– Пять лет назад. Рак яичников. – Прошу прощения. – Он помолчал. – Вы поддерживали отношения с месье Годеном? – Никаких отношений между нами нет. Нет того, что вы имеете в виду. Мы просто старые друзья, не больше. – Увидев скептический взгляд Бовуара, она пожевала губы, затем кивнула. – Ну хорошо, хорошо, вы правы. Только у меня отношения не с Омером, а с Вивьен. Она была моей крестницей. Она опустила глаза и уставилась на свои грязные сапоги, потом вскинула голову и посмотрела прямо ему в глаза. Возможно, чересчур прямо, подумал он. – Я должна была сказать вам раньше, но побаивалась. – Чего? – Что вы подумаете, будто я слишком близка. И снимете меня с дела. – Вы правы. Скорее всего, я бы так и сделал. Клутье покачала головой: – Я все испортила. Обещала Катрин, что буду присматривать за ее дочерью. Оберегать ее. Я дала это обещание при крещении и еще раз – у ее смертного одра. Неважно у меня получилось, да? Но теперь я хотя бы могу помочь в поисках ее убийцы. Мне больше ничего не надо. – А Омер Годен? – А что насчет него? – Интерес к нему не только профессиональный? – Нет, конечно. – Вы взяли его за руку. – Просто пыталась его успокоить. Разве вы никогда не держали за руку мать или отца жертвы? Не утешали их? Бовуару пришлось признать, что он никогда ничего подобного не делал. Он видел, как это делает старший инспектор Гамаш. Да и сам он протягивал руку, подходил почти вплотную к этой горькой скорби, но каждый раз что-то останавливало его. Они были разными людьми, с разной психической устойчивостью. Может быть, поэтому он, Бовуар, и покидает Квебекскую полицию. Летит в Париж. В глубине души он знал, что есть некий уровень, которого ему как следователю никогда не достичь. Если Жан Ги Бовуар расследовал нечто осязаемое, нечто, к чему можно прикоснуться, то Арман Гамаш расследовал то, что можно было почувствовать. Он отправлялся на эту территорию хаоса. Охотился. Искал. Шел по следу. Погружался в эмоции, пока не находил одну столь отвратительную, что она выводила его на убийцу. Бовуар останавливался у двери. Гамаш входил в нее. Но это не означало, что Бовуар нечувствителен к эмоциям. Глядя на агента Клутье, он улавливал то, что она чувствует. Что-то наверняка было между ней и Омером Годеном. Впрочем, он сомневался, что Годен в курсе. Интересно, Клутье когда-нибудь признавалась в этом самой себе? – Можно мне поехать с ним, сэр? – спросила она еще раз. Бовуар посмотрел на Омера. День и без того был жесток к нему, а теперь он сидел один на заднем сиденье полицейской машины, пока человек, который убил его дочь, грелся на солнышке. – Езжайте. Наверное, он не стал бы держать Омера за руку, но мог предложить утешение другого рода. Клара, Мирна и Рут отступили, пропуская полицейскую машину. Рут покачала головой и посмотрела на Гамаша и Бовуара, совещавшихся на деревенском лугу: – Разве балбесов не должно быть трое?[25] И в этот момент появилась третья машина. – Не считается. Я поспешила. Из машины вышла Изабель Лакост и, прихрамывая, направилась к своим коллегам. – Кажется, на заднем сиденье патрульной машины сидел месье Годен? – спросила Лакост. – Он арестован? Гамаш объяснил обоим, что он сделал и почему: – Я знаю, что Рейн-Мари не собирается выдвигать никаких обвинений. Это просто несчастный случай. Но надеюсь, нам удастся продержать его столько, сколько понадобится для сбора улик. – Улик против Трейси, oui, – сказал Бовуар, кинув через плечо взгляд на человека, который, как ящерица, грелся в лучах раннего апрельского солнца. Он повернулся к Лакост и Гамашу. – Давайте прогуляемся. Изабель удивленно вскинула брови, подумав, узнал ли Гамаш эти слова. Во время расследования он часто обращался к ним именно с такими словами. Они зашагали рядом с Бовуаром, ожидая, когда он заговорит. – Что вы думаете? – спросил он. – Это будет нелегко, – сказала Лакост. – Доказать, что она была убита. – Можно ли доказать, что она не была убита? – спросил Гамаш. Снова взглянув на Трейси, Бовуар задумался: – Наверное, можно, но я не верю ни в несчастный случай, ни в самоубийство. А вы? – Ни на секунду, – откликнулась Лакост. Гамаш кивнул. Это было убийство. Он знал. Только не был уверен, смогут ли они это доказать. – Вы знали, что агент Клутье была крестной матерью Вивьен Годен? – спросил Бовуар. – Ха, – сказал Гамаш. – Почему она не сообщила нам об этом раньше? – Говорит, боялась, что ее снимут с дела. Но меня она не убедила. Если человек что-то скрывает, значит у него есть какие-то причины, верно? Затем Гамаш рассказал им про Боба Камерона. – Merde, – вырвалось у Бовуара. – У него был с ней роман? – Он отрицает, – ответил Гамаш. – Вы ему не верите? – спросила Лакост. – Не верю. – Думаете, он мог убить Вивьен? – Бовуар не смог скрыть скептицизма в голосе. – Мне кажется, он и Вивьен были гораздо ближе, чем он признает. А там, где есть что скрывать… – Есть и что искать. Что, по-вашему, произошло? – Один из возможных сценариев может быть таким: они договорились встретиться на той второстепенной дороге у моста. Где их никто не увидит. Если там она сказала ему, что носит его ребенка и оставляет Трейси, чтобы жить с ним… – Он женат? – спросила Лакост. – Oui. Двое детей. – И вы думаете, что в какой-то момент он обезумел и столкнул ее с моста, – сказала она. – Или просто оттолкнул, а она упала вниз, пробив перила. Я видел его в игре. Он сильный парень. А это такое инстинктивное движение для левого полузащитника. – Гамаш показал футбольный прием. – Вполне достаточно для того, чтобы Вивьен пробила перила и упала. – А потом он просто ушел? – спросила Лакост. – Когда она оказалась в воде, ее уже невозможно было спасти, даже если он и хотел. И опять на одно мгновение Гамаш почувствовал собственное погружение в ледяную воду. Когда он не мог дышать. – А теперь он боится признаваться, – сказал Бовуар. – То есть вы думаете, что все так и случилось? Гамашу не потребовалось много времени, чтобы дать ответ: