Такие твиты задавали тренд. Не потому, что они представляли собой проницательную защиту творений Клары, а потому, что сами по себе были гениальными творениями. Теперь в «Твиттере» появился еще один аккаунт, открытый кем-то под ником @невежопа. – Ты слишком эмоционально зависимая, – сказала Рут, глядя, как Роза сунула клюв в стакан с холодным чаем. Утка подняла голову и пробормотала «фак-фак-фак». Явно сообразив, что это не виски. – А ты, – сказала в ответ Клара, – невежественная жопа. Все у камина напряглись и замолчали в ожидании ответного удара. Но Рут спустя секунду только хихикнула. – Я сделаю это, – сказал Бовуар, протягивая руку. – Может, лучше я, сэр? – предложил молодой агент. – Я прошел подготовку. И опять старший инспектор Бовуар оказался перед знакомым деревом принятия решений. Вообще-то, с тех пор как он возглавил отдел по расследованию убийств, ему довелось слышать целый лес замечаний такого рода. Оспаривающих его авторитет и определенно ставящих под вопрос его компетентность. Он опять оказался на вербальном перекрестке. Нужно ли ответить так: «Дай мне набор для сбора улик, глупый говнюк. Как я, по-твоему, стал старшим инспектором? Сидел сложа руки, что ли?» Или сказать с терпеливой улыбкой: «Все в порядке, я знаю, что делаю. Но я ценю твое беспокойство». Так мог бы ответить Гамаш. И отвечал не раз, порой реагируя на несколько оскорбительные замечания агента Бовуара. Как-то раз вечером, когда у них за спиной были годы совместной работы, он задал Арману этот вопрос, и тот, посмеиваясь, объяснил: – После того как я выдал что-то особенно покровительственное моему первому шефу, он просто посмотрел на меня и сказал: «Прежде чем начать говорить, агент Гамаш, всегда задавай себе три вопроса». – Не те вопросы, что ведут к мудрости? – осведомился Бовуар, который уже слышал их раньше. – Non. Там утверждения, а здесь вопросы. Ты меня внимательно слушаешь? – Ну и?.. Они сидели на крыльце дома Гамашей в самый разгар лета. Перед Бовуаром стоял холодный чай, перед Гамашем – пиво. Старший инспектор стал загибать пальцы, открывая счет вопросам: – Верно ли это? Хорошо ли это? Нужно ли это говорить? – Вы шутите, да? – сказал Жан Ги, повернувшись в кресле, чтобы посмотреть в глаза Арману. – Может, это работает в нашей частной жизни, но с другими копами? Вас высмеют. – Не обязательно произносить их вслух, – пояснил шеф. И действительно, Бовуар никогда не слышал, чтобы Гамаш произносил эти вопросы, но довольно часто слышал терпеливый и конструктивный ответ. – Вежливость, – сказал Арман. – Как мы можем ждать вежливости от других, если сами невежливы? К тому же, когда мы начинаем сердиться по-настоящему, люди реагируют с бо́льшим вниманием. Иначе это просто белый шум. «Верно ли это? Хорошо ли это? Нужно ли это говорить?» Бовуар заставил себя мысленно перебрать вопросы Гамаша, стоя на мосту и глядя на молодого агента. А потом он услышал собственный голос: – Все в порядке. Я знаю, что делаю. Но все равно спасибо. «Ты глупый маленький говнюк». Да, это тоже нужно было сказать, только, наверное, не вслух. Но теперь ему стало интересно, что именно предпочитал Гамаш не говорить вслух. Бовуар взял у агента оснастку, умело закрепил на себе, потом протянул руку, чтобы взять набор для сбора улик. – Я пойду первым. Если все будет безопасно, присоединяйтесь ко мне. По одному. D’accord? – Oui, patron, – ответили агенты. Повернувшись к старому, трухлявому мосту, Бовуар набрал в грудь воздуха и прошептал про себя: «Не обоссысь, не обоссысь, не обоссысь». Глава двадцать первая Как они могут снова брать этого убийцу в полицию? #теряюуважение @дубина: Ты имеешь в виду самоуважение? Они высадили агента Клутье у местного отделения полиции и под яркими лучами весеннего солнца поехали в морг. Гамаш настоял на том, чтобы самому сесть за руль: Жан Ги выглядел слишком усталым. Веки у него закрывались, и он с трудом держал глаза открытыми в теплой машине, ровно двигавшейся по шоссе. – Я так счастлив за тебя и за Анни, – сказал Арман. – Твоя семья растет. – Как и ваша. Будучи единственным ребенком, который к тому же рос без родителей, Арман всегда хотел иметь большую семью. Чтобы были братья и сестры. Тетушки и дядюшки. Желание это было абстрактным, хотя и сильным. И теперь, когда ему было под шестьдесят, он имел то, что хотел. Детей. Внуков. Сыновей и дочерей. Из плоти и сердца. Он держал их на своих руках, как держал когда-то товарищей по оружию, спасая их жизни. Его семья. – Когда ждете ребенка? – В октябре. – Знаете уже – мальчик или девочка? – Знаем. – Жан Ги улыбнулся тестю. – Только я вам не скажу. Мы с Анни хотим держать это в тайне. – Справедливо. А имя выбрали? Жан Ги рассмеялся: – Этот допрос вам плохо удается, верно? – Надеюсь научиться у вас, patron. Бовуар улыбнулся, и Гамаш замолчал. Зная, что в этом случае Жан Ги проиграет сражение и позволит себе заснуть. Он рассказал Бовуару об обыске в доме Трейси. А Бовуар сообщил о предварительных находках на мосту. И в тишине, наступившей, когда Жан Ги уснул, Гамаш мысленно вернулся к их разговору. – Мы сняли внутри машины три набора свежих отпечатков пальцев, – сказал ему Бовуар. – Вероятно, Вивьен и Трейси. Но кто третий? – Мы можем доказать, что она была не одна? Что с ней кто-то был на мосту? – Нет. И это проблема. Сильный дождь смыл все отпечатки покрышек и обуви. – Жаль. – Гамаш задумался на минуту. – Но мы по-прежнему считаем, что она там с кем-то встречалась. Что-то произошло, и она упала с моста. Или… – Или Трейси последовал туда за ней и убил ее.