Дерек и Нэнси… и она. Дженни вздохнула и встала, и обошла столик, чтобы выглянуть в окно, оперлась на руки подбородком и подумала: «Как все меняется. Где я буду, когда придет осень? Я хотела бы умереть сейчас, когда все так прекрасно. Думаю, он теперь никогда не увидит это платье из креп-жоржета. Забавно, ничто не остается всегда таким же, а становится либо лучше, либо хуже. Интересно, где я буду через десять лет. Мне кажется, смуглые люди красивее, правда». Потом она отошла от окна и вдруг ей бросился в глаза заголовок в одной из газет: «ГДЕ ДЖЕННИ?» Дурочка, подумала она, совсем забыла про газеты. Она быстро схватила одну из них и начала читать… О Боже! О Дерек! О, какой ужас! Теперь она перечитала письмо Нэнси и, читая, сумела понять все, что Нэнси не сказала. Но письмо Нэнси было написано во вторник вечером. Теперь это уже устаревшие новости. Она вернулась к газетам и стала внимательно читать… «Обута в “Рентон-Фрерз”». Кто мог это знать? Ведь она всегда покупала ботинки у «Уинтропс» вплоть до того дня, когда оказалась у витрины «Рентон» и вспомнила, что от кого-то слышала, что здесь продаются самые лучшие ботинки. Конечно, дома об этом знали, но зачем тогда открытка… Дурочка! Конечно же, это Нэнси, у которой сейчас лежат эти ботинки. Но зачем? А, понимаю, сказала Дженни, кивая, это чтобы дядя Хьюберт не беспокоился. Удивительно, Нэнси подумала об этом тогда же, когда и она. Нет, не удивительно. Ведь когда они были Глория и Эсетилин, им всегда в одно и то же время приходило в голову одно и то же. Как в день, когда армия гнала французов с полуострова, они обе решили послать письмо Веллингтону с известием, что правый фланг португальской армии слабеет и просьбой послать подкрепление… Дженни не донесла вишню до рта и снова посмотрела на страницу «Дейли мейл». Встала и подошла к зеркалу. Она думала: «Конечно, у меня сейчас ужасная прическа. Некрасивая… На самом деле я совсем другая. Даже на фотографиях в газете я больше похожа на себя…» Ее потянуло снова взглянуть на фотографии, потому что на некоторых она выглядела не так уж плохо, кроме того, ей хотелось убедиться, что она успешно изменила свой внешний вид… Она стала листать страницы и вдруг на полях увидела написанные буквы и цифры: ОСТИН9ИЦ5ААМО8КРИВЕЗЛ3АЛЯЕ4БЯЕН6ГИЛИСИ4ТМА6НГЗПДТДЭП Нэнси! Нэнси! Как же это расшифровать? Ей было страшно приступить. Вдруг она начнет и не сумеет? Вдруг она попытается вспомнить и обнаружит, что все забыла! Она прошлась по комнате, убеждая себя: «Я смогу, я знаю, что смогу. Как только я начну думать, я обязательно вспомню. Нечего бояться, ведь я еще не начала». Но решится ли она начать? Вдруг ничего не выйдет! Под окном послышались голоса и шум автомобильного мотора. Она потихоньку выглянула. Он жив, и Дерек везет его домой, значит, все в порядке. Если бы только я смогла расшифровать это… О Нэнси! Дорогая! Ты же помнишь, значит и я смогу! Я еще не думала, не пробовала. Сначала я возьму конфету и достану чистый носовой платок, чтобы попробовать этот одеколон… Чудесно… Где карандаш? (Я еще не начала думать.) Я помню, тут где-то был карандаш. А, вот он, и бумага тут же. Так. Теперь я собираюсь подумать. Пусть у меня все получится. Так… ГОСТИНИЦА ЗАМОК ПРИВЕЗЛА ДЛЯ ТЕБЯ ДЕНЬГИ ЭЛИС ПИТМАН II Дерек и Арчибальд почти не разговаривали по дороге в Феррис. Дерек раздумывал, что можно сделать для Дженни. Арчибальд в сотый раз говорил себе, что родственники — это проклятие. Отношения между братьями. Все это неправильно. Взять, например, животных. Материнская любовь, понятно. Тигрица, защищающая своих детенышей, — очаровательно. Любовь между полами — пожалуйста. Два голубя весенним днем, два кого угодно весенним днем. Никто не станет возражать против любви между полами. Это естественно… пока не противоречит церковной традиции. Но кто ждет от двух кроликов одного помета, чтобы они не теряли друг друга из виду на протяжении всех перипетий своей кроличьей жизни, или от двух лягушек, чтобы они демонстрировали дружеские чувства, которых не испытывают, просто потому, что когда-то были соседними икринками. Смешно. «Братолюбие между вами да пребывает»[26]. Откуда ему взяться, братолюбию? Он не выбирал Дерека, не хотел его. С первой их встречи Дерек неприязненно смотрел на него, а как только у этого младенца завелись брови, он начал иронически поднимать их. А теперь, когда один из них знаменитость, а другой нет, что происходит? Дерек все так же вздергивает брови… Кузены, шурины, девери, тетки… Боже, целая толпа. Все хотят занять у него денег или воспользоваться его влиянием. Но справедливости ради надо сказать: Дерек никогда не просил у него взаймы… — Ну, вот мы и приехали, — неожиданно сказал его брат, делая поворот, — а история для твоей экономки так и не создана. Что мы ей скажем? — Я надеюсь что-нибудь придумать. — Да, но… — Должен тебе напомнить, дорогой мой Дерек, что вот уже двадцать лет зарабатываю на жизнь тем, что придумываю истории, и вполне способен состряпать какую-нибудь для миссис Приджен. — Тебе не нужен соавтор? — Откровенно говоря, нет. — Ладно. Ну и что это за история? — Я же сказал, что-нибудь придумаю. — Как хочешь. Но если ты не посвящаешь меня, не жди никаких подробностей экспромтом. — Не понимаю… — Я лишен твоей быстроты воображения, и для меня важно знать заранее, идет ли речь о том, что ты столкнулся с велосипедистом или с большим автомобилем. Когда миссис Приджен… — Тебе совсем не обязательно видеться с миссис Приджен. — Даже когда ты попросишь принести выпивку? — О!.. Ты хочешь выпить? — Разумеется, не сейчас. Не хочу. — Можешь выпить, если хочешь, — кисло сказал Арчибальд. — Нет, спасибо, я воздержан в употреблении спиртного. — Если ты думаешь, что я могу нарушить нашу договоренность… — В том-то и беда, что никакой договоренности не было. — Мы договорились сделать вид, что было дорожное происшествие, и договорились ничего не говорить о преднамеренной попытке убийства… — Да, думаю, об этом лучше ничего не говорить. — Хорошо, даю слово не говорить, и это все, что тебя касается. Тебе нет нужды болтаться вокруг и следить, сдержу ли я слово. — Отлично. Тогда всем, кто станет спрашивать, я скажу, что ты приезжал повидаться со мной и по дороге попал в небольшую аварию, мы перевязали тебя и помогли добраться до дома. — Именно. — Хорошо. Значит, я могу разбить твой автомобиль так, как сочту нужным? — То есть? — спросил Арчибальд. — Это правильно, при твоей ране так и надо — включать мозги как можно меньше. Но понимаешь ли, если происходит авария, то бьется не только голова, но и машина. — Ох! — сказал Арчибальд. — Меня не волнует ветровое стекло, поскольку оно, без сомнения, должно оказаться разбитым. С этим все в порядке, я воспользуюсь клюшкой для гольфа. Ну и, разумеется, вмятины на крыле. Но если говорить о более мелких деталях… — Будь я проклят, если позволю тебе разбить мой автомобиль. — Как скажешь. Только давай сочиним правдоподобную историю. Вроде, — добавил он дружелюбно, — «Прекрасной дамы» или любой из твоих больших работ. Арчибальд хмыкнул. Автомобиль остановился. — Ну, мы приехали, — сказал Дерек. — Нужно пойти с тобой и помочь тебе с историей? — Все, что нужно, это оставить мой автомобиль в покое. Ты понял? — Вполне. Я даже не стану его мыть. Его брат некоторое время молчал, затем ворчливым тоном сказал: — Я стоял на дороге, и в мой автомобиль врезался другой. — А зачем ты стоял на дороге? — Да зачем хочешь, — нетерпеливо ответил Арчибальд. — А в чем, черт побери, дело? Мотор заглох, и я остановился посмотреть. — Ты сделал это как раз перед домом, в который ехал? Знаешь, это как раз то, о чем высказывал сожаление «Нью стейтсмен», говоря, что мистер Фентон понятия не имеет о правдоподобности. — Черт, как я могу думать с такой головой?