Нет, это главное, признаюсь себе, выводя восьмерку на прохладном оконном стекле. Придумать сюжет, постоянно обдумывать его, выстраивать — значит сбежать от всего этого Эстроген и барабанные тарелки хвостами отгоняя мух РедРиверРевел печатает… прогестин стерильные номера высотных отелей Стоило ли мне сбежать? Когда мы добираемся до моего квартала, я прошу выйти на особенно долгом красном светофоре. «Дойду пешком», — говорю водителю. Платеж проходит, и он отпирает дверь. Я выпрыгиваю из такси и бегу. Колени и мышцы бедер протестуют. «Тринадцать миль, — кричат они. — Хватит уже двигаться, хватит». Когда я поднимаюсь на верхний этаж, до меня не доносится никаких аппетитных запахов. Ключ в замке, дверь распахивается, и следом: Калеб у плиты, помешивает что-то. Моя квартира выглядит более опрятной. Наверное, это сюрприз. Он хочет удивить меня заботой. Это его язык любви. Как говорится, чистая квартира — ясные мысли. Прохожу по комнатам в поисках Калеба. «Спасибо, — скажу я, когда увижу его, — но не стоило этого делать, ты напугал меня, знал ли ты, как мне страшно?» Здесь не так много комнат, и я прекрасно об этом знаю. В ванной аккуратно стоят мой увлажняющий крем для лица, зубная паста и пинцет. Его зубная щетка, бритва и крем для бритья исчезли. Делаю громкий вдох и отступаю, мое тело, обмякшее, тяжелое и громоздкое, задевает все углы. В спальне кровать заправлена, подушки переложены. Ромео сидит на пледе, расставив лапы в идеальной параллельной симметрии, будто сфинкс. Когда он, мигая, смотрит на меня, мне жаль, что мы не можем общаться силой мысли: «Что он делал, почему ты отпустил его, почему только тебе было дозволено попрощаться?» На полке в глубине шкафа не хватает его рубашек и брюк. Моя одежда сложена и перераспределена так, чтобы заполнить просторные полки. Я отступаю назад, подальше от пустоты. На кухне замечаю на столе из полированного дерева печатный экземпляр переписанной версии, которую я вручила Розмари — «Я смотрю на нее сквозь стопку книг в магазине, где она работает: она заворачивает в подарочную упаковку кружку с портретом Шекспира» — с пометками, сделанными все той же красной ручкой. На верхней странице она написала: «Эта версия лучше». Я разворачиваюсь, будто пытаясь найти ее, будто Розмари сейчас выскочит из-под стола с криком: «Ты считала себя непобедимой?» Эта рукопись прошла через все наши руки — она все еще хранит мои отпечатки, ее отпечатки, его отпечатки. По-видимому, они встретились и обсудили улики, прежде чем Калеб принес ее сюда. Каждая встреча с Розмари была тщательно задокументирована. Я проверяю «Инстаграм» Оливера. Это последнее и единственное место, где я еще могу отыскать Розмари. Как он отреагирует, если узнает, что его девушка встретилась со своим бывшим парнем, чтобы спланировать и осуществить месть за совместное предательство? Ощутит ли Оливер, как ощутила я, что их совместная жизнь с Розмари никогда и близко не будет стоять с тем, что было у них с Калебом? Если Розмари больше не появится в «Инстаграме» Оливера, не отметится на его фотографиях, значит, она официально вернулась к своей первой любви. Значит, травма от того, что ее историю переписали, станет катализатором их воссоединения. «Пользователь не найден, — сообщает «Инстаграм». — Пока нет публикаций». Теперь все кончено, не так ли? Любые ее следы исчезли. Я представляю целую армию людей, настроенных теперь против меня. Достав из сумки сиреневую сатиновую записную книжку с монограммой, я кладу ее на стол. Она была моей, она должна была оставаться личной, верной мне, но теперь мои собственные инициалы обвиняюще взирают на меня. Стоило ли оно того, Наоми Амелия Экерман? Стоило ли? Мое худшее «я» раскрылось, и никого не осталось рядом. Полагаю, я не могу их винить. Стопка страниц чем-то заложена. Я перехожу к тому месту, куда меня направил Калеб — к середине отрывка из нашей истории — и достаю серебряный ключ. Мой, а когда-то его. На полях он нацарапал: Делай то, что тебе нужно, я не могу и не буду тебя останавливать. Но, прошу, не связывайся со мной больше. Оставь меня в покое. Его слова сталкиваются с моими собственными: «Писательство — моя первая любовь. Ставь его на первое место. Защищай его». Достаю из шкафа винный бокал, наполняю его водой и пью. Большинство моих стаканов для воды грязные. Я слышу, как гудит посудомоечная машина, которую Калеб, должно быть, загрузил перед уходом. Как это нелепо, беспокоиться о таких мелочах. Захлебнувшись — вода попадает не в то горло, — я принимаюсь судорожно кашлять. Словно мое внутреннее смятение прорывается наружу. Но почему-то я не могу смириться с таким финалом. Стоило ли мне сбежать? Я бежала весь вечер — зачем останавливаться сейчас? Кормлю Ромео и, все еще подкашливая, спускаюсь по лестнице и сажусь на поезд, идущий в Форт-Грин. Конфронтация, схватка, взрыв. Разве не к этому все шло? Я веду себя в соответствии с характером. Калеб воздвиг границу, которую я не могу преодолеть, пусть живет спокойно, но мы с Розмари по-прежнему связаны — а как иначе? Мы писали друг о друге, надеясь, что другая прочитает, что нас услышат. Разве не так? Интересно, суждено ли мне стоять на углу улицы Розмари и наблюдать, как Калеб держит ее за руку, а я, затаив дыхание, отчаянно надеюсь, что меня заметят — или не заметят. Может быть, я всегда хотела именно этого — чтобы они меня покинули, расшевелили, опустошили. Вынудили меня чувствовать. Может быть, Розмари именно это имела в виду, когда обвинила меня в том, что я пишу в поисках выхода. («Это не сработает», — написала она.) Люди в поезде шумные, пьяные и счастливые. Мужчина в плаще гладит свою тяжело дышащую трехногую собаку, а пара подростков в одинаковых комбинезонах, забрызганных краской, указывает на нее пальцем и умиляется. Худющая блондинка ест сэндвич, а зубастый мужчина рядом с ней объясняет, почему Ветхий Завет лучше Нового. Поезд проносится мимо «Хай-стрит», «Джей-стрит» и «Хойт»; мои руки холодные и липкие, я вытираю их о колени. Выхожу на станции Розмари, «Лафайетт», и иду знакомой дорогой. Песчаник, лунный свет, фонари, индустриальный стиль. Улица пустынная и тихая. Подойдя к двери, я вспоминаю свой тихий напев — 0229, 0229 — нажимаю 0 22. И замираю. В книге моя героиня отчаянно мечтает о прощении. Должна ли я позволить ей стать кем-то другим? Может быть, наконец-то пришло время найти новую историю, пересобрать ее? У меня же получится? Пожалуйста, не может же быть, что это все, что у меня есть. Все, чем я когда-либо буду. Позади меня раздается какофония голосов и смеха; испугавшись, я отступаю от двери Розмари и прячусь в ближайшей тени. Мимо проносятся шесть человек — никого из них я не узнаю. Они громкие, пьяные и счастливые. Я начинаю рыдать всем телом. Задыхаюсь от силы потрясения. Одна из девушек, невысокая, сутулая, отстающая от своих подруг, оглядывается в поисках источника звука и смотрит на меня. На мгновение я думаю, не станет ли она вторым человеком, который за последние два часа спросил, все ли у меня в порядке, но она молчит. Продолжает идти вперед. Какое-то время я стою на темной улице и позволяю себе прочувствовать это. * * * В метро стало тише. Кажется, все, кроме меня, уже добрались до места назначения. Бездомные мужчины спят, растянувшись на сиденьях и укутавшись в одеяла. Если она прочтет это, я надеюсь, она придумает для нас лучший финал. Каким он будет? Я пытаюсь представить. Дома Ромео встречает меня у двери, как собака, и в тихом гуле моей квартиры я вычеркиваю синей ручкой слова «Сент-Эндрюс», «следую», «угрюмое болото», «математика», «частный», «Калеб», «хочу», «пишу», «Розмари», а затем пытаюсь наконец написать свой путь (обратно). Благодарности Моим неподражаемым агентам, Кэлли Дейтрик и Вэнди Шерман, за их страсть, активность и разумные советы. С самого первого телефонного разговора у меня возникло особое чувство трепета — сотрудничество с вами обеими останется одним из лучших решений в моей жизни. Отдельное спасибо Дженни Мейер за экспертизу в сфере международных прав, а также Катрине Эскудеро за находчивость и ярую поддержку в мире кино и телевидения. Лекси Кассола, моему блестящему и проницательному редактору, — спасибо, что была моим идеальным читателем. Мне безмерно повезло, что ты была моим проводником на протяжении всего процесса, и я очень горжусь тем, чего мы достигли вместе. Я также благодарна за тяжелую работу и заботу всей команде «Даттон/Пи-Ар-Эйч», включая Ханну Пул, Тиффани Рен, Элис Далримпл, Кэти Ригель, Сьюзан Шварц, Райана Ричардсона и Андреа Монагл. Спасибо также Ви-Ан Нгуен за обложку мечты!