Телефон звонил, пока журналист пытался объяснить, что все и так уже граничит с катастрофой, поскольку несколько городков оказались затопленными. Гамаш знал, что оба они правы. Графическое изображение на экране показывало, где ведутся работы, чтобы увести воду прочь от населенных пунктов. Телефон звонил. И звонил. Потом его перевели в голосовую почту. Комиссар конной полиции не отвечал. Или не мог ответить. Арман положил трубку. И решил, что отсутствие новостей само по себе хорошая новость. Так или иначе, сейчас он ничего не мог сделать. Он схватил куртку и пошел к Бовуару и Лакост. – Тук-тук, – сказала Мирна. – Кто там? – спросила Клара, не поднимая головы. – Я. – Я кто? – Нет, это не тук-тук шутка[29], – сказала Мирна, входя в мастерскую. – Просто не хотела тебя пугать. Мы ведь, кажется, собирались встретиться в бистро за завтраком? – Извини. Я потеряла счет времени. Мирна села на низкий продавленный диван, как обычно стукнувшись своей внушительной пятой точкой о цементный пол. Она застонала больше от раздражения, чем от боли. Неужели она никогда не научится? Со своей выгодной обзорной точки, по существу с пола, Мирна видела, что Клара рассматривает несколько миниатюр, стоящих на мольберте. – Я тут сижу и пытаюсь понять, справедливы ли твиты, – объяснила Клара. – Говно ли мои работы. – Мы ведь уже назвали этих людей придурками и пришли к мнению, что они не правы. И если ты считаешь, что это плохо, то лучше почитай, что они пишут про возвращение Армана в полицию. Сумасшедший с пистолетом. У тебя хотя бы не пистолет, а кисть. Какой от тебя вред? – Вообще-то, ты удивишься. Мирна достала свой телефон: – Вот послушай. – Не хочу слушать. – «Странность, напряженность, лихорадочность», – прочитала Мирна. – Это про меня или про Армана? – Про Ван Гога. А вот еще. «Музей мог бы сэкономить кучу денег, составив план и поручив это дело малярам с валиками». Это рецензия на раннего Барнетта Ньюмана. Я ее прочитала. Одна из его картин ушла за восемьдесят четыре миллиона. – Долларов? – Нет, собачьих бисквитов. При этих словах Лео поднялся на ноги, размахивая хвостом. Мирна сунула руку в карман и вытащила один бисквит, прежде чем вернуться к своему телефону. – «Он сумасшедший, отчаянно жаждущий победы». – Пикассо? – Гамаш. Клара издала звук, имитирующий рвоту: – Полное дерьмо. Ложь. – Если ты знаешь, что твиты врут про Армана, то почему ты не хочешь принять, что они лгут про тебя и твое искусство? – Потому что одни твиты субъективные, а другие – объективные, – ответила Клара. – Та запись доказывает, что Арман не сделал ничего из того, в чем его обвиняют. А то, что он сделал, спасло всех от ужасных проблем. Деятельность Гамаша рассматривали под лупой, дотошно, и его оправдали по всем пунктам. Но то, что сделала я, – Клара снова обратила свой взгляд на мольберт, – открыто для любых интерпретаций. Я получила электронное письмо из моей галереи в Монреале. Несколько коллекционеров интересовались, могут ли они вернуть мои картины, купленные ими несколько лет назад. Их тревожит, что стоимость моих картин падает. Что я вовсе не настоящий художник, а… как там меня назвали в одном твите? Притворщица. Вообще-то, подумала Мирна, это было одно из самых вежливых определений, какие она видела. – Они просто ничтожества. – Это не значит, что они не правы, – пробормотала Клара, наклоняя голову то так, то эдак. Изучая картины на мольберте. – «Все зловредные истины», – сказала Мирна. – Что ты говоришь? – Это цитата из «Моби Дика», – пояснила Мирна. – Арман вчера говорил эти слова. – Ты считаешь, в тех твитах есть какая-то истина? – Нет-нет, я имела в виду другое. – Мирна покрутила руками, пытаясь перевести разговор в нужное русло. – В них нет правды. Поверь мне. Одна злоба. Но Клара покачала головой. Ее уверенность была поколеблена. – Приходи хотя бы на обед, – сказала Мирна, со стоном поднимая себя с дивана. – Ты должна выйти из мастерской. И из собственной головы. – Или из другого места пониже? – спросила Клара. – Все зловредные… – начала Мирна и услышала смех подруги. – Ты знаешь, какая критика обрушилась на «Моби Дика», когда книга вышла? Теперь он считается одним из лучших романов всех времен. Клара не ответила. Она вернулась к разглядыванию миниатюр на мольберте. Мирна чуть не сказала, что трагедия – это то, что случилось с Вивьен, то, что переживает ее отец. А у Клары просто временный кризис. Ничего более. Но она не стала это делать. Мирна понимала, насколько вредно сравнивать человеческую боль. Забывать об обиде просто потому, что есть вещи и похуже. Она возвращалась по деревенскому лугу в ярких лучах солнца, хлюпая сапогами по влажной земле, и думала о тех миниатюрах, что написала Клара. Наверное, призналась она самой себе, проходя мимо стены мешков с песком, это были не лучшие Кларины работы. Глава двадцатая @CarlTracey: Сейчас не могу встретиться @NouveauGalerie. Чего именно вы хотите? Агент Клутье улыбнулась. Будь она рыбаком, она бы сказала, что рыбка клюнула. Ее позабавил и успокоил осторожный, лаконичный ответ. Но главным образом ее внимание привлекла быстрота, с какой этот ответ пришел. Это был аккаунт Карла Трейси в «Инстаграме», но общалась она вовсе не с Карлом Трейси. У него не было ни сотового телефона, ни сотового покрытия. «Деловые вопросы лучше не обсуждать публично, – напечатала она, заранее придумав ответ. – У вас есть закрытый аккаунт?» На ее телефоне зазвучала музыка из сериала «Бонанза», и она ответила, не сводя глаз с экрана. Стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды других агентов Квебекской полиции в открытом офисе. – Клутье, – сказала она. – Это Бовуар. Мы получили ордер на обыск. Ждите нас у дома Трейси. – Еду, patron. Но она продолжала смотреть на экран, и, когда уже собралась выключить компьютер, на нем появилось единственное слово: «Нет». Ничуть не разочарованная, Клутье только улыбнулась. Именно такого ответа она и ждала, на такой надеялась.