ЗовитеМеняФруФру: Ладно, но скажи мне правду. Ты фантазируешь обо мне? РедРиверРевел: Я не буду отвечать на этот вопрос. РедРиверРевел: Но если б не разница в возрасте, я бы позвал тебя на свидание Нежность последнего предложения поразила меня. Я не ожидала этого, не предполагала такой возможности, и так шли месяцы — мы отправляли друг другу ссылки на ледяные отели, отели на деревьях и отели под водой, обещая друг другу отправиться туда вместе; мы говорили о наших семьях, о нашем будущем и наших мечтах. Моя мечта казалась далекой, а его уже осуществилась. Вскоре мы начали созваниваться. — Я не нуждаюсь в популярности, — сказал он. — Хотя какая популярность может быть в джазе? Никто больше не слушает его, а я просто хочу, чтобы люди, которых я уважаю и которыми восхищаюсь, испытывали ко мне те же чувства, и тогда я буду счастлив. — Я тоже. — В течение нескольких месяцев мне приходилось прятаться под одеялом, когда родители думали, что я давно сплю, чтобы послушать его истории о музыкантах, с которыми он играл, и о международных концертах, где он бывал. За пару недель до того, как мне исполнилось семнадцать, Адам выложил пост на «Фейсбуке», что его следующий концерт пройдет в Нью-Йорке. Это было в «Блю Ноут», куда пускали посетителей любого возраста, и я написала ему, что приду. Родителям я сказала, что еду к своей подруге Рейчел, а затем села на метро до центра. Я сидела в задней части зала, за столиками для тех, кому меньше двадцати одного, одетая в черную кожаную мини-юбку, красный свитер с V-образным вырезом и сапоги до бедер. Я пришла накрашенной — тушь, подводка для глаз, бордовая помада — и потягивала диетическую колу через соломинку. Во время выступления Адам склонил левое ухо к тарелкам, как будто прислушиваясь к их шепоту, и все мое тело гудело, гудело и не переставало гудеть. После я задержалась, притворяясь, будто пишу СМС, пока Адам прощался с коллегами и обнимал знакомых, пришедших на концерт. Когда почти все покинули зал, он подошел ко мне. Я не помню подробностей, ничего особенного, просто светская беседа, благодарность за то, что я пришла. Что я точно помню, так это его взгляд — одновременно изумленный, довольный и голодный, — когда Адам взял меня за руку. Помню, как он держал ее. Наше второе в жизни прикосновение. Затем он убрал руку и сказал что-то насчет билета на автобус, который надо купить прямо сейчас, чтобы вернуться домой. В Бостон. — Ты можешь остаться со мной, — услышала я собственный голос. — Уже так поздно. Я тут же вспомнила о бабушкином доме, расположенном всего в трех кварталах отсюда. Ключ от квартиры на четвертом этаже я всегда носила с собой; бабушка совсем недавно вручила его мне в конверте. «Второму владельцу кабинета для писателей», — гласила записка внутри. Она словно бы передала мне эстафетную палочку. С каждым годом бабушка использовала помещение все реже и реже — в здании не было лифта, и ее восьмидесятитрехлетнее тело уже не могло выдержать подъемов по трем крутым лестничным пролетам. Помню, как Адам рассмеялся: — Ты разве не с семьей живешь? Я старалась выглядеть и вести себя старше, но, очевидно, для него я все еще была подростком под родительским крылом. Нахмурившись, я сказала: — Сегодня я ночую не дома. И Адам последовал за мной. Мы шли бок о бок, наши руки периодически соприкасались; все мое тело было наэлектризовано. «Переночую у Рейчел», — написала я маме из ванной после нашего прихода. — А тут неплохо, — заметил Адам, стоя посреди кабинета. Здесь не было кровати, только диван, письменный стол и прочный деревянный стул. Второй комнатой была просторная кухня, которой бабушка пользовалась только для того, чтобы приготовить чай и тосты. — Что это за место? Кто здесь живет? — Это просто… офис. Для меня и моей бабушки. Чтобы писать. На самом деле я ни разу не пользовалась ключом, потому что боялась, что не напишу ни строчки, когда приеду. Я бы не смогла простить себе, что проехала на метро до самого центра только затем, чтобы сидеть и пялиться в стену. — Везет. — Адам указал на диван, а затем подвел меня к нему за локоть. — Наклонись. Я покачнулась. — Что? — Что слышала. Перегнись через подлокотник. Попой вверх. Я говорил, что отшлепаю тебя, если ты будешь плохо себя вести, а ты вела себя очень плохо. Ты наговорила много, — он стянул мою юбку вниз, — дерзостей. Мой нос, рот и подбородок оказались вдавлены в затхлую диванную подушку. Я почти не могла дышать и дрожала то ли от страха, то ли от возбуждения. Я услышала, как он расстегнул ремень. У нас будет секс? Хочу ли я… Сначала я почувствовала прикосновение пряжки к заднице. Он с силой надавил, как будто пытаясь поставить клеймо, а затем просунул палец, играя с клитором. Я, извиваясь, застонала в подушку, и он убрал палец. — Ты была очень, очень непослушной, — отчеканил Адам. — Я остановлюсь, когда ты усвоишь урок. Просто скажи мне, когда. Я не могла поверить, что это был тот же самый человек, с которым я месяцами говорила по телефону об отелях на деревьях, музыке и книгах, о наших семьях и нашем будущем. Я не знала, какие роли мы должны играть. Я хотела этого или чего-то подобного, но с каких пор Адам решил, что он тоже этого хочет? Шлепок ремня по заднице, затем ладонь, затем опять ремень. Он чередовал удары пять-шесть раз, и кожа начала ныть и пульсировать, но я не просила его остановиться, я испытывала нас обоих. После десятого удара я сказала, что усвоила урок. Задыхаясь, прижалась спиной к его груди, а Адам снова положил руку между моих ног и с улыбкой произнес: — Хорошая, хорошая девочка. Думаю, мне это понравилось. Когда он отшлепал меня вот так. Когда я услышала, как Адам произносит мое имя своим глубоким голосом. Ты заслужила это, Наоми, ты знаешь, что заслужила. Я была мокрой, как никогда раньше, как никогда позднее. Заслужила ли я это? Я заманила его, я привела его сюда, я манипулировала им. Я думала, что власть в моих руках. И тогда Адам сказал: — Здесь не хватит места для меня, для нас, в смысле, для сна, мы не поместимся на диване. Мне правда пора, я еще успею на автобус в два тридцать. И он ушел, а я спала на диване одна, и, когда проснулась в кабинете моей бабушки, святая святых, где она творила, я все еще была шестнадцатилетней девственницей, которую никогда не целовали. В тот вечер, вернувшись в свою спальню в Верхнем Вест-Сайде, я зашла в мессенджер. ЗовитеМеняФруФру: Было неплохо:) РедРиверРевел: Согласен. Сидеть не больно? ЗовитеМеняФруФру: Больно РедРиверРевел: Вот и хорошо ЗовитеМеняФруФру: Но в следующий раз мы переспим РедРиверРевел: Удача улыбается тем, кто умеет ждать:) В чем-то он оказался прав. Через пару дней он попросил прислать обнаженную фотку. Я использовала веб-камеру компьютера, чтобы снять себя — на четвереньках, задница кверху, грудь покачивается, я оглядываюсь в камеру, лицо прикрыто волосами. РедРиверРевел: Очень сексуально. Я все думаю о том, как покраснела твоя попка, когда я преподал тебе урок. И ты вся текла ЗовитеМеняФруФру: Жду не дождусь, когда ты перегнешь меня и оттрахаешь РедРиверРевел: Да, детка, я тоже Продолжались и наши звонки. Разговоры были безобидными, даже целомудренными, но меня это не смущало: я видела в этом знак, что я ему небезразлична, что он заботится обо мне. А потом мне исполнилось семнадцать, официальный возраст согласия, и я подумала: «Он ждал этого, ждал меня, скоро у нас наконец-то будет секс, мы будем вместе, в реальной жизни». Вот-вот, вот-вот… И вот, на последней неделе учебы в десятом классе: РедРиверРевел: На следующей неделе у меня концерт в Нью-Йорке, можно переночевать с тобой в том «офисе»? ЗовитеМеняФруФру: Да!!!;) «Ночую у Рейчел, — предупредила родителей. — Готовим проект по английскому и успеем закончить, только если всю ночь просидим». Адам попросил меня помочь ему с параллельной парковкой, так что я стояла на тротуаре, периодически выкрикивая что-то в стиле «слишком далеко от бордюра!». Затем мы поднялись в квартиру, вместе. Была среда. Я до сих пор не сделала домашнее задание, но надеялась к четвергу расстаться с девственностью.