— Кто сказал, что не готово? Собирайся и подходи, но только обязательно и, пожалуйста, срочно. Следователя словно бы распирало. Вероятно, он знал то, чего не знал больше никто. Я поднялся из кресла, мельком взглянул в зеркало, висевшее у торца платяного шкафа, и отправился к Вялову. Однако поговорить с ним так и не удалось: милицейский автобус был уже под парами — в нем сидели десятка полтора хмурых сотрудников в форме. У входа в автобус, высунув язык и выкатывая кровяные глаза, с усердием дышала немецкая овчарка. Я хотел пройти мимо, однако всё тот же Игнатьев, как чёртик из табакерки, выскочил из здания и, махая руками, прокричал: — Садитесь все и отправляйтесь — вас там уже ждут! А Вялов потом приедет! За ним ледокол пришлют. — Он только что меня вызвал к себе, — сказал я. — Отправляйся, — произнес Игнатьев наставительно, понизив голос. — Потом переговорите, в дороге, если ему так приспичило. — Я все же зайду к нему, — решил я, шагнув в сторону здания прокуратуры. — Он ждет меня. — На пирсе начальство из УВД, а мы тут прохлаждаемся, — только и сказал Игнатьев. Вялов сидел в кабинете, по привычке охватив ладонями лысый череп. Увидев меня, он качнул головой, потом выдвинул ящик стола и вынул оттуда исписанные листы в клеточку, вырванные из школьной тетради. — У нас мало времени. Читай, — произнес он. И добавил: — Здесь почти всё о нас с тобой, но больше, конечно, о тебе — о том, как ты заварил в трюме ни в чем неповинных людей. Но бумага, заметь, без подписи — голая анонимка. Я торопливо читал текст. «Будучи на пароходе «Ермак»… Используя портативный сварочный аппарат… Ударил по голове, затащил в трюм и бросил там одного…» — Потом вникнешь, — торопил Вялов. — Ты дальше читай. Откуда у тебя сварочный аппарат? У дяди выпросил? Торопливость следователя сбивала меня с толку, однако хотелось всё же понять этот текст до конца, и я читал его. «Фамилия этого добровольного помощника — Орлов Владимир Сергеевич… Этот господин, бросив жену, целиком решил себя посвятить пьянству и мордобою, хотя, если разобраться, этот человек представляет из себя обычный овес, пропущенный через лошадь». — Можешь сказать, кто это написал? — Нет, — соврал я, холодея внутри. — Даже подумать не могу, кто бы мог — это же бред сплошной. — Но мы же должны реагировать, не так ли? В ответ я лишь качнул головой, продолжая перечитывать текст. Только бы Вялов не догадался, что в анонимке нет и доли вымысла. — Я так думаю, что это братец Обухова убил, — рассуждал Вялов. — Ему же всё равно, больному… — Вполне может быть, — произнес я задумчиво, не отрывая глаз от бумаги. — Ну что ж, — вздохнул Вялов, — поэтому нам и следует съездить туда… С наступлением осени на Волге похолодало. Мы тряслись в «Метеоре» на огромных волнах — легкую посудину подбрасывало, и казалось, что при падении она расколется надвое. Однако с этой калошей ничего не случилось, и мы благополучно высадились у песчаной косы с южной стороны Пальцинского острова. — Говорят, здесь когда-то была деревня, — рассуждал вслух Вялов. — Потом деревню переселили — в связи со строительством Куйбышевской ГЭС. — Говорят, но я в это не верю, — проговорил кинолог, удерживая собаку за поводок, — потому что деревня была в низине, а здесь никто не жил — здесь даже ям от домов не осталось. Обойдя остров песчаным берегом, мы уткнулись в заводь, заросшую непролазными дебрями, среди которых доживал свой век пароход. Вода к этому времени сошла, и корма парохода оказалась практически на сухом месте. — И куда я здесь буду нырять? — рассуждал аквалангист в штатском, таща на себе оборудование. — Ты пока раздевайся, — советовал Вялов. — Извините! — воскликнул тот. — Спирт на растирание мне не выдают, так что нырну разок, когда вы решите, а потом, извините, вызывайте водолазов — у них оборудование с подогревом… Шутка не вызвала смех. Ветер лохматил деревья, волны с шумом хлестали в берег, и каждому из нас наверняка хотелось вернуться назад. Мы поднялись на борт и тут же разбрелись по судну как неприкаянные. Оператор с выключенной камерой тащился позади всех. — Железа тут сколько, это да-а-а, — вздыхал он. — И никому это не надо. — За мной следуйте! — позвал его Вялов издалека. — Обходим и снимаем. Потом спустимся в трюм. — Сначала в трюм — у меня батареи могут сесть, — выдвинул свои условия милицейский оператор-криминалист. — Согласен, в трюм. Вялов приблизился к кормовой переборке и стал оглядывать ржавую поверхность. Я стоял позади, цепенея от увиденного: сварочные швы, разрезанные «болгаркой», еще не успели толком заржаветь. — Действительно, швы здесь действительно имеются, — рассуждал Вялов, — но как здесь «болгарка» могла работать — ума не приложу… Вялов отворил дверь и стал опускаться в трюм. Трюм парохода оказался чист. Народ толпой ввалился в помещение и рассредоточился в мрачном стальном помещении. — Что скажешь? — донимал меня Вялов, стоя вполоборота и насыщаясь сигаретным дымом. — Не был, говоришь, здесь ни разу? И я не был. Я даже не знал, что такие пароходы еще существуют. Несколько любителей острых ощущений бродили в отдалении, двигаясь в сторону машинного отделения. — Уходим! — решил Вялов. — Остров, может, еще раз осмотрим — и назад. Однако остров мы уже осматривали, с привлечением собаки, и это ни к чему не привело. В двух местах мы наткнулись на рыбные останки, припорошенные песком, и на том всё. Милицейский аквалангист так и остался не у дел и не скрывал радости. — Я что хотел у тебя спросить, — остановился рядом со мной Вялов. — Меня опять эта анонимка интересует — кому это надо было отрывать нас от дела? Прикинь, катер арендовали в речном порту, лишь бы группу сюда доставить — и всё напрасно, мартышкин труд. Для чего это надо было? — Значит, кому-то надо сбить следствие с толку… — Какое, боже ты мой, следствие — мы давно прекратили дело. — Никогда не думал, что Люська свяжется с шизофреником. — Почему нет?! Коттедж на троих, в лесу, никто не мешает. Значит, решила баба устроиться, пока не поздно. И не такое бывает на этой планете. Уходим… Мы выбрались из парохода и вновь остановились. Вялов молчал, глядя в набегающие волны и о чем-то мучительно думал. Людская цепочка тянулась к песчаной косе, в сторону «Метеора», а он всё молчал. — Должен тебе сказать, что анонимка подтвердилась, — наконец произнес он, озираясь по сторонам. — Я же это сразу понял, как только увидел сварочные швы. Они хоть и успели заржаветь, но ржавчина свежая, золотисто-лимонная… Держится слабо — зато пачкает сильно. На голове у меня дернулись волосы. — Анонимщик верно рассказал, — продолжал спокойно рассуждать следователь. — Может быть, не спорю, — произнес я в растерянности. — Сделаем так, что будем об этом знать только ты да я, а там разберемся, потому что я тебе верил всегда и считаю, что преступник должен сидеть в тюрьме. — Его давно нет. — Так-то оно так, — напряг он лицо. — В живых его нет… Но что-то мы упустили — анонимка тому подтверждение. Селезенкой чую, ошибку где-то мы допустили с тобой. Волна благодарности пробежала у меня по спине. — Человек — изворотливая скотина. Иной, смотришь, провернул дело и вышел сухим из воды. И дом у него на Багамах, и бабки в сундуке — хочешь сундук бабок?! — Вялов рассмеялся. — А кто их не хочет, да? Я стоял в растерянности. — Не хочешь. И я не хочу, — продолжил Вялов. — На жизнь хватало бы — и достаточно. Короче говоря, долг я исполнил свой — перед законом, перед прочими некоторыми. Скажем так, анонимка — ничем не подтвержденная чушь, еще одна лопата дерьма на наши светлые головы. Но зато какая! Теперь я абсолютно ни в чем не уверен. Он достал сигарету из пачки, долго чиркал на ветру зажигалкой и с трудом раскурил. — До сих пор непонятно, для чего Паша стену сломал, — нежданно пришло мне на память. — Чтобы под забором скончаться? Или все же соседку решил прикончить?