— Сама не знаю, — ответила она. — Меня тоже привезли с повязкой на глазах, и я уже сутки здесь ночевала… А эти меня охраняют. Она кивнула парням, стоящим позади меня, словно те были ее старыми знакомыми. Я оглянулся и узнал Длинного с Коротышкой — их нельзя было не узнать. Кроме них никого рядом не было. — Закончили? — Длинный шевельнулся на месте, гордо задрав нос. — Да, конечно, — ответила Люська. Она отвернулась к коляске, и мне показалось, что плечи у нее содрогнулись в молчаливом рыдании. — Ступай, тебя не тронут, — произнесла она уверенным голосом, словно наперед зная о планах бандитов. Те приблизились ко мне вплотную, дыша перегаром, и накинули мне на голову все тот же платок. В ту же секунду мне вдруг послышался сдавленный женский смех: казалось, смеялась Люська, но этого быть не могло — не до того ей в таком положении. «Выходит, что хихикнул кто-то из этих, либо в голове у меня что-то сдвинулось», — думал я, вслепую выбираясь из трюма. Наугад, насколько мне позволяли конвойные, я щупал руками пространство. Мы шли по какому-то коридору. Вероятно, мы уже выходили к верхней палубе. — А теперь, как договорились, Паша, — послушалось откуда-то сбоку. — Гони бабки. Потом вдруг послышался удар, какой-то шорох и, возможно, падение тела. — Ты чё, Биатлонист, совсем, что ли? — жалобно скулил все тот же голос. — Молчи, сука… До меня вновь дошли старухины слова: «Кого же на самом деле судят?» Однако на этот раз я сделал вид, что ничего не слышал. Просто взял и раскашлялся и попросил закурить у сопровождающих, а закурив, еще сильнее раскашлялся, поскольку был некурящим. Вывод напрашивался сам собой: вместо Паши в СИЗО находился брат-близнец. Неужели Биатлонист решил подставить вместо себя невиновного? Либо просто решил на этом сыграть? И, главное, с чьей помощью произошла замена? «Впрочем, — подумал я, опускаясь в катер, — при наличии двух близнецов и одного предателя — не такая уж это проблема: ввел в туалет одного, а вывел другого. Но кто этот человек, способный предать?» Мотор снова взревел и потащил меня в обратном направлении. Для развала уголовного дела Пашеньке нужен был не просто свидетель. Ему нужен был очевидец. Развалить уголовное дело — не простая задача, поэтому свидетель по фамилии Мосягин должен быть живым и невредимым. Потом меня, может быть, не найдут даже с помощью водолазов, однако до тех пор я буду живее всех живых. Ситуация походила на перезревший фурункул. Я знал, что бешеных псов следует уничтожать, и тут же отвергал эту идею, потому что черная масть неистребима, как вши в бараке. Кроме того, я не знал, где прячут Людмилу с ребенком, и потому не мог поднапрячь милицию. Но даже если бы я знал, где их скрывают, едва ли обратился бы в этот орган, помня о просьбе дяди Вовы Орлова. «Навредят — это точно, а спасти — это едва ли, — говорил он мне напоследок. — И все потому, что запрягают слишком медленно. Зато потом щепки от оглобель летят…» По собственному армейскому опыту мне тоже было известно, что до настоящей оперативности в органах МВД еще очень далеко. Поэтому, сидя в лодке, я мог позволить себе лишь одно — считать в уме цифры, поскольку часы с меня сняли после того, как замотали голову шалью. Я досчитал до тысячи и принялся вновь считать. Наконец-то катер сбавил обороты и причалил к берегу. Под руки меня вывели на сушу и размотали на голове платок. Ни «Жигулей», на которых меня привезли, ни людей на берегу не оказалось. Зато здесь были два идиота, коротышка с продолговатым. Они целились в мою сторону из пистолетов, щерясь от счастья. — Беги, пока не прикончили! — произнес Коротышка. Его сизое рыло со следами от мелкой дроби заходилось от удовольствия. Пуля, угодившая рядом со мной в песок, заставила меня подпрыгнуть, после второго выстрела я уже несся, как заяц. А рядом визжали пули. Я уходил, оставив придуркам часы. И мои пастухи, вероятно, радовались боевому трофею. Потом выстрелы прекратились, послышался звук мотора, и я интуитивно вновь стал считать: «Сотня… Две…» По дороге, пробитой в крутом берегу, я поднялся наверх и оглянулся: дюралевая лодка наискосок торопилась к едва видимому противоположному берегу. В тонкой линии, у самого горизонта, угадывались черты Криушинского Затона. Там располагалась база речников и поселок. Следя за лодкой, я продолжал считать, пока суденышко не скрылась за Пальцинским островом. Контрольная цифра совпала. Однако лодка вышла с другой стороны острова и продолжила путь в сторону Затона. Будь я на месте этих бандитов, поступил бы точно так же. Они предполагали, что за ними могут следить, поэтому уносили ноги подальше от опасного места. Суденышко до сих пор маячило среди серых волн на фоне меловых гор. Стараясь не утерять их из виду, я подошел к косогору, продолжая считать и глядя теперь на остров среди бескрайней массы воды — туда, где когда-то давно располагалась деревня Пальцино. Как раз в том месте имелось кладбище старых судов эпохи «возрождения», списанных за ненадобностью. Лодка тем временем продолжала уходить в сторону от острова. За время, которое я теперь насчитал, можно было дважды дойти до острова… — Именно туда меня и возили, — рассказывал я вскоре Орлову, когда возвратился от парка «Прибрежный» к его машине. — И все сходится по твоим подсчетам? — не верил несчастный родитель. — Плюс-минус, естественно… — Суки! — бормотал дядя Вова. — Надо нам что-то делать. — Думаю, вопрос со мной для них — это всего лишь один из вариантов, для подстраховки, — рассуждал я. — Дело и без меня может рухнуть. — О чем ты? — Пока не знаю. Но если Паша на свободе, то кто вместо него в СИЗО? Так что всё обвинение рухнет, независимо от моих показаний. Орлов отрешенно откинулся на спинку кресла, задрав голову к потолку. — Конечно, рухнет. Иначе и быть не может. — Но только я никак не пойму — как ему удалось? — продолжал я. — Это же надо было договориться с кем-то. Дождаться, когда Паша ознакомится с делом, подпишет бумажки… И лишь после этого обменять на другого такого же… Дядя Вова вдруг выпрямил голову и произнес: — Едем в РУВД. Попробуем там узнать… Идея с милицией, естественно, мне не понравилась, но вскоре мы уже брели по двору городка правоохранителей. — Ты только молчи пока, — учил меня на ходу бывший оперативный дежурный. — Ни слова о похищении. Обогнув стоянку машин, мы вошли в двухэтажное помещение милицейского полка, расположенное рядом с мастерскими нестандартного оборудования. Дядя Вася Безменов, скорее всего, был сейчас на работе, но мне в это время было не до него. — Обухов, говорите? — переспросил дежурный сержант. — А он у нас давно не работает. — Как то есть не работает? — удивился Орлов. — Он же работал у вас. Посмотрите в списке. — Так и не работает, что перевелся в дежурную часть районного управления, — спокойно продолжил сержант. И добавил: — В связи с психическим потрясением… На память мне тут же пришли слова Обухова, которым я раньше не придал значения. «Устал служить в полку, — сказал он тогда, — собираюсь перейти в управление на суточное дежурство… Сутки через трое — самое подходящее для меня занятие…» Это было сказано сразу после гибели Мишки. Мы вышли из полка и двинулись в сторону штаба — туда, где полгода назад, зажав ладонью пробитую грудь, повалился в истоптанный снег Миша Козюлин. — Вот здесь и лежал он, — тихо произнес Орлов, глядя на гладкий асфальт. — Верно, — согласился я. — Но ничего! — встрепенулся Орлов. — Сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет! Не может не быть… Я ведь целых пятнадцать лет участковым здесь отработал. На одном участке! Прикинь! Потом оперативным дежурным еще почти столько же. И теперь не могу даже надеяться, что мою дочь вызволят, не причинив при этом вреда… — Кого я вижу?! Сергеич! — крикнул со штабного крыльца какой-то мужик и стал спускаться. Орлов, по-рачьи раздвинув руки, стал подниматься навстречу. На ступеньках они встретились, обнялись, и мужик едва не свалил Орлова книзу. Потом еще раз обнял, оторвав от ступенек. — Я теперь на твоей должности, Сергеич… — Знаю, — бормотал тот, — Знаю. Мне об вас все известно… — Подожди меня тут — я как раз за отпускными иду, — мужик улыбался. — Посидим где-нибудь в кустах. Но только ты дождись обязательно… — Некогда, Шура, — отказался Орлов. — Тут такое дело, что надо спешить — иначе на всю жизнь опоздаем. Кстати, кем у вас Обухов числится? — Петька-то? — Шура на секунду напрягся. — У камер сидит, а что? Ты мне только скажи, Сергеич. Я этого не потерплю, ты знаешь, если что-то серьезное. — Тогда загляни в графики, а мы здесь подождем, потому что мозолить глаза никак нельзя — предатель завелся у вас, кажись. Подняв ладони на уровне плеч и пятясь, Шура поднялся на крыльцо и скрылся за дверью. А минут через десять он вновь стоял перед нами, держа в руках несколько листов, свернутых в рулон. — Держи, Сергеич, — протянул он бумаги. — На ксероксе откатал… В остальном сам разбирайся — кто, когда и кого. Тебе теперь легче этим делом заняться, чем, допустим, мне. Дядя Вова благодарил Шуру, отступая книзу. А тот, слегка наседая сверху, просил всё о том же, чтобы Сергеич к нему забегал и помнил о чем-то, чего я, конечно, не знал. Распрощавшись с Шурой, мы вышли за ворота на улицу, сели в машину и стали рассматривать ксерокопии. Это были графики работы дежурной части, включая иные службы. Человек по фамилии Обухов появился в списках не так давно, с месяц тому назад. Это было время, когда следствие по обвинение Биатлониста производством закончилось, и Паша в течение недели знакомился с уголовным делом, приезжая под конвоем в РУВД. Хотя, как обычно бывает, обвиняемый мог ознакомиться с делом в следственном изоляторе. — Выходит, без Вялова в этом деле не обошлось, — вздохнул дядя Вова. — Это ж не просто так — взять и доставить подследственного из тюрьмы. — Потом разберемся — надо нам с Люсей решать. Выручать ее надо с острова…