Выйдя от начальства, я направился к себе в кабинет, думая о семействе Орловых. Собственно говоря, семейства давно не было. Орлиха вела свою жизнь, Орел мыкал жизнь в гостинке, а Люська тем временем воспитывала сына. Она не просто его воспитывала, она души в нем не чаяла. Люська готова была всю себя отдать, чтобы сыну было хорошо. Однако пистолет у Люськи забрали, учитывая ее связь с братом убийцы. Дядя Вова был тоже непрост. Сначала он решил, что сможет жить один. Потом решил вернуться в квартиру, но ему указали на порог, и теперь он думал судиться с бывшей супругой. Придется помочь человеку. Закрыв за собой дверь, я включил компьютер и стал рыться в дебрях юриспруденции. Больше всего меня, конечно, интересовало то, насколько дяди Вовины права оказались нарушенными. Минут двадцать ушло на восстановление собственных «белых пятен», а уже через час у меня был готов текст искового заявления под названием: «О вселении, выселении и определении порядка пользования жилым помещением». Дело в том, что во время учебы я много времени уделял гражданскому праву, собираясь стать адвокатом. И теперь был рад этому обстоятельству. Набрав номер Орлова, я услышал его голос и сообщил, что исковое заявление готово, и что он может забрать его. — Это что же? — спрашивал он. — Прямо сейчас и забрать, что ли? А потом что я должен делать? — Уплатить госпошлину и отослать по почте, — учил я. — Все четыре экземпляра… — Четыре?! — удивился он. — А куда так много-то? — По количеству ответчиков, а также и для суда. — Им бы одного хватило с Люськой, — говорил дядя Вова. — Когда приехать? Я назвал адрес. Дядя Вова хмыкал, соображая. Потом понял, что улица, которую я ему назвал, и есть то самое место, где он сам не так давно работал. — А, ну да, — чмокнул он губами от радости. — Ты же в следствии у нас. — Приезжай, жду, — велел я и положил трубку. Еще никогда в жизни я не был так настроен на успех. В сотовом телефоне вдруг пискнуло. Вынув его из кармана, я стал читать СМС-сообщение. «Жены юристов в большинстве умирают от тоски. А жены следователей — в особенности», — значилось в нем без подписи. Послание пришло от Надежды. Она по-прежнему работала у моего дяди — рукой подать от моего кабинета, но у меня минуты не находилось в последнее время, чтобы заглянуть лишний раз на чаек. Однако на этот раз я решил всё бросить. Просто поднялся из-за стола и пошел, не глядя. Дверь закрыть на ключ, правда, не забыл. — Понимаешь, — оправдывался я перед женой, — дыхнуть не дают следствию. — Ну как же! — усмехалась супруга, — вы же самые крутые в мире папуасы — куда нам до вас… Напившись чаю и демонстративно взглянув на настенные часы, я поднялся из-за стола и шагнул к двери. — Орлов решил тут судиться, — сказал я, оборачиваясь. — Прикинь, человеку за полста, а жить ему негде. — В смысле? — Живет в гостинке, которую вот-вот продадут… Дернув ручку, я скользнул за дверь и тут же столкнулся с дядей. Тот смотрел на меня исподлобья, словно я ему задолжал. — Все бегаешь? А то, что мне нужны консультации, например, тебя не волнует… Пришлось потратить минуту на дядю Васю, пока у того не разгладились на челе морщины, а глаза не приняли человеческий вид. — Ну, смотри тогда, а то я хотел из Москвы одного нанять, — городил он чушь. — Куда человеку податься, если кругом одни дремучие пни в юриспруденции? — Тогда я пошел, — сказал я. Пожав дядину руку, я поскакал площадью меж милицейских машин в сторону следственного отдела. Когда возвратился к себе на этаж, дядя Вова уже стоял в коридоре, подпирая стену возле двери. Отворив дверь, я велел ему заходить, сам вошел и сел за стол, собираясь тут же вручить копии иска. Но Орлов остановил меня движением руки: — Подожди. Как-то быстро всё, неожиданно… Давай сначала поговорим. Дядю Вову тянуло на откровенность. — На чердаке порыться бы, — сказал я о своём. — На каком еще чердаке? — удивился, моргая, Орлов. Но я не стал объяснять про чердак. Вынул из стола исковое заявление и протянул Орлову. — Уплатишь госпошлину. Сто рублей!.. — Сто рублей, говоришь? А, ясно, сто рублей — это за подачу, значит. А может, я лучше пошлю ей, чтобы она прочитала… Пусть потрясутся теперь, а то им весело там вдвоем. — Твое дело, — сказал я. — Мой совет: не тяни с этим делом, потому что потом будет поздно. Сроки! — Как ты говоришь, сроки? Ах, да — надо же вовремя всё сделать. Убедил. Так и поступлю, а как же! Я протянул ему еще один листок с реквизитами, по которым следовало уплатить госпошлину, и теперь просто сидел и смотрел в окно. Дядя Вова тем временем упражнялся по поводу бывшей родни. — Они же меня вообще за человека не считают. Я же хотел как, я хотел по-людски, потому что квартира не только им принадлежит — она и моя тоже. Правильно я говорю? — Вот именно… — Прихожу, а они сидят — не пойму только, то ли ждут кого-то… Скорее всего, что ждут, потому что стол прямо ломится ото всего — и колбас нарезали, и селедка под шубой, и селедка без шубы. Короче, прикинь, сидят и жмурятся, как две кошки. А запах по квартире стои-и-т — будто у них в ресторане… Куры, наверно, в духовке томились, да я им всю малину испортил. Они же не ожидали, что я приду. И тут бряк в дверь: скребется кто-то… — Вот даже как? — удивился я. — Именно, — продолжал Дядя Вова. — Они, конечно, сделали вид, что не слышат, а мне-то видно, что жмутся. «Дайте, — говорю, — ребенке мне. Хочу с ним погулять, а то давно не видел внучка — он же моя кровь все-таки». — Дали? — Они?! — дядя Вова округлил глаза. — Они же вообще с головами не дружат теперь. Обе! Две-е! Короче, и мама и дочка. Как убили зятя, с тех пор и пошло у них. Эта, которая старше, раньше схлестнулась. А как ушел я на пенсию — у них и пошло. Короче, жена умерла у него сначала, потом движение у них пошло в открытую. Дяди Вовина история шла по обычному кругу: одно вытекало из другого и затекало в третье, и конца не было этому процессу. — Раньше-то я терпел — никому не хотел рассказывать, а теперь, извини, не могу. — Кто в дверь стучал? — напомнил я дяде Вове. — Ты же сказал, что брякался кто-то. — Не в том смысле, а постучал легонько как будто. Я кинулся к двери — а там никого! Пусто! Только нос-то мой не обманешь. — Запах? — Мужиком чужим пахнет. Видать, почуял — и по спирали. Короче, навинтил книзу. Я слушал его, боясь перебить. Скорее всего, отец не знал того, что знал о его дочери я, не знал, что его внука усыновил Гоша Коньков. — Вернулся назад, а дверь на замке — хоть ты лопни. Ну что, повертелся вокруг, как пес, и пошел к себе в гостинку. Уплатить, говоришь, надо? Правильно, уплачу госпошлину и по почте пошлю, как ты учишь. Вот так. — Он тяжело вздохнул. — Зато раньше-то как жили… Семьями дружили. Открытки дарили: «С рождеством вас! И чтоб без горя и сомнений прожить вам много светлых дней, сберечь уют, покой семейный и уважение друзей». Уставив взгляд в пол, Орлов демонстративно развел руками. — А кто же меня в суде будет защищать? — неожиданно вспомнил он. — Найдешь кого-нибудь, — ответил я. Будучи следователем, я не мог заниматься чем-то еще. Бумагу написать — другое дело. — Был бы у меня зять — такого бы не было никогда. — Орлов утирал слезы, мотая их на кулак. — Мишка был человек. А эти… — Он всхлипнул. — Я не буду называть, кто они есть на самом деле. Дождавшись, когда тот успокоится, я с трудом проводил Орлова за дверь. — Боже, неужели не видишь, кого наказываешь, — бормотал тот, прощаясь. Глава 5 — На чердаке порыться бы… — вновь подумал я вслух, встретив назавтра в коридоре оперативника Блоцкого.