– А что за родственники? – Так из деревни. У Ани вся родня деревенская. Наташу она к своей бабке в деревню возила, там же и тетки у нее были. Мне кажется, что это они и продавали квартиру. Во всяком случае, одна продавщица точно была Аниной теткой. – Но как же они могли так с девочкой поступить? Ведь наследницей была именно она! Дочка! Куда опека смотрела? – Куда-куда, туда же, куда и все в те годы. На доллары! Старушка, которая до сих пор лишь кивала, полностью одобряя каждое сказанное дочерью слово, тут неожиданно вступила в разговор: – Небось, подкупили родственнички кого надо да все бумаги и оформили в свою пользу. Лишили сироту ее площади, а потом и саму в детдом сдали. – Но как же так? Ведь родные люди! – Родные-то иной раз еще пуще чужих обманут! Вот, взять, к примеру, мою родную сестру. И квартиру себе родительскую захапала, и дачу, и все мало ей. Как мать померла, я к ней приехала, говорю, дай мне хоть ложку на память о матери. И что думаете? Одну тарелку мне от своих щедрот выделила! Иду я домой, тарелку в руках держу, а сама плачу. Так мне обидно тогда сделалось, что до сих пор в груди щемит, как вспомню. – Да ладно тебе, мама, – отмахнулась ее дочь. – Нашла тоже о чем переживать. И квартира у нас теперь есть, и тарелок этих столько, что не знаем, куда ставить. А что буфет, пианино и швейную машинку «Зингер» родственники зажали, так им теперь от них одна мука. И выкинуть не могут, вроде как жалко да и память, и поставить им эту мебель некуда. Ты же помнишь ту мебель, она же под другие габариты собиралась, а не для наших квартир. – Так-то оно так, а все равно обидно. Как вспомню… – А ты не вспоминай! – Легко тебе советовать. Ты-то у меня одна, все для тебя. А когда в семье двое или трое, всегда кто-нибудь на себя одеяло тянуть начинает. Фима почувствовала, что если не вмешается, то разговор уйдет далеко в сторону, и спросила: – А как называлась та деревня, где родня Ани жила? Последовала небольшая пауза. – Я сейчас так и не вспомню, – призналась дочь. А вот бабушка легко выдала: – Лукошкино та деревня прозывается. Я недавно передачу про них видела. Школу у них там открывать к первому сентября хотят. Какой-то меценат неподалеку поселок построил, назвал его Дивногорск. В поселке строить школу не стал, чтобы к ним туда со всех окрестных деревень и поселков дети не ездили, построил ее в ближайшей деревне. А такой деревней и оказалось Лукошкино. Так что повезло им, кабы не этот чудак-миллионер, не видать бы детишкам ни школы, ни прочих радостей жизни. Потому что он там и стадион построил, и хоккейную коробку, и еще какие-то виды спорта преподают. Стрельбе из лука там детишек учат, верхом ездить учат, русская борьба и еще что-то… забыла… А! Чистописание! – Что? – У меня в детстве тоже были уроки чистописания, – ударилась в воспоминания бабуля. – Перышком писали железным. В чернильницу чернила наливали, а потом мы все старательно буковки выписывали. Тут посильней нажмешь, толстенько получается, тут потоньше, линия совсем узенькая, строчки на загляденье получались. Теперь дети словно курица лапой пишут, жуть какая-то. Я, когда внукам в тетрадки смотрю, мне страшно делается. У старших еще туда-сюда, а те, что сейчас в школе учатся, я и разобрать не могу в их каракулях ничего. – Мама, они теперь все на компьютере пишут. – То-то и оно, что на компьютере. А компьютеры эти… От них один вред! Люди только думают, что компьютеры помогают им, делают умнее, а на самом деле последние мозги эти компьютеры людям сушат. Чувствовалось, что про компьютеры старушка может сказать многое, накипело у нее. Но дочь быстренько оттеснила маму назад в квартиру. – Девочки к нам по другому вопросу пришли. Если у вас все, девочки, тогда до свидания. – Еще всего один вопрос. А фамилию Ани вы помните? – Фамилия? – задумалась женщина. – Клочкова она была. – А по мужу? – Нет, не меняла Аня фамилию. Говорила, что слишком много бумаг переоформлять придется. А Леша и не настаивал. Но Наташу они записали на его фамилию. И была она Бродникова. – Спасибо. И последний вопрос… – Еще что-то? – У ваших соседей были домашние животные? – Кто? – Ну собака или, возможно, кот? Кот по кличке Фобос? А? Что скажете? – Нет, никаких животных у них дома точно не было. Аня считала, что негигиенично держать животное в доме. Животным место на улице, а не в городской квартире. – Может, у кого-нибудь из соседей был кот с такой кличкой? Но соседке уже явно надоели все эти расспросы. Она сказала, что у нее от них разболелась голова, и закрыла дверь, не скрывая своего облегчения. Девушки остались одни в некоторой растерянности. – Ну что теперь будем делать? – Пошли в сто двадцать первую. Может, жильцы уже вернулись, тогда пообщаемся с ними. Как такового общения не получилось. Вся семья хоть и была в сборе, но входную дверь не открыли. – Откуда нам знать, кто вы такие? У нас мужчин нет, мы вам боимся открывать. – Так ведь и мы без мужчин пришли. Посмотрите, мы тут вдвоем. Что мы можем вам сделать? Но дверь им все равно не открыли, разговаривать пришлось прямо так: – Лукерья и Георгий? Муж и жена? И приемная дочь Анна двадцати пяти лет от роду. Нет! Нет у нас таких знакомых! – Но Анна в бреду назвала ваш адрес. – Понятия не имеем, почему она это сделала! Бред на то бред и есть, чтобы ему не слишком-то доверять. Уходите! – Выгляньте в глазок, мы вам фотографию Анны покажем. Может, вы ее в лицо признаете. Начались долгие и утомительные перемещения фотографии, чтобы четыре глупые трусливые гусыни, спрятавшиеся за дверью, смогли бы взглянуть в глазок. Потом друг за другом раздались голоса: – Нет. – Не видела! – Не знаю такой. – Извините. Одним словом, это семейство категорически отказывалось признавать факт знакомства с Аней. И тогда Фима напоследок, уже больше от отчаяния, взяла и брякнула: – А кот Фобос вам знаком? После ее вопроса последовала продолжительная пауза. Потом глазок потемнел, кто-то быстро закрыл вторую дверь. Подруги снова позвонили, потом постучали, затем снова позвонили. И лишь когда им стало окончательно ясно, что семья разговаривать с ними не желает, они пошли к лифту, из которого в этот момент как раз выходила какая-то женщина. – Скажите, – обратилась к ней Вика, – вы тут нашего котика не видели? Зовут его Фобос! Женщина удивленно посмотрела на них. – Котика? Нет. А как он выглядел? Если бы девушки знали! Они в существовании самого кота не были до конца уверены. Поэтому вместо ответа Вика ткнула пальцем в сторону двери, за которой сидели четыре пугливые барышни, и сказала: – Нам показалось, что вот из этой квартиры доносилось его мяуканье. Вы не знаете, у этих жильцов есть кот? – Нет, кота у них нет, – задумчиво произнесла женщина. – И кошки нет. Но живут там исключительно порядочные люди. И я вас уверяю, что они не станут воровать чужих кошек. И если даже ваш Фобос и прибился к ним, то они обязательно вам его отдадут. Вы им позвоните и спросите прямо. – Мы спрашивали, они не признаются. – Да? Очень странно. А вы точно слышали мяуканье? Потому что мне сложно представить, чтобы Клотильда Павловна в ее преклонном возрасте стала бы воровать чужих животных. А уж ее дочь и внучки вымуштрованы ею так, что и подавно им такая мысль в голову никогда не придет. Более образцовой семьи в нашем доме просто нет. Всегда вежливые, опрятные, подтянутые. Девочки учатся на отлично, умницы! Идут, всегда улыбаются, здороваются первые. Пожилой человек идет – дверь ему придержат, вперед пропустят. Видят, что с сумками, помощь предложат. Нет, ничего плохого я про них сказать не могу, и вам не позволю на людей наговаривать! Женщина явно начинала сердиться. – Гуляйте отсюда! – буркнула она, исподлобья глядя на подруг. – Ищите своего кота в другом месте! Тут его нет! Тут исключительно честные люди живут! Несмотря на то что разговор, и особенно последняя его часть, велся на повышенных тонах и в непосредственной близости от квартиры Клотильды Павловны, из-за двери никто из ее домочадцев так и не выглянул. И уже спускаясь вниз, Вика произнесла: