После уроков он вернулся в кабинет химии. Охваченный гневом и стыдом, он хотел биться головой об стену. «Ничего страшного не случилось. Через несколько дней все забудут о случившемся», – твердил про себя Чхансу, но это был самообман. Ему казалось, что он все еще чувствует прикосновение ее груди к своим ладоням, будто он был скульптором. Ничего не выражающий взгляд и скрывающееся под ним холодное презрение ножом пронзили все тело. Он рвал на себе волосы. С одной стороны, он считал, что учительница поступила с ним слишком жестоко и нечестно, но с другой стороны, понимал, что не сможет жить с таким позором. «Будет лучше, если я умру», – Чхансу открыл стеклянный шкаф и вынул сосуд со ртутью. Он представил, как проглатывает ее. Неизвестно, что станет с ним после смерти, но умерев, он точно не сможет поступить в престижный Сеульский университет и провести ночь с женщиной. Такой вариант его не устраивал. Лучше бы умерла учительница. На мгновение он осознал, что действительно желает ее смерти. На следующий день ее нашли мертвой, все это казалось страшным сном. Чхансу узнал об этом утром от одноклассников. Услышав об этом, он почувствовал невероятное облегчение. Облегчение от того, что причина стыда, которая ночью не давала ему спать, исчезла. Действительно ли он хотел убить учительницу? Он много об этом думал, но не мог ответить ни «да», ни «нет» – он хотел, чтобы она умерла, но мыслей убивать ее у него не было. Убил ли Чхансу учительницу химии? Он и сам не знал. Тело нашли в кабинете химии, и позже стало известно, что умерла она от отравления ртутью. Чхансу был последним человеком, которого видели там. Полиция позвонила ему и спросила, что он делал с ртутью. Он рассказал все как есть. Только умолчал, что трогал учительницу за грудь. И что в ту ночь вытащил из шкафа ртуть и представлял, как убивает ее. Полицейский пристально смотрел на него. «Мы закончили лабораторную работу, я убрал все реактивы на место. Вернулся в класс уже после занятий, но ничего особенного в кабинете не делал. Просто спал на стуле». Полиция поверила показаниям Чхансу, потому что он был первым отличником школы. Какой у него может быть мотив для убийства? Мотив. А насколько он важен? Он не мог понять. Возможно, идея о том, что у всякого следствия есть причина, а у дел больших она непременно веская и серьезная, – это заблуждение. Каждый человек иногда впадает в глубокое отчаяние, но и оно со временем бесследно исчезает. И наоборот, порой самые банальные причины ведут к самым разрушительным последствиям. Как определить эту грань? Мотив ли это? В случае Ли Ынчжу было нечто иное. Что-то заставило ее пойти на убийство безо всякой причины, без каких-либо колебаний. Он страстно желал узнать, что же это. Но ответ мог дать только один человек. Ее освободили. Чхансу прятался рядом с ее домом и наблюдал за ней. Распорядок ее дня не отличался разнообразием. Ее не было дома примерно с десяти утра до часу дня. Сначала она поднималась на холм и на обратном пути шла в общественную баню. После этого отправлялась на рынок, а затем снова домой. По воскресеньям она вместе с мужем ходила в ту самую церковь возле дома Чхансу. Убийца ходила на проповедь и молилась с лицом праведницы, будто ничего не случилось. И на этом все. Ынчжу была обычной женщиной. Даже слишком обычной. Казалось, что она будет следовать своему распорядку до самой смерти. Чхансу подумал, что смысла следить за ней больше не было, она не делала ничего необычного. Он проверил имя и адрес на табличке, прикрепленной к воротам ее дома, а затем нашел ее номер в телефонном интернет-справочнике. Он позвонил ей, чтобы спровоцировать и посмотреть, что она будет делать. Чхансу предполагал, что застигнутая врасплох Ынчжу попытается его найти. Все так и вышло. С виду обычная женщина ловко отследила номер и пришла в супермаркет, откуда ей позвонили. Она не стала плакать и забиваться в угол от страха. Чхансу был доволен. Он ждал ее следующего шага и еле сдерживал себя. Разгадка была близка. * * * Вычислив дом таксиста, Ынчжу вернулась домой. Она не знала, чего ожидать дальше. Потребует ли он денег? Или чего-то еще? В любом случае она не планировала идти у него на поводу. Ынчжу второпях промыла рис и приготовила ужин. Ее движения были быстрыми и четкими, ведь она повторяла их бесчисленное количество раз. Младшая дочь Чохён вернулась из школы, переоделась, собралась на курсы и зашла на кухню. Девочка хихикала, смотря в экран телефона: полумертвые-полуживые зомби атаковали супермаркет, люди умирали в кровавом месиве. Ынчжу предложила ей фруктовый перекус. – Как ты можешь над таким смеяться? – В смысле? – спросила Чохён, вытаскивая один наушник. – По-твоему, этот мерзкий фильм ужасов смешной? Девочки такое обычно не смотрят. – А мне нравятся истории, в которых люди умирают. Это забавно. Ынчжу не ответила. Чохён с детства мечтала стать полицейским или психологом-криминалистом, увлекалась детективными романами и триллерами. Когда Хосон узнал о ее мечте, он сказал, как бы резюмируя для себя: «Получается, ты мечтаешь избавить мир от преступности». Дочь только покачала головой. – Нет, папа. Я мечтаю не о мире без преступности, а о мире, в котором происходят захватывающие преступления. – Преступление – это плохо, каким бы захватывающим оно ни было. – Но, папа. Если не будет преступности, полиция, тюремные надзиратели и репортеры потеряют работу. А этого нельзя допустить. Так что придется мириться с преступностью. Умная не по годам Чохён повесила над своим письменным столом постер «I love mystery»[2] и вела блог, в котором публиковала собственные детективные рассказы. Хосон гордился дочерью и хвалил ее. Ынчжу тоже ее поддерживала, но иногда думала, что лучше бы ее дети поменялись местами. – Мам, а можно еще фрукты? – Нет, оставь брату. – А я видела, как он с друзьями на улице сладости ел. Похоже, Кихён снова прогулял уроки. Ынчжу сильно переживала. Перейдя в старшие классы, он забросил учебу и думал только о своем внешнем виде. В последнее время, когда сын приходил домой, она чувствовала от него слабый запах табака. Ей стало казаться, что он связался с дурной компанией. Особенно Ынчжу беспокоил его друг Тхэсон. По первому его звонку сын сразу бросал все дела и мчался на улицу. Она видела его однажды на улице, он выглядел настолько взрослым, что трудно было принять его за старшеклассника, что-то отталкивающее было в его внешнем виде. Еще более неприятным было то, как на него смотрел Кихён. Это был не взгляд слуги или подчиненного, а ученика, смотрящего на своего духовного учителя, – покорный и почтительный. Казалось, Тхэсон принимал такое отношение Кихёна как должное. Ынчжу несколько раз просила сына не связываться с ним, но сын выходил из себя и отказывался ее слушать. Муж не раз обещал разобраться во всем, при этом даже не отводил взгляд от монитора компьютера: – Я был таким же в старших классах. Это пройдет. Но Ынчжу знала, что сын и муж были из разного теста. Во-первых, их по-разному воспитывали. У Хосона был строгий отец, который не позволил бы ему поддаться дурному влиянию. У Кихёна такого отца не было. Каждый раз, когда Ынчжу думала о сыне, она испытывала такую тревогу, словно бросила собственного ребенка одного у обрыва. Кихён с раннего возраста отличался рассеянностью и упрямством. Его отправили учиться играть на фортепиано – он подрался с девочками, отправили на флейту – размахивал ею над головами детей, а их родители потом обрывали телефон. Сначала она думала, что ребенок просто гиперактивен и это временно. Они пробовали заниматься музыкой, рисованием и спортом, но поведение сына не улучшалось. Ынчжу советовали показать мальчика врачу, но она отказывалась. Ее сын не был болен. Она всегда переживала за него, но повторяла себе, что должна верить в него, – так всегда советовали в передачах по телевизору. Она цеплялась за истории детей, похожих на Кихёна, которые в конечном итоге становились врачами или реализовывались в творчестве. Она думала, что все сбудется, если твердо верить в сына. Ынчжу тоже казалось, что ее ребенок исправился. Возможно, он привык к школе или она сама привыкла к нему. С тех пор как Хосон самоотверженно написал заявление об увольнении во время реорганизации компании, жизнь Ынчжу резко изменилась. Планы на будущее нужно было кардинально пересмотреть, и они начали подумывать об открытии курсов английского языка. Муж специализировался на английской литературе и всегда мечтал стать учителем. Языковые курсы были единственной областью, в которой он мог реализовать свою мечту, не располагая большим капиталом и высоким статусом в обществе. Проблема в том, что большинство тех, кто увольнялся из компаний после сорока, думали так же, как он. И вот Хосон закончил ремонт, нанял преподавателей, даже заключил контракт с водителем микроавтобуса для того, чтобы возить учеников, как вдруг в здании прямо напротив началось строительство еще одного отделения крупной сети языковых курсов. Оно было в несколько раз больше курсов Хосона, а сотни разбросанных вокруг листовок говорили о том, сколько сил было потрачено на рекламу. Муж был готов отдать всего себя мечте, но ему не хватало денег. Он вложил все свое выходное пособие, попросил денег у отца, заложил дом и даже одолжил приличную сумму у друзей. Когда средства кончились, а Ынчжу перестала его поддерживать, Хосон наконец сдался. У него больше не было ни сил, ни денег, он обанкротился. Именно тогда Кихён остался без ее внимания, ушел в себя и стал неуправляемым. Когда они переехали к свекру, сын окончательно отбился от рук. Кихён был против переезда. Он не хотел расставаться со своими прежними друзьями, поэтому каждые выходные убегал в старый район встретиться с ними. Как только его перевели в новую школу, он сразу с кем-то подрался. С детства ему было нелегко заводить новых друзей, а с каждым годом он становился более жестким. Когда они начали дружить с Тхэсоном, жалобы из школы вдруг прекратились. Но с тех пор Ынчжу совершенно перестала узнавать сына, как будто он вылез из кокона и превратился в мотылька. До этого Кихён был просто проблемным ребенком, но теперь стал злобным подростком, который никого не слушал и только играл в видеоигры, закрывшись в своей комнате. Ынчжу винила в этом Тхэсона, в сети которого попал грубоватый, но беззащитный сын. Именно в такие моменты она жалела, что переехала в этот район. «Так не может больше продолжаться», – думала Ынчжу, готовя ужин свекру. Ей нужно было что-то предпринять: заработать на жизнь, отвезти своего ребенка в приличный район с хорошей школой. Может, ей, в конце концов, найти деньги свекра? Где же он их прятал? Накрывая на стол, она притворялась, что смотрит новости, а сама краем глаза продолжала наблюдать за свекром. По-прежнему жалуясь на боли в спине, он медленно отправлял в рот рис и закуски. Больше всего ему нравилось мясо, особенно жареные ребрышки, которые Ынчжу сама мариновала. Свекор брал мясо, откусывал его и долго пережевывал. Затем не проглатывал, а сплевывал и педантично отодвигал на край стола. Слюна, смешанная с мясом, капала вниз. У него были проблемы с зубами, но свекор не мог совладать со своим желанием отведать маринованных ребрышек. Зубы выпадали один за другим. К тому же у свекра был слабый желудок, и он уже не мог нормально переваривать мясо. Но в какой-то момент он решился вставить тринадцать новых зубов. «Да эти зубы еще лет сто мне послужат!» – сказал он, придя от дантиста. Речь шла о зубах, но Ынчжу услышала только слова про сто лет. Имплантация была серьезной операцией, которая требовала много времени. Сначала ему разрезали десны, удалили гнилые зубы и наложили швы. Десны зажили, и установка имплантов растянулась на четыре операции. Ей пришлось почти год бегать вместе с ним в больницу. Тем не менее с новыми зубами свекор некоторое время чувствовал себя очень хорошо, и Ынчжу набралась смелости сказать, что хочет открыть собственное кафе. На разговор ее подтолкнула статья в журнале из салона красоты, в которой говорилось о новом ресторанчике. Владельцы открыли его прямо в своем доме. – Как вы думаете, может, мне тоже стоит открыть семейный ресторанчик? Тут много не понадобится – только аренду оплатить… – Кто в нашем районе будет туда ходить? – Богачки из тех высоток. – Зачем им ходить куда-то, когда можно поесть дома? – Сейчас все так делают. Проще купить, чем готовить. Хосон и дети могут работать на кассе, а я за кухню отвечать буду, сэкономим на зарплатах сотрудникам… – Ты в прошлый раз так же про курсы говорила. – В этот раз все будет по-другому. Тогда у нас не было опыта, мы слишком много потратили… – Оставь эту мысль. Если везения нет, хоть что делай, ничего не получится. Вот на меня посмотри. Президент Пак Чонхи умер, и дело всей моей жизни развалилось. Кто-нибудь мог предположить, что так произойдет? Это то, что я называю невезением. Только человек с манией величия мог так глубоко заблуждаться, думая, что Пак Чонхи погиб из-за невезения свекра. Но Ынчжу только смиренно слушала. – Дочери брали мои деньги – хотели «что-то попробовать», и вам я уже давал однажды. Хватит с меня. Пусть все остается как есть. Даже если ты уверена, где гарантии? А вдруг завтра солнце не встанет на востоке? Свекор постоянно повторял эту фразу. Он сомневался абсолютно во всем. С того дня, как застрелили президента Пак Чонхи и фортуна повернулась к свекру спиной, он перестал верить во что-либо. Посмотрев на свекра, который еле-еле двигал ложкой, Ынчжу подумала, что, может быть, он прав. Когда он приехал в полицейский участок в инвалидной коляске, чтобы защитить свою невестку, был ли свекор убежден, что она никогда никого не убивала? Может быть, он просто притворялся, чтобы сохранить эту однообразную и спокойную жизнь такой, какая она есть. Ее сердце успокоилось, когда она подумала, что сможет убедить свекра дать ей денег. Она снова уставилась в телевизор. Котировки акций, объем экспорта, курсы валют, старшеклассник, избивший учительницу. Ей было нечего сказать, и она вышла из комнаты. Все осталось на своих местах. Хосона не было дома. Ынчжу поужинала в одиночестве и вышла на улицу. Ноги сами привели ее к дому таксиста. Она посмотрела на окна. Свет был выключен. Она подошла к входной двери и проверила почтовый ящик. В нем был счет по карточке и реклама торговой компании. Пак Чонги. Так звали водителя такси. Ынчжу сунула счет в карман и вышла. У дома напротив мужчины устроили драку. Она краем глаза увидела, как Пак схватил кого-то за шиворот. Противник на вид был младше и не отличался крупным телосложением. Но он явно не хотел проиграть Паку и осыпал его ругательствами. Затем повалил его на землю и стал пинать ногами. – Совсем страх потерял! Да как ты посмел, мелкий? Двое соседей пытались их разнять. – Подрались из-за ерунды, а кто за лечение заплатит? Хватит вам. – Этот тип первый начал! Эй, ты, что ты сказал? Ублюдок! Пак Чонги вновь завопил что есть мочи. Ынчжу слышала, как прохожие пытались успокоить обезумевшего таксиста. Она торопливо ушла прочь. Ее сердце ушло в пятки от мысли, что она едва не столкнулась с Паком. Ынчжу долго брела в неизвестном направлении. Внезапно она поняла, что оказалась около того самого ручья, где убила Кан Инхака. Она села на хлипкую скамейку, достала телефон, включила фонарик и стала рассматривать счет Пак Чонги. Кредит наличными на восемьсот тысяч вон, счет на пять миллионов вон, сумма, оставленная в магазине и в баре, покупка товаров в рассрочку в «Магазине на диване» за последние одиннадцать месяцев и так далее. Похоже, у него совершенно не было денег. Почему бы ему тогда не потребовать денег у нее? Ынчжу огляделась. На противоположной стороне ручья то тут, то там стояли одиночные фонарные столбы, но там, где она сидела, было совершенно темно. Если бы она убила Кан Инхака здесь, то с той стороны никто бы ничего не заметил. Ынчжу подумала, что, если Пак Чонги потребует денег, она подкараулит его здесь и расправится с ним тоже. Она заметить не успела, как все тело облепили комары. Она вскочила и поспешила в сторону дома. Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной. – Кто здесь? – от неожиданности воскликнула Ынчжу. – Не бойтесь. Вы не помните меня?