– Но если он желал ей смерти, то зачем ждать, когда она уедет? – задумчиво сказал Гамаш, не отрывая глаз от дороги. – Он не показался мне человеком, который действует без плана. Я мог бы еще понять, если бы он не сдержался и убил ее тем вечером дома. Либо намеренно, либо в приступе ярости. Но чтобы следовать за ней? – Он сказал вам, что оставил ее в гостиной, ушел к себе в студию и напился, так? – Oui. – Может, он сознательно доводил себя до бешенства. Представлял Вивьен с другим мужчиной и становился все злее и злее. Он видит, как она уходит, и решает поехать за ней, думая, что жена едет на встречу с любовником. Гамаш кивнул. Это ему было понятно. – Он решает разобраться с ними. Вы верите, что у Вивьен и в самом деле был любовник? – спросил Бовуар и зевнул. – Должен был быть, – сказал Гамаш. – По крайней мере, по твоему сценарию. Иначе зачем она поехала к мосту? – Хорошо. Она едет на встречу с любовником, но разве Трейси не должен был убить и его? – Может, и убил. Хотя это вряд ли, – сказал Гамаш. – Трейси трус, как все насильники и мучители. Он не стал бы нападать на человека, способного дать отпор. – Значит, если он последовал за Вивьен, то увидел ее на мосту одну. В ожидании. И сбросил ее в воду. – Что ты там нашел? – Я обнаружил, что не люблю подгнившие мосты во время наводнений. – Та-а-ак, – сказал Гамаш. – Весьма полезное знание. Что-нибудь еще? – Чтобы проломить перила, не требовалось особых усилий. Они треснули изнутри, и, похоже, недавно. Я думаю, нет никаких сомнений, что именно там и упала Вивьен. – А какие-нибудь реальные доказательства? – Пока их нет. Исследуем дерево на волокна и кровь. Мы сняли секцию перил в том месте, где произошло падение, и отвезли для исследования в лабораторию. Кроме того, у нас есть дорожная сумка Вивьен, – напомнил Бовуар. – Лакост обратила внимание, что вся собранная в ней одежда летняя. – Хм, – произнес Гамаш. – Странно. – Это не единственная странность. Вы знаете о таблетках в сумке? – Да. – Они предназначены для прерывания беременности. – Для чего? – Гамаш покосился на зятя, но тут же снова стал смотреть на дорогу. – Медикаментозное средство для прерывания беременности на ранних сроках. И кажется, она купила их на черном рынке. – Я вот думаю, на каком она была сроке, – сказал Гамаш. Они оба считали, что она уже оставила позади тот этап, который называют ранней беременностью. Но точную информацию можно будет узнать от коронера. – Изабель считает, что Вивьен не сама собирала сумку. Я придерживаюсь того же мнения, – сказал Жан Ги, снова зевнув. Тепло салона и тихое гудение двигателя делали свое дело: Жан Ги чувствовал, что проигрывает борьбу за то, чтобы оставаться начеку. Даже просто бодрствующим. – Ты думаешь, сумку собрал Трейси, – сказал Гамаш. – Да. По-моему, это было самое обычное убийство. Вы нашли кровь в гостиной. А мы нашли кровь в машине. Трейси признает, что бил жену. Либо он убил ее дома, избив до смерти, а потом отвез к мосту и сбросил в воду, чтобы выглядело как самоубийство или несчастный случай, либо же отвез ее туда, пока она была еще жива, и сбросил с моста. – Вряд ли он избил ее до смерти дома. Крови слишком мало. А если она была еще жива, то не стала бы садиться с ним в машину. – Да, это проблема. Не стала бы. По крайней мере, добровольно. – Тогда наиболее вероятное объяснение таково: она потеряла сознание от побоев, он отвез ее туда и сбросил с моста в воду, – сказал Гамаш. – Рассчитывая, как ты говоришь, что это сойдет за самоубийство или несчастный случай. Он собрал дорожную сумку, хватая что попало, и сбросил сумку следом за ней. Вот только люди не собирают вещи, если намерены покончить с собой. Если он хотел, чтобы мы поверили в это, то совершил ошибку. – Тут есть еще одна проблема, – заметил Бовуар. – Кровь найдена со стороны водителя. Похоже, Вивьен получила какое-то повреждение, но все же могла вести машину. – Значит, она сама туда приехала, – сказал Гамаш, поразмыслив. – И нет никаких вещественных доказательств того, что на мосту был кто-то, кроме нее. – Пока нет. Вы думаете, он этого не делал? – Трейси? О нет, это он. Это просто вопрос трактования улик. И их достаточного количества, чтобы убедить суд. Он посмотрел на зятя. Глаза Жана Ги почти закрылись. Через минуту после того, как Гамаш замолчал, Жан Ги уже спал. Когда они подъехали к моргу, Гамаш несколько раз перебрал в голове подробности их разговора, но к решению так и не приблизился. Вернувшись в местное отделение полиции, агент Клутье увидела совсем другого Омера Годена, не похожего на того, которого оставила. – Как получилось, что я здесь, а он на свободе? – спросил Омер. – Выпусти меня. – Я не могу. – Очень даже можешь. Ты чертов коп. Лизетт побледнела. Она не привыкла, чтобы с ней так говорили. И определенно – чтобы так с ней говорил Омер. Она посмотрела в эти разгневанные глаза и поняла своим рациональным умом, что это говорит не Омер. Это говорит его боль. Но что бы ни говорил ей разум, ее сердце сжалось. Она увидела Омера в другом свете. Не как человека, а как отца. У нее самой детей не было, и она не могла в полной мере оценить глубину его чувства к дочери. Теперь она понимала, о чем говорила ее подруга Кати. Об этой связи между отцом и дочерью. Почти что клише, а в некоторых случаях и мифология. Кати давно на это сетовала, но Лизетт, хотя и любила подругу, не могла понять, почему Вивьен влечет к отцу, а не к матери. Кати не была склонна к проявлению чувств. Она была энергичной. Содержала дом в чистоте и порядке. Однако радость в него приносил Омер. Так же как Вивьен принесла в него жизнь. Дом был идеальной маленькой экосистемой. Но Кати оставалась снаружи, зрительницей. Отец обожал дочку с первых ее дней, с пеленок. Но теперь ее не было, и он стал распадаться на части. Его удерживала только ненависть. Старший инспектор Гамаш понял это прежде, чем кто-либо другой. Он знал – наверное, потому, что сам любил свою дочь безоглядно, – на что способен человек в такой ситуации. Что он может сделать. Если его не запереть. Несмотря на это, агент Клутье спросила себя, а такой ли уж большой будет грех, если она выпустит Омера из камеры. Омер, конечно, убьет Карла Трейси. Но приговор ему почти наверняка будет настолько мягким, насколько это допускает закон. Он не понесет уголовной ответственности. И не будет представлять угрозы для общества. Кроме одного человека. Лизетт Клутье. Ее арестуют и будут судить за то, что выпустила его. Но по крайней мере, Омер будет знать, на что она готова была пойти ради него. Другие агенты в помещении, включая агента Камерона, следили за ней, когда она вернулась за свой стол и открыла аккаунт в «Инстаграме». «Подозревают ли они, что у меня на уме?» Да разве это важно? Лизетт Клутье посмотрела на экран и опять увидела короткое «Нет». Постаревшее на несколько часов. Она набрала свой ответ. @NouveauGalerie: Извините. Была занята с покупателями. Нет проблем. Перспективных керамистов хватает. Вы наверняка найдете другие варианты. Удачи вам. Через две минуты она получила ответ. И опять короткий. Но вполне достаточный. В нем содержалось приглашение посетить закрытый аккаунт Карла Трейси в «Инстаграме». Глава двадцать вторая