Меня направили вдоль по коридору. А уже через минуту я задавал те же вопросы какому-то эскулапу. На вид ему было лет сто. Наверняка он изучал психиатрию во времена академика Павлова и помнил из курса лишь учение об условном рефлексе. Впрочем, я слегка ошибся: он помнил не только это, но так же и то, что обязан хранить врачебную тайну. Его не волновал маньяк, вооруженный бредовой идеей. — Он разгуливает на свободе, — бормотал я. — Он может отправить меня к праотцам. — Куда? — Туда! — я указал в потолок и продолжил: — Вы обязаны реагировать, потому что у человека явный сдвиг. Он лазит сквозь дыру в заборе. Дед в белом халате снисходительно улыбнулся и спросил: — Кто вы по специальности? — Юрист, — ответил я. — Тогда слушайте. И психиатр стал приводить выдержки из закона, комментируя их на свой манер. Из сказанного следовало, что, поскольку Гоша никого не прикончил, у медиков нет оснований подвергать его принудительному лечению. Оба эти закона, включая закон о защите свидетелей, наверняка были шедевром правовой мысли, однако мне от этого не было легче. Распрощавшись с дедом (тот норовил еще что-то рассказать), я выбрался из медицинского учреждения и пошел к автобусной остановке. Сел в автобус, а через сорок минут уже находился в отделе кадров областного УВД. Кадровик сидел за столом. На мое приветствие он ответил молчаливым полупоклоном. Взгляд у него был прикован к монитору. Сделав еще полшага, переминаясь с ноги на ногу, я заглянул в компьютер: на экране монитора виднелись игральные карты. Заметив мое движение, кадровик отвернул от меня монитор и вопросительно посмотрел мне в лицо. — Вот, как просили, — произнес я, протягивая бумажку. — Характеристика с работы. — Что ж, замечательно, — произнес офицер. — Будем ждать приказа о зачислении. Если хотите ускорить процесс, зайдите к себе в службу. Вопрос был исчерпан. Кадровика ждали игральные карты. Развернувшись, я отправился к себе в службу. Вошел в кабинет начальницы и доложил, что все документы собраны. — Ждите, — ответила дама. Потом, словно бы спохватившись, проговорила, что приказ будет готов денька через два-три либо через недельку. Все зависело от того, как его подпишет начальник УВД. Поблагодарив свою будущую начальницу, я вышел из кабинета. Подвешенное состояние, признаться, надоело. Хотелось быстрее влиться в новый коллектив и приступить к работе. Я вдруг поймал себя на мысли, что вновь ничего не боюсь. Добравшись пешком до улицы Гончарова, я сел в автобус и направился к себе в Заволжский район. На этот раз меня ждали «Три Богатыря», где жили теперь Люськины родители. По пути я прикинул, что Мишкина теща должна быть в этот момент на работе, как, впрочем, и дядя Вова. Получая военную пенсию, тот работал теперь сутки через трое. По моим подсчетам выходило, что бывший мент должен быть сегодня на сутках. На остановке «Улица Жуковского» я вышел из автобуса и пошел в сторону улицы Мелекесской. Этой дорогой я ходил последние четыре года, пока работал у дяди в мастерской. «Три Богатыря» располагались прямо по курсу, тогда как РУВД находилось чуть левее. Я подошел к Мишкиному дому, нажал на подъездной двери кнопку домофона и, не дождавшись ответа, успокоился: Люськиных родителей не было дома. Оставалось действовать решительно и быстро, иначе, вернувшись, спутники жизни могли застать меня за нехорошим делом. К слову сказать, по данному адресу я не успел намозолить глаза соседям, поскольку Мишка здесь жил недолго. Я бывал здесь редко, и меня наверняка никто не запомнил. Я набрал номер соседней квартиры, и женский голос пропустил меня внутрь, не спрашивая обо мне ничего. Войдя внутрь и поднявшись на этаж, я остановился напротив двери. За спиной у меня находилась Мишкина квартира. Однако электрической кнопки здесь не оказалось, и я постучал костяшками пальцев. — Входите! — произнес тот же голос из-за двери. Казалось, женщина только тем и занималась, что ждала меня целый день. — Прошу, — снова сказала она, уступая дорогу. Женщина не боялась молодых посторонних мужчин либо нарывалась на знакомство. — Я знаю вас, — продолжила она. — Вы приходили сюда, когда Михаил был живой. — Действительно… — А теперь вы решили зайти к его теще… — усмехнулась она. Она, естественно, ошибалась. — Вообще-то я пришел к вам, если не возражаете, — признался я. — Дело в том, что в последнее время мы почти что с ним не контачили. Женщина понимающе кивала. — Семья у него была, то да сё, — продолжал я. — В следствии говорят, что собрали материал, но что-то не верится. — Действительно. Я с вами полностью согласна… — Как они жили? — Жили? — глаза у женщины вскинулись к потолку. — Если это можно назвать жизнью… Их же вообще мир не брал в последнее время — оттого Михаил и ездил без конца на Кавказ. Женщина улыбалась. Ей было приятно делиться информацией. — Не из-за того ли, что Люське все время хотелось денег? — напрямую спросил я, совершенно не надеясь на ответ. — Именно так, — последовал ответ. Мы сели напротив друг друга в тесной комнатенке. Жилая площадь, больше похожая на громадную коробку, была напичкана мебелью, а сама мебель выглядела так, словно ее собрали перед этим на свалке. — Мой муж тоже ведь служит в полку, — призналась хозяйка. — Командиром отделения. — Она повела взглядом по комнате. — Собрали деньжонок и купили вот эту халупу. А на мебель, увы, денег у нас не хватило. — Вот оно что, — произнес я, удивляясь женской открытости. В проеме дверей появился мальчик лет пяти. Распахнув дверь, тот сел на порог и стал стучать по нему молотком. — Кому говорят, закрой дверь! — прикрикнула женщина на мальчишку. И снова произнесла задумчиво, словно бы для себя: — Денег ей не хватало… Она замолчала, вновь вскинув веки и отводя взгляд. Оставалось догадываться, о чем та хотела сказать в действительности, однако мой разум и сердце не хотели верить в Люськино лукавство. Между милицейскими женами могла пробежать черная кошка, и этим все объяснялось. — Не верится, что Мишки нет, — вздохнула соседка. — Кажется, что он в командировке и скоро вернется. — Оттуда не возвращаются… — Понятно. Теперь-то уж точно не услышим мы его голос в коридоре. Теперь только дверь скрипнет — и тишина. Женщина вновь улыбнулась, отводя взгляд, словно бы предлагая, чтобы я спросил ее наконец-то о самом главном. Однако я окончательно подавил в себе это желание. Не стоит ворошить то, чего никогда не было. — Может, чайку? — спросила женщина, однако я отказался. Поблагодарив женщину за уделенное мне время, я вышел из квартиры и направился домой, думая о Мишке и его жене Люське. Ей постоянно хотелось денег, так что Мишка был вынужден пропадать в командировках, связанных со смертельной опасностью. Выходит, что данное обстоятельство не волновало Люську. Хотелось спросить ее об этом напрямую, несмотря на то, что меня могли послать туда, откуда появляются на этот свет… Глава 14 У входа стояло живое пугало в виде охранника в черной форме. Охранник бездумно пучил глаза и переступал с ноги на ногу. Я присел у стола — на нем лежала пачка газет одного и того же названия — и стал блуждать взглядом по газетным страницам. Какая-то журналистка писала непонятно о чем. Скорее всего, она не любила тех, кто имел свое мнение и выступал против самовольных застройщиков с толстыми кошельками. В зал вошла девушка лет шестнадцати. Она тоже взяла со стола газету и встала напротив меня, сидящего, выставив голый пупок, словно глаз циклопа, — даму интересовало содержание рекламного еженедельника. Газетный лист у дамы свесился, закрыв мне пространство для обзора. Я не выдержал, встал и подошел к очереди в кассу, поскольку с утра, уходя на работу, матушка оставила на столе послание в виде тетрадного листа, и мне надлежало уплатить за квартиру, электричество, газ и воду. Я стоял и слушал, о чем говорит народ, и читал газету. Вчерашний день меня мало интересовал. Я даже не вспомнил, о чем говорила Люськина соседка. Народ вздыхал о своем, говорил о росте тарифов на ЖКХ, по поводу разбитых дорог, а также о повальном невнимании чиновников к простому человеку. — За квартиру уплатила, а за свет не смогла — энергию отключили из-за этой юристки, — возмущалась тетка, приставая к бухгалтеру. Не знаю, когда кончатся гонения на народ. Нам скажут — мы и ходим… Нет, вы скажите, когда это кончится? Или, может, не кончится никогда? «Главное — завалить, а там — затопчем, — упражнялась журналистка в статье, негодуя по поводу народного недовольства. Вероятно, она сравнивала народ с муравьями, собравшимися охотиться на слона, и данное обстоятельство ее изумляло. — Готов встать рядом и вместе гореть за идею, — продолжала она кудахтать на газетной странице, — Пламенная речь, огонь в глазах. Возможно, вы тоже знаете способ, как споить соседа?» Это был явный бред, ничем не подкрепленный. Народ явно этого не заслуживал, однако это напечатали в газете и предлагали изумляться за компанию. — Дочка, у меня в квитанции всегда какие-то долги выставляют, — говорила старушка у соседнего окна. — Не обращайте внимания — это так юристка работает, — успокоили ее из окошка. — Это не ваш долг, это они вам должны… Вы им позвоните и узнайте. — Хорошо, хорошо, дочка. Ох, простите меня, что я так долго, — старуха берется за костыль и уходит. — Мне надо за июль, а мне за июнь отметили — сидят, башками вертют! — ворчит другая. Подошла моя очередь удивляться: потому что стоимость услуг ЖКХ почему-то опять повысилась. Горячей воды давно не было, однако за нее предлагалось уплатить по полной программе. Я вынул кровные и уплатил: спорить с тетками, сидящими за пластиковыми окнами, было заранее проигрышным делом. Отойдя от окошка, я положил газету перед носом охранника и вдруг понял, что существует еще один объект, который срочно надо обследовать. Надлежало сделать ревизию местности вокруг особняка, в котором жил Паша-Биатлонист. Убийца сидел в изоляторе, тогда как его гнездо оставалось на прежнем месте. Хозяин собирался расстаться с ним неизвестным науке способом — оставаясь в следственном изоляторе и не прибегая к помощи представителя. Вероятно, бандит считал, что ему подвластны государственные структуры. Вернувшись домой, я пообедал и сел за конспекты, собираясь в этот же день прочитать весь материал, который мне предстояло заучить перед завтрашним экзаменом по уголовному праву, однако наука не лезла в голову: стоило мне открыть страницу, как строчки тут же поплыли перед глазами, натыкаясь одна на другую. Это было результатом мозговой слабости: истекшую ночь я плохо спал, возвращаясь мысленно к разговору с Мишкиной соседкой. Если ей верить, то выходило, что Люська — замечательная стервоза. Другого имени она не заслуживала, поскольку, кроме денег, ничего не хотела знать. Соседка была права: Люська настолько любила хрустящие бумажки, что Мишка фактически не вылезал из командировок. Ей, вероятно, казалось, что командировка на Кавказ — это как поход на рыбалку. Устав бороться со сном, я упал на диван, тут же уснул и сразу увидел Козюлина. Мишка стоял перед взводом солдат и давал последние указания, ссылаясь на приказ командира взвода — тот лежал в кустах с перебинтованной ногой и скрипел зубами.