– Non. – Мы все знаем, кто это сделал, – заявила Лакост. – Bon, – сказал Гамаш и пошел было дальше, но остановился, заметив, что Бовуар не последовал за ним. – Я хочу спросить у вас кое-что, – сказал Жан Ги. – Oui? Рейн-Мари обошла деревенский луг и присоединилась к Оливье и Габри у дверей бистро. – Господи боже, он и впрямь тебя ударил, да? – сказал Габри, разглядывая синяк на ее лице. – Ничего такого, чего бы не делал Оноре, и тоже случайно. – Она легонько прикоснулась к синяку на скуле. – Я прикладывала к нему замороженный горох. Они рассказали ей о том, что случилось в бистро, и она отошла на несколько шагов подальше от Карла Трейси, который сидел за столиком на улице. И пил пиво. В восемь утра. – Это тебе ничего не напоминает? – спросил Оливье. – Клоуна в сточной канаве? – предположил Габри. – Нет, я не о нем, а о них. – Оливье показал на трех полицейских, разговаривающих на деревенском лугу. Рейн-Мари наклонила голову, вглядываясь. А потом издала короткий вздох удивления и узнавания. Изабель. Жан Ги. Арман. Трое коллег. Трое друзей. Троица. Крепкие. Вечные. Вместе. – Три Сосны, – сказала она. – Три Балбеса, – проворчала Рут, проходя мимо них в бистро. – Я знаю, что поручил вам это дело, что вы ведущий следователь, но вы не будете возражать, если я сам займусь этим делом? – Прежде чем Гамаш успел ответить, Бовуар поднял руки. – Я знаю, что прошу слишком многого. – У тебя есть полное право брать в свои руки любое расследование. Но позволь узнать – почему? – Это, вероятно, будет мое последнее дело в Квебекской полиции. Вообще в полиции. Я хотел бы закончить им карьеру. Гамаш не ответил, и Бовуар спросил: – Так что? – Тебе не кажется, что это не то дело, каким ты бы хотел завершить карьеру? – Что вы имеете в виду? – Мы вполне уверены в том, что нам известен преступник. – Более чем «вполне», я бы сказал. Трейси практически признает это. – Он признает, что бил Вивьен, но не признает, что сбрасывал ее с моста. По его утверждению, она покончила с собой, и нам будет чертовски трудно доказать, что это не был несчастный случай. И, как ты сам сказал, даже если мы сумеем доказать, что это убийство, вынести приговор Карлу Трейси будет чрезвычайно трудно. – У нас были дела и потруднее, – заметила Лакост. – Верно. – Вы не хотите его отдавать? Из-за Анни? Я видел, как вы сочувствуете Годену. Больше, чем обычно. Арман улыбнулся и кивнул: – Верно. Это задело меня за живое. И да, из-за Анни. Я стараюсь этого не делать, но все равно постоянно спрашиваю себя, что бы я чувствовал, если бы… Тем более после того, как ты сказал о беременности Анни. – Она беременна? – спросила Лакост. Жан Ги кивнул, и она радостно обняла его. – Félicitations[26]. – Merci. – Я думаю, ты чувствуешь то же самое, – сказал Гамаш. – Насчет Вивьен и Анни. – Не совсем. Гамаш посмотрел на своего зятя с откровенным изумлением: – Поясни. – Дело совершенно ужасное. Но я его не персонализирую. Какое-то время Гамаш молча смотрел на него, потом заговорил: – Ты чуть не погубил себя, пытаясь вытащить ее тело. Я часто наблюдал твое отчаянное желание остановить убийцу, но никогда не видел, чтобы ты принимал все так близко к сердцу. – Это не так, – возразил Бовуар. Но потом он сдался. – Ну хорошо, может быть. Трудно оставаться равнодушным. Но я вполне контролирую свои чувства. Не волнуйтесь. Изабель Лакост переводила взгляд с одного на другого. Она понимала, что они оба персонализируют дело. В гораздо большей мере, чем когда-либо. В гораздо большей мере, чем это было бы естественно. Если они не беспокоились, то она беспокоилась. – Bon, – сказал Гамаш. – Я рад передать тебе дело. Позвольте мне быть вашим заместителем на этом деле, patron? – В первый раз? – И если повезет, в последний. Бовуар хохотнул и протянул руку: – Добро пожаловать на борт. Я постараюсь не очень тебя тиранить, сынок. Только не подкачай. – Вы меня уже вдохновляете, старший инспектор. – Кстати, разве вам не пора вздремнуть? – Тебе самому хорошо бы подумать о сне, – сказал Гамаш. – Долгий день позади и долгий день впереди. – Есть еще неотложные дела. Нужно оборудовать временный оперативный штаб. – Твой заместитель наверняка сможет это сделать. – Мой заместитель – это вы. Гамаш хмыкнул и хлопнул Бовуара по руке: – Ну что ж, удачи. Но когда он ушел, улыбка исчезла с лица Армана, уступив место озабоченности. Вернувшись домой, он сразу позвонил своему коллеге из конной полиции. Он звонил. И звонил. Наконец телефон перевел его в голосовую почту. Гамаш посмотрел на часы. Солнце встало чуть больше часа назад. Шлюзы на могучих плотинах открылись чуть меньше часа назад. Что там сейчас происходит? Он оставил сообщение и пошел наверх, подозревая, что ему не удастся уснуть. Но как только его голова прикоснулась к прохладной, свежей подушке, он сразу же отключился. Рейн-Мари, едва державшаяся на ногах, тоже легла, и во сне они перемещались к середине, пока их теплые тела не соприкоснулись.