@NouveauGalerie: Спасибо за допуск. Посмотрел ваши работы. Многообещающие изделия, но не годятся для галереи. Удачи @CarlTracey. @СерьезныйКоллекционер: По-новому смотрю на купленный мной портрет Морроу. Три смеющиеся старухи. Слабее, чем мне показалось вначале. Поверхностный. Охренеть. Посмотрите это видео. #ГамашАтстой Гамаш знал, что в морге стоит специфический запах. Причем вовсе не тошнотворный аромат гниения. После многих лет нахождения рядом с трупами и убийцами он чувствовал этот запах на расстоянии. Нет. В морге пахло безукоризненной, чуть ли не суровой чистотой. От которой у него выворачивало желудок. Когда распахнулась дверь, его обдало стерильным воздухом, и он поспешил взять себя в руки. Но на сей раз неприятные ощущения в глубине желудка были вызваны не запахом. И даже не тем грызущим чувством, что здесь, на этом металлическом столе, могла лежать Анни. Только один раз в своей карьере Арман Гамаш испытал это особое ощущение. Это было сомнение. Не в том, что они смогут найти убийцу, – он был уверен, что они его уже нашли. Сомнение в том, что они смогут убедить суд. В тот другой раз, в его первый год работы главой отдела по расследованию убийств, у него и в самом деле случился провал – убийца ушел от наказания. А сегодня он смотрел на тело Вивьен Годен. Видел синяки на нем. Видел рассечение ее брюшины. И чувствовал накатившую на него волну тошноты. – Что у вас? – спросил Жан Ги Бовуар у доктора Харрис. – Как видите, на теле множественные повреждения. Некоторые травмы явно получены после смерти, но некоторые нанесены еще при жизни. – Ее избили, – сказал Бовуар. – Ну… – Что «ну»? – резко сказал он, но тут же поднял руки, извиняясь. – Désolé. – Все в порядке. Я чувствую то же самое. Это особенно мерзкий случай. Проблема в том, что я не могу определенно сказать, какие повреждения она получила перед самой смертью, а какие – когда ее несла река, но она была еще жива. На ней есть и более старые синяки. – Доктор Харрис показала на желтые и зеленоватые отметины на руках и ногах Вивьен. – Но вот здесь… – коронер показала на другие отметины, – идентифицировать труднее. – Они свежие, – сказал Гамаш. – Oui. Но что послужило их причиной? Человек? Или камень, или ветка дерева? Ее нес быстрый поток. Она могла получить там множество повреждений, даже все, которые мы видим. Они посмотрели на обнаженное, избитое тело Вивьен. – А плод? – спросил Гамаш. – На каком сроке? – Я бы сказала, ей приблизительно двадцать недель. – Ей? – спросил Бовуар. – Это девочка? Он побледнел и посмотрел на своего тестя. И тогда Арман понял. У Анни и Жана Ги будет дочь. Девочка. – Да. Если доктор Харрис и заметила этот обмен взглядами между двумя мужчинами, то предпочла ничего не говорить. – Наверняка я могу утверждать только то, что она попала в реку еще живой. У нее вода в легких. – Если вам придется отвечать на вопросы в суде, – заговорил Гамаш, давая Жану Ги время обрести хладнокровие, – что вы скажете о повреждениях? Она снова посмотрела на тело: – Часть повреждений, возможно, была получена до того, как жертва попала в воду, но большинство имеют признаки, отвечающие ударам тела о камни. Когда тело, несомое водой, хаотически переворачивается. – Вы говорите, что большинство повреждений – следствие ударов тела о камни, – сказал Бовуар, придя в себя. – Но не все? – Есть два кровоподтека, определить происхождение которых будет труднее. Доктор Харрис показала на верхнюю часть груди Вивьен, чуть ниже ключицы. Бовуар и Гамаш наклонились ближе. Поначалу это выглядело для них как одна большая синяя отметина на груди. Но, присмотревшись, они разглядели, что отметин две. По одной на каждой стороне груди. Словно что-то застряло под кожей. Арман надел очки и наклонился еще ниже: – Как они могли появиться, по-вашему? – В качестве догадки? – Доктор Харрис выставила руки ладонями вперед и изобразила толчок. – Ее толкнули, – сказал Бовуар. Он посмотрел на Гамаша, и тот кивнул. – Oui. – Доктор Харрис наложила руки на синяки. – Видите, руки довольно большие. – Вы можете утверждать, что эти отметины оставил человек, а не камни? – спросил Гамаш. Она вздохнула: – Я думала над этим. Не уверена, что смогу подтвердить это под присягой. Могу только утверждать, что вероятность получения двух симметричных повреждений в результате ударов тела о камни исчезающе мала. Эти два, – она посмотрела на тело, – были получены одновременно и имеют одинаковый источник. Единственное объяснение, которое я могу дать: ее толкнули, сильно толкнули. – Намеренно. – Или в приступе ярости. Но да, тот, кто это сделал, хотел отпихнуть ее назад. Со всей силы. – Вы можете измерить эти синяки? – спросил Гамаш. – Чтобы вы представляли себе размеры руки? Я могу, но данные будут не очень точными. По краям кровь просачивалась под кожей во все стороны. Так что любая защита справедливо возразит, что рука могла быть меньше. Да и вообще, у многих людей большие руки. Гамаш знал, что руки Трейси невелики. Но руки гончара – сильные руки. К этой истории был причастен еще один человек, у которого были действительно большие руки. Боб Камерон. Руки левого полузащитника. А что делает левый полузащитник? Он расталкивает игроков. С яростью. Возможно, даже инстинктивно. Когда ему угрожают. – Можете сказать, когда наступила смерть? – спросил Бовуар. – Два или три дня назад. Вода была холодная, это тоже нужно принять во внимание. Сегодня вторник? Я бы сказала, что она попала в воду в субботу вечером или в воскресенье рано утром. Гамаш кивал. Думал. И наконец задал вопрос, который не хотел задавать Жан Ги Бовуар: – Есть какие-либо свидетельства, доказательства, что она была убита? Шарон Харрис ответила не сразу: – К сожалению, нет. Я искала. Усердно. Но ничего не сумела найти. Это могло быть самоубийством. Могло быть несчастным случаем. Я-то считаю, ее убили. Я думаю, ее с такой силой ударили в грудь, что она упала с моста. Но чтобы неоспоримое доказательство? Она подняла руки. Нет. – А анализ крови? – спросил Бовуар. – Очень предварительный. Пока без подробностей, но я могу вам сказать, что она выпила.