграмма? «Господину Торну, Интендантство Небограда, Полюс Встревожены вашим молчанием прилетим как только сможем – Папа Мама Агата Шарль Гектор Домитилла Бертран Альфонс Беатриса Роже Матильда Марк Леонора и др.» Проходящая сквозь зеркала – В присутствии монсеньора Фарука стойте с опущенными глазами. – Но при этом держись независимо! – Заговаривайте только тогда, когда к вам обратятся. – Покажи себя прямой и откровенной! – Офелия, вы должны заслужить оказанное вам покровительство. Выражайте смирение и признательность. – Ты представительница Анимы, девочка моя, никому не позволяй третировать себя! Даже сейчас, в кабине лифта, Беренильда и тетушка Розелина продолжали наперебой осаждать Офелию противоречивыми советами. На самом деле девушка не слушала ни ту ни другую. Она пыталась умилостивить свой шарф, который, обезумев наполовину от радости, наполовину от гнева, туго обвивал ее шею, плечи и талию. Он ужасно боялся, что его снова разлучат с хозяйкой. – Ах, почему я не сожгла эту гадость, когда вас тут не было! – вздохнула Беренильда, обмахиваясь веером. – Ну можно ли показаться при Дворе в таком невоспитанном шарфе?! Офелия подняла кружевной зонтик, выпавший у нее из рук. Беренильда нарядила девушку в шляпку с вуалеткой и в платье ванильного цвета, легкое и воздушное, как взбитые сливки. Оно напоминало Офелии наряды ее детства в те летние месяцы, когда вся семья отправлялась на пикник. Такое облачение казалось ей гораздо неуместнее шарфа на этом мрачном ковчеге, где летняя температура никогда не поднималась выше пятнадцати градусов. Лифт мягко затормозил. – Семейная Опера, почтенные дамы! – объявил грум. – Наша компания сообщает вам, что следующий лифт для пересадки ждет вас на другой стороне холла. В последний раз Офелия проходила по сверкающему паркету Оперы в ливрее Мима и с веслом в руке вместо зонтика. Теперь ей тоже казалось, что она играет чью-то чужую роль, только уже в дамском платье. Лишь одно оставалось неизменным – у нее все еще болело ребро. Им навстречу спешил другой грум: – Наш лифт ожидает вас, почтенные дамы! Монсеньор Фарук выразил горячее желание принять вас. Иными словами, правителю уже не терпелось их увидеть. Офелия с опаской проходила мимо шеренги жандармов, охранявших подходы к лифту Башни. Неужели для подъема на один-единственный этаж требуется такая надежная охрана?! – Помните, что мы не в посольстве, – предупредила ее Беренильда, пока грум задвигал позолоченную решетку. – Начиная с этой минуты ничего не берите в рот и не принимайте никаких подарков без моего разрешения. Если вам дороги ваше здоровье и ваша добродетель, избегайте также уединенных ниш и безлюдных коридоров. Тетушка Розелина, успевшая схватить пышное пирожное на лифтовом столе с заманчивыми лакомствами, тут же испуганно положила его обратно. – Что вы намерены предпринять относительно моей семьи? – спросила Офелия. – Сейчас их приезд сюда совершенно невозможен. От одной только мысли, что ее брат, сестры, племянники и племянницы попадут в это змеиное гнездо, девушку пробирала дрожь. Беренильда томно раскинулась на бархатном диванчике в кабине лифта. – Доверьтесь Торну. Он уладит эту проблему так, как умеет только он. А пока у вас одна задача – понравиться Духу ковчега. Наше положение при дворе во многом зависит от того, какое мнение Фарук составит о вас. И обе дамы – Беренильда и тетушка Розелина – вновь принялись воспитывать Офелию. Лифт кряхтел и сотрясался, точно роскошный корабль, попавший в бурю… Сейчас девушка чувствовала себя еще более хрупкой и уязвимой, чем в ту минуту, когда она увидела в окошке дирижабля исчезавшую Аниму, или когда будущие родственники испробовали на ней свои когти, или когда жандармы избили ее, а потом бросили в темницу Лунного Света. Каждый раз ей казалось, что больше она уже не вынесет, что следующий удар судьбы попросту разобьет ее на куски. Но она выдержала одно испытание за другим, и теперь впереди новое… Офелия со страхом глядела на дверцы лифта. Через несколько мгновений они откроются и выпустят ее в куда более враждебный мир, чем тот, где она жила прежде. У нее не было ни малейшего желания улыбаться людям, которые заранее, еще до знакомства, презирали ее, видели в ней всего лишь пару читающих рук. Офелия принялась разглядывать свои перчатки чтицы. Эти десять пальцев больше ей не принадлежали. Они были проданы чужакам, как и сама хозяйка. Причем проданы ее родными. Отныне она – собственность Торна, Беренильды, а скоро и Фарука: трех человек, которым она совершенно не доверяла, но которым обязана подчиняться до конца жизни. Офелия оторвалась от созерцания перчаток, медленно подошла к лифтовому зеркалу, приподняла вуаль и внимательно вгляделась в свое лицо. Скоро синяки исчезнут, царапина Фрейи на щеке заживет, и Офелия обретет привычный облик. Но ее взгляд никогда уже не будет прежним. На его долю выпало слишком много иллюзий. Девушка окунула палец в зеркало, под ее рукой ставшее жидким. Внезапно ей вспомнился день, когда сестра наставляла ее в парикмахерском салоне, за несколько часов до приезда Торна. Что же она ей говорила тогда? «Очарование – лучшее оружие женщины, и нужно им пользоваться без зазрения совести». И Офелия мысленно дала себе клятву никогда не следовать совету сестры. Совесть и честь были важнее всего. Даже важнее, чем ее руки. Как сказал старый крестный перед расставанием: «Чтобы проходить сквозь зеркала, нужно заглянуть в себя, увидеть себя таким, каков ты есть…» Значит, пока Офелия остается в ладу с совестью, пока она может прямо смотреть в глаза своему отражению, она принадлежит только самой себе, и больше никому. «Я – Проходящая сквозь зеркала. Вот такая я есть, такой и останусь, а не превращусь в пару рук», – пообещала себе Офелия, вынув палец из зеркала. – Двор, почтенные дамы! – объявил грум, нажав на тормоз. – Лифтовая компания надеется, что ваш подъем прошел приятно! Офелия чувствовала, как в душе у нее зарождается новая решимость. Теперь она была готова встретить во всеоружии этот мир фантомов, этот лабиринт иллюзий. Встретить и никогда в нем не заплутать. Решетка лифта раздвинулась, и за ней их ждал ослепительный свет. Post scriptum Теперь я вспомнил: Бог был за это наказан. В тот день я понял, что Он не всемогущ. С тех пор я Его больше никогда не видел. Об авторе Кристель Дабо родилась в 1980 г. во Франции, на Лазурном Берегу, и выросла в доме, полном классической музыки и исторических загадок. Наделенная богатым воображением и скорее романтическим, чем рассудочным характером, девушка начала писать свои первые тексты еще на студенческой скамье. Переселившись в Бельгию, она готовила себя к профессии библиотекаря, как вдруг ее настигла тяжелая болезнь. И только писательство спасло ее сначала в больнице, потом в период долгой реабилитации, а впоследствии стало ее второй натурой. Все это время Кристель принимала участие в работе семинара, который проводило в Интернете сообщество писателей «Серебряное перо». Именно благодаря его содействию она решилась представить на суд публики свой первый литературный опус – «Сквозь зеркала». Кристель Дабо приняла участие в конкурсе произведений для молодежи, который объявило издательство «Галлимар» (Gallimard Jeunesse), вышла в финал и получила Первую премию. К настоящему времени ею написаны второй и третий тома романа «Сквозь зеркала», а скоро появится и четвертый, заключительный. * * * notes Сноски 1 Анима (лат. anima) – душа. – Здесь и далее примеч. переводчика. 2