— Который час? — недоуменно спрашиваю я. — Семь, — шепчет Калеб, пытаясь одеться в темноте. — У меня ранняя встреча, но увидимся только завтра вечером. — Завтра? — Да. — Он хмурит брови. — Мне нужно провести сегодняшний вечер в одиночестве. Работа накопилась, да и я плохо спал. Мне нужно перезагрузиться. Но завтра я буду. — Ладно. — Я моргаю. Его внезапное желание побыть в одиночестве наверняка связано с моими откровениями, и это объяснимо. Ему нужно переварить информацию. — Конечно, я все понимаю. Нам обоим нужно побыть в одиночестве. Надеюсь, ты почувствуешь себя лучше. Напиши мне позже. — Конечно, люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — поправляю подушку и снова устраиваюсь поудобнее. Я планировала провести свой выходной, не написав ни слова. Я так долго неслась сломя голову и теперь наконец могу немного отдохнуть. В течение следующих нескольких часов агрессивно играю в «Слова с друзьями» (но не с друзьями, а с незнакомцами в интернете), просматриваю «Ютуб» и перечитываю свои опубликованные рассказы для экстренной инъекции самодовольства. Около шести вечера приходит сообщение от Луны: Ты же знаешь, что твоя записная книжка здесь? Кто-то из посетителей нашел ее на полу. Я уберу ее в сейф сегодня вечером, чтобы ты могла завтра забрать! На полу? Мой желудок сжимается, и на мгновение я чувствую себя так, как, по моему абсурдному представлению, чувствует себя мать, потерявшая из виду собственного ребенка на переполненной детской площадке. Могу поклясться, что вчера видела вспышку сиреневого цвета в моей сумке, но, возможно, мне показалось. Пишу Луне ответное сообщение: Боже, я и не знала, что она пропала. СПАСИБО! Я верю, что она не станет ее читать — в ней нет запретной привлекательности дневника, и, кроме того, в последнее время Луна полностью поглощена Салли Руни. В постели я играю в слово «ЛОЖА» с незнакомкой по имени Мариса Л (72 очка, тройное слово и тройная буква), отправляю Калебу фотографию Ромео, выглядывающего из бумажного пакета, и наконец засыпаю. Глава одиннадцатая На следующий день, забрав записную книжку, я устраиваюсь на вращающемся стуле за кассой и пробиваю покупки белых мужчин — на троих они покупают восемь романов, написанных белыми мужчинами. — Однажды я подкину им в пакет Одри Лорд[43], — шутит Луна после их ухода, склоняясь над только что доставленной коробкой с книгами в твердом переплете. — Ага, — бормочу я, а затем меня внезапно осеняет неприятная навязчивая мысль: — А как выглядел тот, кто нашел мой блокнот? Луна удивленно смотрит на меня, приподняв брови. — Даже не знаю. Девушка. Довольно привлекательная. Черные волосы. Короткие. Я не рассматривала. Желудок сжимается. — У нее были странные зубы? Луна возится с коробкой — ее опечатали на совесть — и наконец открывает. Книги вываливаются наружу, ударяясь о пол. Ругаясь, она осматривает их на предмет повреждений. Поврежденные книги продаются со скидкой. Питер, который обычно появляется здесь, только чтобы устроить скандал перед большими праздниками, будет недоволен. — Я не стоматолог, так что не просила ее открыть рот и сказать «аааа», — со смехом отвечает Луна, но, увидев мое лицо, спрашивает: — Что такое? Ты побледнела. Мои ноги онемели, я чувствую легкое покалывание и топаю по полу. Левая нога, правая, снова левая, чтобы вернуть чувствительность. — Я плохо себя чувствую. Подменишь меня на кассе? Мне нужно в туалет. — Ой, давай без подробностей. — Луна отмахивается от меня. В туалете я прислоняюсь к зеркалу и проверяю свой телефон на наличие сообщений с восклицательными знаками, обвинениями или угрозами — но пусто. Какова вероятность, что Розмари вчера ни с того ни с сего оказалась поблизости и решила заскочить ко мне, чтобы рассказать о содержании письма с глазу на глаз? А если и так, с чего бы ей приезжать, не предупредив? Желая успокоить нахлынувшие мысли, пишу Розмари, надеясь, что ее ответ развеет мою тревогу. Получила твое письмо — спасибо за чтение и доброту! Это важно для меня. С нетерпением жду, когда сможем встретиться за парой бокалов. Я не жду немедленного ответа — обед уже закончился, так что Розмари, наверное, некогда отвечать, пока ее рабочий день официально не закончится. Сажусь за кассу и заставляю себя прекратить строить догадки; возможно, это не она нашла блокнот. Будь это она, здесь бы уже разразился кромешный ад. Черноволосых женщин — натуральных или крашеных — на свете пруд пруди, а уж вампирские зубы Луна не оставила бы без внимания. Мое сердцебиение потихоньку возвращается к нормальному ритму. За пять минут до закрытия покупатель берет одну из рекомендованных мною книг — «Идиот» Элиф Батуман — из стопки «Выбор сотрудников», сложенной у задней стены. Мы с Луной следим за тем, какие книги, рекомендованные сотрудниками, продаются лучше всего; мы хотим, чтобы наши вкусы кто-то разделял. Здесь есть книги от сотрудников, которые давно здесь не работают, и иногда, когда в магазине малолюдно, я изучаю их списки и думаю, куда они перешли, чем сейчас занимаются. По-прежнему ли они готовы рекомендовать эти книги? Когда я наконец выхожу из книжного, солнце окрашивает небо в розовато-оранжевый цвет, а в воздухе витает аромат весны. Я повязываю пиджак на талию и иду к Бруклинскому мосту. Перебираю ключи — серебряный и золотой, мой и его — в левом кармане на молнии, пока они бьются о мой таз. На мосту всегда полно туристов, и я наблюдаю, как они фотографируют друг друга. Несколько женщин забираются на перила, чтобы сделать идеальный снимок, и я думаю, как легко они могут упасть. Велосипедисты кричат на пешеходов, случайно забредших на узкую велосипедную дорожку. Я делаю селфи. Впервые за долгое время — я редко себя фотографирую, только если того требует случай. В этом свете мои волосы кажутся более рыжими, а лицо — выбеленным и бесплотным от слишком долгой выдержки. Мне нравится, как это выглядит, и я размещаю фотографию в «Инстаграме» с подписью: «Чувствую себя симпатичной, удалять не буду», добавив эмодзи русалки и заката. Пересекаю мост, но до границы Гамильтон-Хайтс и Вашингтон-Хайтс еще четыре часа ходьбы. На мне крепкие, надежные ботинки, но я никогда раньше так далеко не ходила по городу; когда я дохожу до Верхнего Вест-Сайда, мои колени горят. Я все равно продолжаю двигаться дальше, получая удовольствие от пристального изучения районов, которые меняются, смещаются, наталкиваются друг на друга: супермаркеты «Хол Фудс» сменяются парикмахерскими, винными лавками, маленькими магазинчиками, снова супермаркетами. Покупаю бутылку аргентинского мальбека — любимое красное вино Калеба — в винном магазине на 163-й улице, а затем поднимаюсь к нему на четвертый этаж. Поворачиваю ключ в замке. Странно, но дверь не открывается. Прижимаюсь плечом к двери и дергаю ручку. Ничего не происходит. У Калеба что, есть внутренний замок — но зачем ему вообще им пользоваться? Выдохнув, оглядываюсь вокруг, смущенная и растерянная, надеясь, что никто не видел, как я тут возилась. Никто — поэтому на этот раз стучу трижды, ритмично, узнаваемо, давая понять, что это я. В ответ — тишина. Проверяю, не пробивается ли желтый свет через щель под дверью. Внутри темно, но вполне возможно, Калеб сидит в своей спальне в задней части квартиры, слушая музыку или подкаст в наушниках. Достаточно громко, чтобы отгородиться от всех нежелательных помех. Может быть, его сосед дома? Стучу еще раз, а затем решительно звоню в дверь, чего меня ранее просили избегать. Обоим жильцам не нравится резкий звук. Ничего не происходит, и я набираю номер Калеба. Гудок, другой; в конце концов меня перебрасывает на голосовую почту, которую он не персонализировал; вместо этого меня встречает автоматический, извиняющийся женский голос. Я не оставляю сообщение. В наше время никто не оставляет и не слушает голосовые сообщения, кроме моей матери. Я отправляю ему сообщение. Ты дома? Я у тебя и почему-то не могу войти. Сколько времени потребуется, чтобы посмотреть телефон, прочитать сообщение и подойти к двери? Через пять мучительно долгих минут звоню снова. Автоматическое сообщение. По позвоночнику пробегает дрожь. Неужели с Калебом что-то случилось? Возможно ли, что конец, который я приготовила для него, каким-то образом стал реальностью? Неужели я правда обладаю такой силой? Пишу ему снова: Я волнуюсь. Где ты? Надеюсь, все в порядке. Пожалуйста, перезвони мне, как сможешь! Чувствую голод: уже половина одиннадцатого, а я в последний раз ела в четверть второго, так что я заглядываю в фалафельную напротив. Там длинная очередь, поэтому я проверяю «Твиттер», чтобы отвлечься. Розмари до сих пор не ответила на мое сообщение. Может быть, ее аккаунт в «Твиттере» даст подсказку. Неужели она считает, что наша дружба исчерпала себя? Неужели она из тех людей, которые забывают друзей, едва у них начинаются новые отношения? И если так, то разве это не к лучшему? Ввожу ее имя в строку поиска — пусто. Странно. Нетерпеливо вбиваю в поисковик ее полное имя. Мне не высвечивается ни одного ее профиля в социальных сетях, но, как ни странно, я вижу аккаунт журнала «Вог». Последний твит оттуда стал вирусным, вернее, настолько вирусным, насколько это возможно в книжном мире. Тысячи лайков, сотни ретвитов — многие из них принадлежат другим писателям и медиагигантам, которыми я восхищаюсь. Во рту пересыхает, когда я нажимаю на сопроводительную ссылку и перехожу на сайт известного журнала. Очерк, на который я смотрю, называется «Наблюдение в соль миноре», автор — Розмари Пирс. С моих губ срывается вой, полный шока и зависти. Вот оно, наконец-то опубликованное. — Чертов «Вог», — бормочу я. Здесь опубликовали дебютный рассказ Розмари?