Их лучи сошлись в одной точке. И тогда они увидели это. Ее. Гамаш уже был здесь раньше, когда вместе с Оливье проверял уровень реки. Тогда они не зашли так далеко, но и с того места он видел кое-что, когда свешивался со стены, а Оливье держал его. Растущий затор. Гамаш обратил тогда внимание на светлые ветки деревьев и листья, подрагивающие в потоке. В ловушке битого льда и скапливающихся обломков. Он медлил, пытаясь присмотреться получше. Но Оливье больше не мог его удерживать, и пришлось прекратить наблюдение. Теперь он вернулся сюда. И в ярком свете фонарей понял свою ошибку. У лесного моста Бовуар принял деревья за тело. А Арман Гамаш сделал здесь то же самое, только наоборот. Принял тело за деревья. Он снова всмотрелся в мешанину льда и обломков деревьев. В мусор и осадки, поднятые со дна рекой Белла-Белла, стремительно несущейся с гор. Там была Вивьен Годен. В том месте, где она упокоилась. Темные волосы, как листья, плавали на поверхности, двигались с потоком. Бледные руки и ноги. Конечности. Теперь со всей очевидностью человеческие. Арман Гамаш перекрестился, и в этот момент Бовуар сунул свой фонарик в руку тестя. – Что ты делаешь? – А вы как думаете? – Бовуар стащил с себя куртку. – Я хочу ее достать. – Это невозможно. – Гамаш встал между Бовуаром и Белла-Беллой и раскинул руки, преграждая ему путь. – Перестань. Но Бовуар не слышал голоса разума. Он смотрел на покачивающуюся голову. На руки. И видел Анни. – Отойдите, – сказал он Гамашу. – Non. – Отойдите. Это приказ. – Non. И тогда Жан Ги сделал то, о чем и помыслить не мог двадцатью годами ранее. Часом ранее. Минутой ранее. Он оттолкнул своего тестя. Тот выронил фонарик и отступил назад, то ли из-за силы толчка, то ли от потрясения. – Прочь с дороги! – взревел Жан Ги. Ему отчаянно нужно было вытащить из воды тело молодой женщины. Это давало ему надежду, что кто-нибудь попытается спасти Анни, если… Поняв, что Жан Ги не откажется от своего намерения, Гамаш обхватил его руками. Заключил его в медвежьи объятия так крепко, что Жан Ги ощутил запах сандалового дерева и почувствовал, как сердце Армана бьется рядом с его сердцем. – Слишком поздно, – сказал Арман прямо в ухо Жану Ги. Но тот продолжал сопротивляться. Наконец бойцовский дух оставил его, и он обмяк в руках Гамаша. – Она умерла, – прошептал Арман, плотно сжав веки. – Она беременна, – прорыдал Жан Ги. – Да. Я знаю. – Анни. Анни беременна. Почти три месяца. Арман открыл глаза. И услышал всхлип. Один-единственный. Вспышку эмоций. Возможно, этот звук издал Жан Ги. А может быть, он сам. А может быть, вскрикнула Белла-Белла. Но потом он понял, кто источник этого звука. Гамаш отпустил Жана Ги, повернулся и посмотрел на тропу. В темноте виднелось более темное пятно. Крупный человек, отец Вивьен, молча стоял на фоне деревьев. Неподвижно. Потом отец Вивьен шагнул вперед. Сделал один шаг, еще один и еще, набирая скорость. Наконец он побежал по тропе. – Омер, стойте! – крикнул Гамаш. Но отец Вивьен продолжал бежать. Он не мог остановиться. Не издавая ни звука, он бежал к реке. Гамаш и Бовуар успели встать между Омером Годеном и водой. Но для Омера они были словно сделаны из бумаги. Он пропахал между ними прямиком в Белла-Беллу. Вошел в воду, раскалывая тонкий лед у берега, и с трудом двинулся вперед. Чтобы достать свою маленькую девочку. Гамаш и Бовуар бросились за ним. Вода была так холодна, что у них перехватило дыхание. Но они прорвались к человеку, рассекающему поток перед ними. Вода бурлила и пенилась, когда Годен, бешено размахивая руками, отбивался от них. Он яростно дрался. Кричал. Выл. Рычал. Рыдал. Удар локтем в голову отбросил Гамаша назад, он упал и погрузился в воду. Такую холодную, что у него сковало грудь и он утратил способность дышать, даже когда чьи-то руки вытащили его на поверхность. Это был Жан Ги. Арман мгновение смотрел на него, потом с трудом и с жутким хрипом смог наполнить легкие воздухом. И снова началась борьба с Годеном. Прошло, казалось, несколько часов, прежде чем он наконец устал тащить их за собой. Как огромный загарпуненный кит, он замедлил движение. Замедлил, рыдая. Потом остановился. Это позволило им оттащить отца Вивьен к берегу. Но Омер Годен еще не сдался. Он опять попытался высвободиться, однако теперь они были готовы к этому. А у него почти не осталось сил. – Перестаньте, – тихо сказал Бовуар. И он перестал. – Вивьен? – Мне очень жаль, – сказал Арман. Омер посмотрел в воду. – Пожалуйста, – прошептал он. – Я должен ее достать. – Мы ее достанем, – пообещал Бовуар, стуча зубами и с трудом произнося слова. Он посмотрел на Гамаша: у того посинели и дрожали от холода губы. Все трое были на грани переохлаждения. А поскольку Омер Годен от шока стал почти невменяемым, их положение было почти катастрофическим. – Не вы, – сказал Омер с дрожью в голосе. – Я. Это я должен ей помочь. Я смогу добраться до нее. Позвольте мне попробовать. – Вода слишком холодна. Вы утонете, – сказал Гамаш, клацая зубами. – Разве это имеет значение? – Имеет. Но Арман понимал его. Он бы тоже попытался. Он бы тоже дрался. Он бы тоже бросился назад в холодную воду. Если бы… Омер отвернулся от него и снова посмотрел на реку. И на дочь в середине реки. Покачивающуюся в потоке, стукаясь телом о лед. Тонкий звук сорвался с губ этого крупного человека.