– Возможно, и сама, в панике. Некоторые женщины сбегают без подготовки, просто срываются с места. Но большинство готовится заранее. Они собирают вещи и прячут сумку, чтобы можно было схватить ее в любой момент. У меня сумка стояла наготове почти целый год, прежде чем я набралась смелости уйти. Бовуар попытался представить Симону Флёри испуганной молодой женщиной. Но потом он понял, что это бесполезно. Лишь немногие, посмотрев на него, смогли бы представить, какой развалиной он был не так давно. Мадам Флёри взглянула на часы: – Ухожу. Мой парикмахер не любит, когда я опаздываю. Если вам понадобится что-нибудь еще, вы знаете, как меня найти. И она ушла. Арман не протянул ей руку, она тоже не предложила ему свою. Но Бовуар протянул. В качестве предложения мира. Симона Флёри посмотрела на его руку и ушла. – Она считает, что каждый мужчина – насильник, – сказал Бовуар, опуская руку. – Это несправедливо. – Ее избивали два человека, которым она верила. Вот что несправедливо. Она каждый день имеет дело с женщинами, пострадавшими от рук насильников. Она живет в этом. Невероятно, что она вообще может заставить себя смотреть на нас, а тем более разговаривать почти вежливо. – Гамаш кивнул на опущенную руку Бовуара со слегка согнутыми пальцами. – Что бы стал делать ты, видя направленный на тебя ствол? Бовуар посмотрел вниз. Увидел свою руку. Руку, которая писала заметки, нарезала овощи, купала сына. Но мадам Флёри видела что-то иное. Двадцать шесть тысяч звонков в год, подумал он. Когда они вышли на воздух, в теплый не по сезону апрельский день, Бовуар инстинктивно вгляделся в лица прохожих и с некоторым удивлением понял, почему он всегда делает это. Он подсознательно искал опасность. Всегда. Он повсюду видел потенциальные угрозы. В каждом. В пожилом человеке с сумкой на другой стороне улицы. В ребятах, смеющихся и толкающих друг друга. Во внедорожнике, слишком быстро мчащемся по дороге. Предполагая… Это стало его второй натурой. Жестко запрограммировано в нем. Жан Ги Бовуар знал, что внутри каждого человека сидит убийца. А мадам Флёри знала, что внутри каждого мужчины сидит насильник. Оба были несправедливы. Но таков был их жизненный опыт. И условия. Это была одна из множества причин, которые заставляли его уехать. Он должен был бежать из Квебекской полиции как можно дальше. Бежать из мира, наполненного угрозами. Он жаждал увидеть более добрый мир. Он понимал, что, возможно, опоздал с бегством. Произошедшие в нем изменения безвозвратны. Но Жан Ги Бовуар считал, что должен попытаться вырваться на свободу. Когда они проходили мимо кафе, он посмотрел в окно и увидел молодую официантку, собиравшую их чашки и оставленные ими деньги. Она взглянула на него и мигом опустила глаза. Жан Ги перевел взгляд на дорогу перед собой. Внимательно осматривая ее. Глава двадцать четвертая @MyrnaLanders: Я люблю работы @ClaraMorrow. Они гениальны. @ClaraMorrow: Спасибо, @MyrnaLanders, но ты послала это мне в личку. Ты так и хотела? Я сижу с тобой в бистро. О-хо-хо. Вот и Рут. Вид деловой! @MyrnaLanders: #КлараОтстой Merde. @ClaraMorrow: @MyrnaLanders А это ты выставила на всеобщее обозрение в «Твиттере». Ты просто согласилась со всеми, кто считает мое искусство говном. @MyrnaLanders: #КлараОтстой Правда? Черт… @ClaraMorrow: @MyrnaLanders Прекрати, пожалуйста. В оперативном штабе в Трех Соснах стоял запах мокрых носков, пота, кинзы и лайма. Оливье и Габри отодвинули в сторону противопожарные инструменты и поставили куриный имбирно-чесночный бульон, сэндвичи и напитки. Кроме старших офицеров, здесь находились и молодые агенты. Клутье и этот верзила Камерон. Хозяева бистро подозревали, что ест он немало. – Какие новости про наводнение? – спросила Изабель Лакост. – Здешнее? – уточнил Оливье. – Белла-Белла пошла на спад. Слава богу. – А по всей провинции? – Только то, о чем говорят в новостях, – ответил Габри. – Вы, вероятно, знаете больше нас. – Это вряд ли, – сказала она. – Мы были заняты. – По Си-би-си передают, что они прокапывают громадные траншеи, чтобы отвести воду, – сказал Габри. – Наверное, вы оттуда и почерпнули свою идею, Арман. – Хорошо, – сказал Гамаш и выдохнул. – Хорошие новости. – Вы видели, как обделался заместитель премьера, когда его спросили об этом? – спросил Оливье. Вдвоем с Габри они изобразили – с некоторым преувеличением, как заподозрил Гамаш, – смену настроений на лице заместителя премьера: от недоумения к гневу и затем к самодовольству, когда ему сообщили, что план, кажется, работает. – А потом, едва только он сказал, что присутствовал на собрании, на котором было принято решение делать отводы, как один журналист задал вопрос про сердитых фермеров, чьи поля оказались затоплены, – сказал Габри. Он воссоздал на своем лице странную смесь раздражения и угодничества. – Бедняга, – сказал Оливье, раскладывая на столе льняные салфетки. (Увидев это, Бовуар предположил, что следующим из корзины будет извлечен канделябр). – Ему не победить. Пока подавали еду, Гамаш взял стационарный телефон и удалился с ним в кладовку. Другим не обязательно было слышать его разговор. – Клуб «Алуэттс», – раздался жизнерадостный голос. – Главного управляющего, пожалуйста. – К сожалению, он на совещании. Могу я передать ему сообщение? – Если бы вы могли вызвать его на минуту – много времени я не займу. Гамаш объяснил, кто он, и вскоре ему ответили. Разговор продолжался не больше минуты. Гамаш повесил трубку, немного подумал, а потом вернулся к столу. Оливье и Габри ушли, и теперь за едой полицейские сравнивали свои записи. – Значит, этот Жеральд Бертран отрицает, что знаком с Вивьен Годен, – сказал Бовуар. – Oui. – Лакост взяла сэндвич с яичным салатом на свежем багете, приправленный небольшим количеством карри, вареного изюма и рукколы. – Он говорит, что звонившая ошиблась номером. Говорит, она глотала слова и была не в себе. Возможно, пьяная. Бовуар небрежно протянул руку и взял сэндвич с арахисовым маслом, медом и бананом на хрустящем белом хлебе, когда заметил, что Клутье нацелилась на него. – Не пьяная, – возразил Гамаш, – а избитая. Коронер говорит, что она выпила несколько унций, для опьянения этого недостаточно. – Он передал по кругу отпечатанные копии предварительного отчета. – Невнятная речь – это следствие побоев. Он отложил в сторону свой сэндвич. – От доктора Харрис больше ничего? – спросила Лакост, быстро просмотрев отчет коронера. Бовуар проверил почту и покачал головой: – Ничего. Что еще вы выяснили? – Алиби Жеральда Бертрана подтвердилось, – сказала агент Клутье. – Его друзья говорят, что были у него дома в субботу вечером, смотрели хоккей по телевизору. Они появились у него немного раньше семи. Никто из них ничего не знает про роман Бертрана с Вивьен Годен. Даже имени ее не слышали.