Когда она надолго замолкает, я не знаю, что делать со своими руками. Как бы поступил настоящий друг? Обнять ее, позволить ей разрыдаться, пока не наступит облегчение? Я обнимаю ее. Розмари замирает в моих руках. — Я устала. — Она разрывает объятие. Намек понят. — Я пойду. Дам тебе немного пространства, — нащупываю на полу свою сумку. — Еще раз спасибо, что так вдумчиво прочитала и отредактировала. Пожалуйста, пришли мне свой текст, как сможешь! Розмари сглатывает: — Конечно, но я не могу, ну, знаешь, заплатить тебе или что-то в этом роде. Ее лицо краснеет, и по иронии судьбы мое тоже. Секс, смерть, деньги: никто не любит обсуждать это, разве что в книгах, тогда это безопасно. — Боже, — бросаю я легкомысленно, — тебе не нужно ничего мне платить, я же не профессиональный редактор. Просто человек с большим количеством свободного времени, как-то так. — Сжимаю руки между бедрами, чтобы не заламывать их. — На самом деле я вдумчивый читатель. По крайней мере, по мнению бывших сокурсников. Я задаю последний вопрос: — Ты не против, если я возьму несколько книг? Я давно собиралась почитать Рейчел Каск и Джоанну Уолш, а они как раз у тебя на прикроватной тумбочке. Она разрешает, поясняя, что только что закончила читать и они были великолепны. Я возвращаюсь в спальню и забираю их. Если Розмари никогда не пришлет мне свою рукопись, у нас будет как минимум одна причина встретиться снова. Я могла бы оставить ее в покое, но не похоже, что она этого хочет. Инициатор всегда я, это так, но она всегда соглашается — если б ей не нравилось проводить со мной время, она бы уже давно порвала всякую связь. У нас нет общих друзей! Мы не живем в одном районе! Я не способна в одиночку помешать продаже книг ее авторов в книжном магазине! Я никак не могу на это повлиять. У меня нет никакой другой власти, кроме той, что на страницах. Выйдя в коридор, я несколько минут стою, прижав ухо к двери. Вдруг она позвонит кому-то, или включит громкую музыку, или громко крикнет — если она это сделает, я хочу быть там, чтобы услышать. И, возможно, даже закричать в ответ. Глава восьмая В следующие выходные Калеб нажимает на кнопку звонка в моей квартире. Он обещал приехать прямо из аэропорта, и вот он здесь. Я впускаю его. Заслышав резкий звук домофона, Ромео ныряет под мою кровать. — Это Калеб, твой приятель, — успокаиваю его, пока наношу тушь на ресницы и крашу губы вишневой помадой. Я открываю дверь, застав Калеба врасплох, когда он поворачивает из-за угла. Его кулак зависает в воздухе, и он не сразу вспоминает, что нужно поздороваться. И поцеловать меня. Его губы холодные, как у трупа, и я отстраняюсь. — В свою защиту скажу, что на улице минус семь. Полагаю, ты сегодня не выходила из дома? Понятно, почему ты без штанов. — Он проводит пальцем по моему голому бедру. — Попалась, — отвечаю я. Калеб убирает руку. Интересно, это потому, что он почувствовал, как я напряглась и отстранилась? Дверь в мою квартиру все еще открыта, а он даже толком не вошел. Его письмо, мои слезы, наша неловкая сцена в баре — все это еще не забыто. Я отстраняюсь, чтобы дать ему войти. Калеб закрывает за собой дверь, идет в мою спальню и снимает обувь. — Я рада, что ты вернулся. — Я тоже. Открыв чемодан, Калеб начинает распаковывать вещи, засовывая трусы, носки, футболки и тренировочные штаны, которые он иногда надевает на ночь, в пустой ящик, который я выделила для него. С удивлением понимаю, как много его вещей уже обитают здесь, разбросанные по всей квартире. Его зубная щетка, бритва и крем для бритья обычно стоят на подоконнике в ванной комнате рядом с моим увлажняющим кремом для лица, зубной пастой и пинцетом. Никто из нас не упоминает и не говорит об этом, но это пространство — мое пространство — уже становится нашим. Почему я не замечала этого раньше? Это свидетельство верности. Если б он планировал бросить меня, он бы не хранил здесь столько своих вещей. Поняв, что угроза миновала, Ромео выбирается из-под кровати и с мурлыканьем трется о ноги Калеба. Мужчина в доме вернулся. Беру из холодильника две бутылки валлийского золотого эля и откручиваю крышки. — Смотри, что я нашла! — Пена поднимается слишком быстро, угрожая пролиться на ковер. Я инстинктивно обхватываю губами горлышко и высасываю излишек. — Упс. — Я вытираю рот. — Можешь взять другую. — Ого, я все еще в Уэльсе? — Он смеется, изображая удивление. — Не могу поверить, что ты отыскала его здесь. — Калеб делает глоток. — Спасибо. — Не за что. Подумала, это может облегчить возвращение. — Облегчит. Так и есть. — Он снова целует меня. Его губы потеплели. Я не отстраняюсь, пока за окном не раздается вой сирены, нарушая идиллию. — Последние несколько дней я много размышляла. Он опускается на диван и настороженно смотрит на меня. Я устраиваюсь на противоположном конце, поворачиваясь к нему всем телом. — Прежде всего я хочу, чтобы ты знал, как много твое письмо значит для меня. Но для восстановления доверия потребуется много времени, а также усердная работа с обеих сторон. Ты уверен, что хочешь именно этого? — Конечно. — В его голосе слышится нетерпение. — То, что я чувствую к тебе, не изменилось. — Это хорошо. Калеб трет глаза, они покраснели и слезятся. Я никогда не видела, чтобы он плакал или был на грани слез. Возможно, он просто устал и это реакция на стресс. Это логичнее всего. — Розмари ответила на твое письмо? — спрашиваю я, хотя теперь знаю, что это был телефонный звонок. Пусть это будет его последняя ложь. Его плечи опускаются. — Да. Я не собирался отвечать, но она спросила, счастлив ли я. Калеб делает паузу, и я чувствую обиду. Он позволяет мне ощутить сомнения. — И что ты ответил? Его улыбка одновременно ласковая и жалостливая. — Я ответил: да. Перестаю задерживать дыхание и позволяю себе откинуться на подушку. Мы долго сидим рядом, сгорбившись, не двигаясь и не разговаривая. Может ли быть так, что Розмари — сама по себе тот конфликт, которого я так жаждала? Ее существование, романтика их прошлого сделали Калеба еще более интересным и желанным для меня. Когда мы начали встречаться, наши отношения казались слишком хорошими, чтобы быть правдой, и так оно и было. Потом появилось это, появилась она, и я вдруг оказалась втянутой в чужую историю; возможность влиять на нее дала мне какую-то извращенную силу. Я уже не могу вспомнить, какими были наши отношения в самом начале, без Розмари в качестве точки отсчета. Может быть, мы все трое должны очиститься, избавиться от этого треугольника, может быть, мы должны быть счастливы сейчас, плыть свободно и вперед, не обремененные прошлым. Я на мгновение замираю, пытаясь осознать, чего же хочу. Калеб наклоняется и хватает меня за пятки. Притянув их к себе, он начинает разминать мою кожу большим пальцем. Мои ступни мозолистые и запущенные от ходьбы по городу в неудобной обуви. Наслаждаюсь ощущениями, когда Калеб надавливает сильнее, глубже. Его движения методичны. Мы перемещаемся с дивана на кровать. Он снимает с меня нижнее белье и трет между ног. Я быстро становлюсь влажной, не сводя с него взгляда, пока не кончаю на его пальцы. Возбужденный, Калеб переворачивает меня и входит сзади. Мы двигаемся вместе, пока он впервые не кончает в меня. Обычно он эякулирует на мою грудь, живот, бедра. Ощущение мягкости внутри меня настолько интимно, что я почти смеюсь от шока. — Я в душ, — объявляет он, выскальзывая, и мы больше не вместе. Я не принимаю душ так часто, как он после секса. Не понимаю стремления быть постоянно чистой. Слышу, как включается вода, как хлопает занавеска в душе. На подоконнике у моей кровати вижу его телефон. Он вибрирует. Хотя бояться нечего — все уже позади, — я все равно боюсь. Тянусь к телефону, и давление подскакивает. Один разок, обещаю я себе, всего один разок. Имя Розмари на экране ощущается как неизбежность; тошнота подкатывает к горлу, пока я читаю: Я правда хотела дать тебе и твоей девушке пространство, о котором ты просил, и, хотя меня так и тянуло написать тебе каждый день после нашего последнего разговора, я сдержалась. Но на прошлой неделе произошло нечто тревожное, и мне не по себе. Если я услышу твой голос, хотя бы на минуту, это поможет. Тошнота перемещается из горла в рот. Я сглатываю подступившую желчь. Что такого тревожного могло случиться? Кончики пальцев пульсируют, кровь громко и шумно стучит в ушах, пока я удаляю ее сообщение и блокирую номер. Его больше не существует. Калеб никогда этого не увидит. Я буду в безопасности. Уверена, гордость Розмари не позволит ей снова связаться с ним по телефону или электронной почте, не заставит постучать в его дверь. Калеб узнает, что я заблокировала ее номер, только если попытается ей позвонить, а если это произойдет, что ж, я уже проиграла. «Это к лучшему, — успокаиваю я себя. — Она больше не может полагаться на него; ей нужно научиться полагаться на кого-то другого». Позже ночью, когда мы с Калебом засыпаем, держась за руки, я неохотно, но неизбежно признаю, что отпустить ее — единственный шанс удержать его здесь, вот так, пока его пульс бьется о мою ладонь. Может быть, я действительно могу, может быть, наконец-то пришло время. Арка нашего повествования укрепилась; теперь мне просто остается понять, каким будет конец. * * * В коктейль-баре, известном своей разнообразной коллекцией латиноамериканских спиртных напитков, я беру пряный «Палома»[39] и рассказываю Даниэль все — или почти все. — Так вот, Калеб встречался со своей бывшей девушкой за моей спиной и лгал об этом, и… — Боже, они трахались? — О нет, он мне не изменял, до постели дело никогда не доходило. — Я слизываю брызги коктейля с большого пальца. — Я знаю это, потому что заглянула в его телефон. Я твердила себе, что я сумасшедшая и ничего не происходит, пока наконец не решила раз и навсегда избавиться от своих подозрений. И оказалась права! Они постоянно общались.