Глория Харрис вышла из маленькой квартирки и огляделась. Конечно, инспектор все еще доедает ленч. Она вышла на Кингс-роуд и стала ждать омнибуса, который бы отвез ее назад к вокзалу Виктория. План был выработан. Она станет путешествовать. Нельзя по-настоящему начать путешествовать на Кингс-роуд, поэтому ей придется добраться на поезде до Танбридж-Уэллса и отправиться в путешествие оттуда. Насколько она помнила, обычно путешествуют либо в больших компаниях, либо вдвоем. Вряд ли она найдет себе большую компанию, поэтому ей придется путешествовать одной, но на самом деле не совсем одной, потому что ее дорогой Гусар всегда с ней. Значит с этим все улажено. В квартире мисс Фейрбродер осталось письмо следующего содержания: Нэнси, дорогая! Ты ангел, потому что понимаешь, и все остальное. Я взяла трикотажное платье и две пары чулок, и бежевые бриджи, и рубашку, но не оставила тебе свое зеленое, потому что должна иметь всего по два, потому что, может быть, мне придется бродить по всей стране, и я должна буду менять одежду, и я не взяла твой фунт, поэтому у меня не очень много денег, и я не смогу много покупать, а ботинки подошли замечательно. Я сейчас в бежевом, а зеленое потом перекрашу, если смогу, потому что оно может выглядеть довольно смешно в таком бедственном положении, юбка немножко коротковата, но это не имеет значения, потому что я собираюсь путешествовать, но сыщик может заметить, а это как раз из тех мелочей, которые наводят на подозрения. Дорогая Нэнси, не сердись, я взяла твою пижаму, а я и не знала, что ты их носишь, у меня никогда не было пижамы, удобно ли ею пользоваться, здесь была одна, голубая, я ее взяла, потому что вдруг вспомнила о том, что мне что-то такое нужно. Я куплю рюкзак, чтобы все в него сложить, и, дорогая, я оставлю тебе свои часы, подарок тети Кэролайн, но мистер и миссис Уоттерсон никогда ничего не говорили про них, ни разу не сказали «Какие хорошенькие часики», то есть они их никогда не разглядывали как следует и не смогут описать их полиции, поэтому я думаю, ты смогла бы их продать без труда, но не сумочку, с которой я не хочу путешествовать, но ее кто-нибудь мог запомнить. Поэтому, пожалуйста, Нэнси, продай, я имею в виду часы, потому что я взяла у тебя чулки, и бриджи, и пижаму, и все остальное, да, еще два платка, и я думаю, тебе понравится шляпка, она стоила четыре гинеи, ты можешь продать и ее, я хочу сказать, какой-нибудь приятельнице. Ах нет, дорогая, я только что вспомнила, миссис Уоттерсон тщательно изучала шляпку, поэтому ты лучше спрячь ее. О Боже! И возможно, тебе нельзя было бы надеть и креп-жоржет, Нэнси! Но ты должна продать часы, а там настоящие мелкие бриллианты. Я лечу, Нэнси, дорогая, потому что мне нельзя оставаться в Лондоне ни минутой дольше, я сама обрезала волосы, очень коротко, выглядит ужасно, а еще я нашла у тебя губную помаду, никогда не знала, что она у тебя есть, удобно ли ею пользоваться, я сильно накрасила губы для маскировки и взяла ее с собой, поэтому не забудь продать часы. И напиши, пожалуйста, мисс Глории Харрис, до востребования, Танбридж-Уэллс, чтобы я знала, что ты не сердишься на то, что я столько всего взяла. С любовью и благодарностью, Дженни. P.S. Письмо сожги. Итак, со свертком в оберточной бумаге под мышкой, обуреваемая смешанными чувствами, мисс Глория Харрис покинула Лондон и направилась в Танбридж-Уэллс. ГЛАВА ПЯТАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ЛОНДОНЕ I Хотя инспектор Джеймс Меригольд работал в полиции уже давно, он никогда раньше не занимался убийствами. Пожалуй, это единственное, чем он еще не занимался. Он охранял большинство турнирных крикетных матчей на стадионе «Лордз», сидя рядом белым щитом на границе крикетного поля и в перерывах поднимаясь, чтобы сказать: «Покиньте площадку, пожалуйста» — тем зрителям, кто задерживал возобновление игры. Взявшись за руки с другими полисменами, он преграждал доступ толпе на фешенебельные свадьбы. Однажды он остановил лошадь, которая, завидев памятник принцу Альберту, вдруг заспешила назад в свою конюшню, но была остановлена констеблем Меригольдом и возвращена владельцу, а поскольку владелец оказался членом парламента, в вечерних газетах появилась короткая, но лестная заметка об этом полисмене. В другой раз он регулировал движение на Гайд-парк-корнер, в то время как стадо овец переправляли с пастбищ в Грин-парк; и хотя его фотография за этим занятием (с подписью «Сельский Лондон») производила такое впечатление, что именно овцы регулировали движение, а сам сержант Меригольд отправился пропустить стаканчик, подобные вещи разожгли его честолюбие и подготовили к Самому Главному его делу, к Тайне Обурн-Лоджа. Первым делом он арестовал Джорджа Парракота. Для ареста существовало три причины. 1. Он первым нашел тело. 2. Он привлек внимание к носовому платку Дженни. 3. Он очевидно Утаивал Что-то. — Вот платок, инспектор, — сказал мистер Парракот почти сразу же, как они вошли в комнату. — Не знаю, имеет ли он к этому какое-либо отношение, но… — Мы дойдем до него, — ответил инспектор, привычно подняв руку, которой в свое время останавливал сотни омнибусов. — Будем действовать по порядку, мистер… э-э… — Парракот. — Мистер Парракот, и таким образом все будет в порядке. Теперь, пожалуйста, пройдите туда, пока я не буду готов разговаривать с вами. Тело изучили, сфотографировали, унесли. — Именно туда, — сказал инспектор мистеру Парракоту, ноги которого уже фигурировали на двух фотографиях. — Посидите там в уголке и не двигайтесь, пока я не скажу вам, что можно выходить. — Относительно платка, — начал Джордж некоторое время спустя. — Не хочу, чтобы вы подумали… — Придет время, и мы займемся платком, мистер э-э… — Парракот. — Парракот, мы дойдем до этого. — Он огляделся. — Ну, что вы говорили о каком-то платке? — Вон там на кресле лежит платок. — Да? — А вы знаете, моя жена… я хочу сказать, на платке вышито «Дженни». — Да? — А мою жену зовут Лора. — Мы займемся миссис Парракот позже, — сказал инспектор. — Думаю, мы начнем с самого начала и попробуем все привести в порядок. — Он вытащил записную книжку. — Ваше имя? — Парракот. — Просто Парракот? — Джордж Парракот. — Не следует ничего скрывать. Теперь, мистер Парракот, будьте добры, дайте отчет о своих передвижениях в это утро и объясните, каким образом вы совершили это ужасное открытие… — Ну, дело было так. Он дал отчет. Он объяснил. Он ясно дал понять, что вся ответственность лежит на нем, и только на нем; что хотя он не нанес этого удара, однако, если присяжные из его собратьев — сельских жителей (некоторые из них, возможно, Старые Фелсбриджеанцы) сочтут, что укрывательство чужого тела в собственной гостиной настолько дурно, что практически неотличимо от убийства, тогда он готов принять то, что его ожидает, вплоть до Высшей Меры, при условии, что его жена Лора… — Послушайте, — сказал инспектор Меригольд, все больше и больше проникаясь подозрениями, — вы сказали, вашу жену зовут Лора? — Да, — торопливо ответил Джордж. — Лора Мэри Парракот. — А здесь, — сказал инспектор, беря носовой платок, — вышито «Дженни»? — Да. — Тогда чей же он? Мистером Парракотом овладело прекраснодушие. — Мой, — сказал он просто и подергал галстук. — По-моему, вы сказали, что ваше имя Джордж Парракот, — заметил инспектор, водя пальцем по записной книжке в поисках более ранней записи. Мистер Парракот очнулся. — Э-э… да, — ответил он. — Тем не менее на ваших носовых платках вышито «Дженни»? — Нет, не совсем, — сказал Джордж. — Что вы имеете в виду под «не совсем»? — Ну… — Джордж задумался, что он имел в виду. — Вы хотите сказать, что кто-то по имени Дженни дал вам этот платок и вы с ним не расстаетесь? — Боже мой, нет, — торопливо ответил Парракот, сознавая, что зашел слишком далеко. — Нет, нет, разумеется, нет. На самом деле, — произнес он слабым голосом, — это не мой платок. — Зачем же вы сказали, что ваш? — Ну… — Уж не собираетесь ли вы, — строго произнес инспектор Меригольд, — Препятствовать Торжеству Правосудия? — Право же, нет, — запротестовал мистер Парракот. — Сознаете ли вы, — сурово продолжил инспектор Меригольд, — что Препятствовать Торжеству Правосудия это Чрезвычайно Серьезное Преступление? — Я… я не так понял вас. Это вовсе не мой платок. — Тогда чей?