Гамаш заглянул в глаза собаке и понял, что через какое-то время состояние ружья изменится. – Наконец-то, – раздался голос Бовуара из крохотного громкоговорителя. – Вы получили мои сообщения? – Нет, к нам сигнал не приходит. Что за сообщения? – Объявлено чрезвычайное положение. Отпуска отменены. Угроза наводнения по всей провинции. Все довольно плохо. – Плотины? – В опасные места отправлены инженеры-гидрологи для оценки ситуации на месте. Если дамбы прорвет… Но Гамаш этого не сказал. Все знали, что случится, если прорвет огромные плотины электростанций в заливе Джеймс. Однако были и другие места потенциальных катастроф. – Где самое сильное затопление? Пока Бовуар перечислял названия, Гамаш представлял себе карту Квебека и видел опасные точки. Там, где реки вливались в более широкие реки. Естественно, в таких местах стояли малые и большие города. На пересечении важнейших водных путей. – А Святой Лаврентий? – спросил Гамаш и затаил дыхание. В глубине души он уже знал ответ. За несколько часов до этого он собственными глазами видел, как накапливается лед на Лаврентии, и пытался сообщить об этом. Бовуар быстро и лаконично описал затронутые районы. Закончил самым угрожаемым: – Монреаль. – Монреаль, – повторил Гамаш. – Я пытался до вас дозвониться. Здесь назначено совещание. Начало через полчаса. Когда вы сможете вернуться? Гамаш посмотрел на часы: – Через сорок минут. – Поспешите. – Жан Ги… – Oui? – Белла-Белла? – Все еще поднимается. Гамаш посмотрел на юг. В сторону деревни. Он мог бы добраться туда за несколько минут. Потом посмотрел на север. В сторону Монреаля. – Merci, – сказал Гамаш. – Буду, как только смогу. Он вернул микрофон агенту и двинулся к пассажирскому сиденью. Но остановился. – Сэр? – спросила агент. Двигатель машины был включен. Все ждали. – Un moment[17], – сказал Гамаш. На глазах у остальных старший инспектор подошел к крыльцу, вытащил бумажник и бросил несколько купюр к ногам Трейси. Потом быстрым шагом пошел к машине. Со старой собакой на руках. Забравшись в машину, он сказал: – Его зовут Фред. Глава десятая Патрульную машину начало заносить на дороге, но агенту удалось выровнять машину и остановиться в том месте, где на обочине стояли два автомобиля, на которых приехали Гамаш, Клутье и Камерон. Агент высадила их и поехала дальше, открыв окна, чтобы проветрить свой прежде идеально чистый автомобиль, в котором теперь пахло старой мокрой собакой, дорожной жижей и осликами. – Что нам делать, patron? – спросил Камерон. – Возвращайтесь в свое отделение. Вы можете понадобиться для борьбы с наводнением и для возможной эвакуации. А мы едем в Монреаль. В машине агент Клутье спросила: – А что с Вивьен? Что мне сказать Омеру? – Я позвоню ему, когда мы выедем с нагорья и поймаем сигнал. Дождь лупил по лобовому стеклу. Тучи висели низко, смешиваясь с туманом, цепляющимся за лес. – Но я хотя бы могу остаться на этом деле? Продолжить ее поиски? – Вы будете действовать в соответствии с приказом, агент Клутье, – сказал Гамаш. – Как и я. Он посмотрел в сторону леса, где невидимая Белла-Белла несла свои воды в долину. И в деревню Три Сосны. Рут стояла на каменном мосту, наблюдая за работой, кипевшей вокруг. Жители деревни, все как один, наполняли мешки песком. Они занимались этим почти каждую весну, но до сих пор это была лишь мера предосторожности, превратившаяся в традицию, которая переросла в застолье. В празднество. Так они отмечали окончание долгой зимы. Весеннее половодье совпадало со временем сбора кленового сока. Они заполняли мешки песком и устраивали по случаю варки кленового сиропа вечеринку с печеными бобами и блинчиками. В котлах бурлил сок, выкипая до состояния сиропа. Играл скрипач, а дети и Габри стояли вокруг котлов и ждали, когда сладкую жидкость выльют на снег, где она превратится в подобие мягкой карамели, называвшейся tire d’erable. Пока матери и отцы, друзья и соседи наполняли мешки для строительства стены вдоль Белла-Беллы, дети и Габри накручивали tire d’erable на прутики и лизали кленовые конфетки, наблюдая за тем, как возвращаются из леса лошади с новыми ведерками, полными сока. Таким было праздничное окончание зимы. В конце концов, река никогда не выходила из берегов. И причин для беспокойства не возникало. Но нынешний день мало походил на праздничный. Скрипач держал в руках лопату. Дети сидели в безопасности в церкви Святого Томаса – здешнем эвакуационном центре. Никакой tire d’erable. Только усталые и вспотевшие жители деревни. Рут стояла под дождем со снегом и смотрела, как они наклоняются, распрямляются и снова наклоняются, наполняя мешки, словно в каком-то языческом ритуале. – «Я сижу, где посажена, созданная из камня и желания, выданного за действительное», – зашептала Рут строки из своего стихотворения, глядя, как наклоняются и распрямляются ее соседи и друзья. Сгибаются и орудуют лопатами. – «Будто божество, убивающее ради удовольствия, может и исцелять». По указанию Рут жители деревни выстроились в две цепочки, по которым передавали мешки к берегу, где их укладывали один на другой. Стену строили по обоим берегам Белла-Беллы. Старая поэтесса отвернулась от созерцания потных и грязных соседей и посмотрела вверх по течению реки. Рут старалась, чтобы на ее лице не отражались чувства, владевшие ею. Жевала щеки, чтобы скрыть страх. До недавнего времени река была бежевой от пены, а теперь она стала почти черной. Бурление становилось все более и более яростным. Вода подхватывала с самого дна грязь, осадочные отложения и бог знает что еще. То, что лежало без движения десятилетиями, а то и столетиями, теперь было поднято на поверхность. Сгнившее. Разложившееся. Рут наблюдала за тем, как вспухшая река несет с гор обломки льда, ветки деревьев. Набрасывается на них. Захватывает, а потом дробит. Но рано или поздно затор станет слишком плотным. Обломки скопятся в непреодолимую преграду. Преграда перестанет пропускать воду. И тогда?.. До сего дня жители деревни считали Белла-Беллу дружелюбным, мягким существом. Она никогда не обижала их. Но теперь казалось, будто кто-то, кого они хорошо знали, кто-то, кого они любили и кому верили, обратился против них. Только одна вещь могла бы потрясти их сильнее: если бы три громадные сосны в центре деревни сорвались со своих корней и напали на деревню. Габри и Оливье раздавали горячие напитки. Чай, кофе, горячий шоколад, бульон. Месье Беливо, владелец магазина, и Сара, хозяйка пекарни, разносили на подносах сэндвичи. Сыр бри, толстые куски ветчины под кленовым соусом и руккола на багетах, круассанах и pain ménage[18]. Но наибольшей популярностью пользовались сэндвичи, которые приготовила Рейн-Мари, прежде чем занять место среди тех, кто наполнял мешки. – Боже мой, – сказала Клара, вгрызаясь в сэндвич. – Пальчики оближешь! Ее перчатки промокли насквозь, большие руки дрожали от холода. – У тебя что? – спросила Мирна, откусывая громадный кусок багета. – Арахисовое масло и мед на тостовом хлебе, – неразборчиво произнесла Клара, завязнув языком в арахисовом масле.