Утро оказалось более чем просто добрым — мы сидели на террасе под чужеземным солнышком и наслаждались неизвестными деликатесами. Так как мой чемодан был до сих пор утерян (я всё еще надеялась, что это не навсегда), мне пришлось всё утро провести в белоснежном халате с лейблом отеля. В обед, для похода в ближайший мини-бутик, мне пришлось облачиться в широкую блузку Доротеи, которая была достаточно длинной, чтобы казаться на мне безвкусным платьем. Как бы удивительно это не было, но за необходимыми тряпками я отправилась именно с Мартином. Мальчишка так радовался тому, что может, как самый настоящий мужчина, оплатить мои расходы, как самой настоящей женщины, что совершенно не обращал внимания на то, что, по факту, мы оба еще были детьми. В итоге он заставил меня приобрести помимо необходимых маек, шорт и сандалий несколько совершенно ненужных мне парео, пляжных шляп и прочих незначительных мелочей. Впрочем, не смотря на три десятка пакетов с всевозможными женскими одеяниями, у нас еще оставалось двадцать процентов от выделенной нам суммы. Когда мы вернулись в номер, Доротея и Роланд уже находились на пляже, и мы поспешили к ним присоединиться. Я надела роскошный, раздельный, черный купальник, обрамленный широкими, белыми полосами вдоль краев, выгодно подчеркивающий небольшим пуш-апом мою и без того красивую грудь. Из-за боязни плавать у меня еще никогда не было купальника — я в нем попросту не нуждалась (купальник пятилетней Глории Пейдж не в счет). Поэтому сейчас, стоя перед зеркалом практически голой, с огромной пляжной шляпой на голове, я чувствовала себя едва ли не королевой красоты. Голой. Голой королевой красоты. Я никак не могла смириться с тем, что мне придется расхаживать перед всеми в одних трусах и лифчике, пусть даже они будут самыми шикарными на планете Земля. — Что ты делаешь? — поинтересовался вошедший в мой номер Мартин. — Надеваю парео, — невозмутимо ответила я, смотрясь в зеркало. — Ты еще хиджаб напяль на пляж, — возмутился мальчик и вырвал из моих рук полупрозрачную ткань. — Мы идем на пляж — там загорать надо. Хватит возиться, а-то так весь день буду ждать, пока ты соберешься. * * * — Солнце здесь светит совсем по-другому, — уже идя в сторону пляжа, заметила я, поправляя роскошную, огромную шляпу на голове. — Потому что это совсем другое солнце, тупица. Я с родителями часто ездил позагорать на пляжах, пока они не улетели на небеса, — мальчик так спокойно называл меня тупицей и одновременно говорил о гибели своих родителей, что я не выдержала перед соблазном спросить. — Ты по ним скучаешь? — Очень, — почему-то весело ответил Мартин, после чего спокойно добавил. — Но я знаю, что скоро их увижу. — Это как? — моё сердце ушло в пятки. Неужели он что-то узнал?! — Не знаю. Наверное, они прилетят обратно и увидят, как сильно мы с Роландом подружились. — А Вы раньше не дружили? — с облегчением выдохнула я. — Я знал, что у меня есть старший брат, но папа не хотел нас знакомить из-за того, что мама думала, будто папа может полюбить Роланда больше, чем меня. А потом родители улетели и Роланд забрал меня к себе — мы так и познакомились. Я и прежде знала, что Мартин до сих пор не знаком с понятием смерти, но сейчас, когда он буквально носил её в своей голове, от этого у меня в душе всё словно переворачивалось. Почему она выбрала того, кто о ней толком ничего не знает? Хотя… Едва ли кто-то на земле знает о ней больше, чем Мартин… У нас у всех слишком примитивные понятия о существовании после смерти. Мы подошли к Доротее, которая сидела на шезлонге под огромным зонтом и наблюдала за Олдриджем, вдалеке занимающимся виндсерфингом на бирюзовых волнах. Он был минимум в пятистах метрах от пляжа и казался настолько маленьким, что был даже смешон. Зрелище оказалось настолько забавным, что я последовала примеру Доротеи и села рядом с ней на соседний шезлонг, чтобы наблюдать за смешным пятном под маркой «Роланд Олдридж». Мартин же сразу занялся постройкой песочного замка, но уже через пять минут окончательно исчерпал себя в инженерном деле. — Хочу в воду, — решительно заявил мальчик. Мы с Доротеей переглянулись, мысленно спросив друг у друга, кто же пойдет страховать мальчишку. — У меня от перелетов ноги распухли, — извиняющимся тоном призналась Доротея, и я посмотрела на её ноги, и вправду словно накаченные гелием. — Без проблем, — пожала плечами я, и Мартин сразу же вскочил на ноги. — Только не нырять и глубоко не заходить. — Ну вот еще! — возмутился мальчик. — Смысл тогда вообще идти в воду? — Дождись Роланда — он тебя подстрахует, — положив шляпу на шезлонг, ответила я. — Вообще-то брат платит тебе как раз за то, чтобы этим занималась именно ты, а не он. Почему Роланд должен выполнять твои обязанности? — возмущенно спросил Мартин, когда мы подошли почти впритык к воде. — Потому что я не умею плавать, — зайдя только по колено в воду, призналась я. — Так что если ты хоть раз нырнешь, мы сразу же выйдем из воды. — Такая взрослая и не умеешь плавать? — удивился мальчик, явно словивший интригу сего заявления. — Надеюсь, что ты меня поймешь и не будешь делать глупостей, — ответила я, скрестив руки на груди, пройдя чуть дальше и уже зайдя в воду чуть выше пояса. — А знаешь, как я научился плавать? — Заулыбался мальчик. — Папа держал меня за руки и говорил, что не отпустит, а потом вдруг резко взял и отпустил. Тебе просто тоже нужно резко упасть в воду, и ты сразу же научишься плавать. — Не лучшая идея, — не согласилась я, прикрыв глаза от солнца. Я зашла в воду по самую грудь, но Мартин не торопился заходить в воду выше пояса. С полминуты он стоял напротив меня, явно обдумывая какую-то детскую идею, после чего неожиданно нырнул. От страха перед тем, что я упустила мальчика из вида, моё сердце вдруг заколотилось с бешеной скоростью, как вдруг неожиданно меня кто-то потянул за ноги, и я врезалась затылком в водную гладь. Я сразу же поняла, что меня подкосил Мартин и что он уже вынырнул, оставив меня под водой. От накатившей на меня паники, все мои мышцы словно вытянулись и моё тело словно сковало. Я не могла пошевелить ни одной своей конечностью, чтобы хоть как-то бороться со стихией, отчего интуитивно начала отсчет. Один, два, три, десять, двадцать… Я чувствовала, что моё тело относит быстрым потоком всё дальше от берега, но совершенно ничего не могла с этим поделать, с ужасом ожидая, пока Мартин снова нырнет, чтобы, наконец, вытащить меня из-под давящей толщи воды. На тридцатой секунде он, наконец нырнул, но когда его кончики пальцев скользнули по моим стопам и он снова поспешил на поверхность, я вдруг поняла, что ни его силы, ни его легких попросту не хватит на то, чтобы меня вытащить. Когда мальчик скрылся из поля моего зрения, я закричала от ужаса и это была моя фатальная ошибка. В мои легкие через нос и рот хлынули потоки воды, вытесняя остатки сохранившегося у меня кислорода. Я поняла, что теряю сознание, когда уже без конвульсий опустилась на дно. В этот момент прямо передо мной появилось что-то очень крупное, рассекающее своей мощью потоки воды вокруг моего тела, и, схватив меня за руку, оно начало меня куда-то тащить. Секундный страх перед тем, что моё тело забирает себе морское чудовище — и больше я ничего не чувствовала, кроме тишины и темноты. Глава 57 — Я просто хотел научить её плавать, — звоном в моих клокочущих ушах раздался хлюпающий голос Мартина, на фоне белого шума, излучаемого океаном. Я выплюнула минимум пол-литра жидкости из легких, но всё еще словно находилась в другом измерении. На мою грудь вновь беспощадно начало давить что-то горячее, и я уже хотела закричать от боли, но вместо крика из моего рта снова бурным фонтаном брызнула жидкость. Запрокинув голову, я неожиданно не смогла сделать вдох носом и спустя секунду почувствовала, как в мой рот словно вдувают кислород из мощного насоса. После этого мои многострадальные легкие снова начали отплевываться. — Она открыла глаза! — заверещал Мартин, и я поняла, что моя голова лежит у его ног. — Как Вы могли отпустить её с Мартином, зная его отношение к Глории?! — разъяренно поинтересовался мужской голос, принадлежавший огромной, расплывающейся перед глазами, фигуре. — Я не знала, что Глория не умеет плавать, — дрожащим звоном послышался ответ Доротеи. — Честно, Роланд, Доротея не знала… Глория сказала мне об этом, когда мы вошли в воду, — обеспокоенно затараторил Мартин, и только сейчас я поняла, что разъяренный мужской голос принадлежал Олдриджу. Наверняка я не узнала его лишь потому, что прежде не слышала, как Роланд кричит. Было ясно, что он вне себя от ярости, но он не срывал злости на Мартине, который является очевидным виновником ЧП. Мой внутренний голос обрадовался тому, что Роланду хватило ума не кричать на брата, который и без того наверняка был в шоке от произошедшего. Постепенно осознав суть произошедшего, я без единого сомнения пришла к выводу о том, что теперь Роланд наверняка уволит нерадивых нянек, которые только и делают, что страдают от распухших ног, теряют багаж, тонут и никак не могут поладить с ребенком. От боли в дыхательных путях и легких мне захотелось плакать, но вместо этого из моего рта начала вытекать очередная струйка воды, от которой я вдруг закашлялась. Олдридж снова слегка надавил на мою грудную клетку, после чего резко перевернул моё обездвиженное тело на левый бок и, уверенными постукиваниями по спине, начал заставлять меня выплевывать остатки жидкости. Я чувствовала себя так, будто меня не спасали, а наоборот — подвергали пыткам перед смертью. Глаза слепило слишком ярким солнцем, гортань сжимало в спазмах и щемило от боли, каждый вдох и выдох словно прорезал себе путь острым ножом через дыхательные пути прямо в легкие и обратно. Отплевывая остатки воды под монотонные удары между лопаток, я сжала в правом кулаке сырой песок и захотела снова отключиться, но с такими резями во внутренних органах бессознательность мне точно не светила. После заключительного плевка водой, я еще с минуту смотрела сощуренными глазами на белоснежный песок, после чего меня больно подкинули вверх. В одну секунду солнце буквально врезалось своими колкими лучами в моё лицо, и я закрыла ладонями глаза, всерьез опасаясь ослепнуть. Только после этого я поняла, что меня, в позе эмбриона, куда-то переносят. Осознание собственной ничтожности накрыло меня с головой, и я начала плакать, вот только слёзы отказывались катиться из болящих глаз, поэтому из моей груди вырывались лишь короткие всхлипы. В результате я лишь содрогалась всем своим телом от сухого рыдания и боли в легких. — Тихо-тихо, всё в порядке, — послышался где-то над моей головой голос Роланда, отчего мне еще сильнее захотелось плакать, так как я совсем не чувствовала себя в порядке. Примерно через пять минут меня опустили на что-то мягкое. Отдернув ладони от лица и осмотревшись, я поняла, что оказалась на шезлонге и Олдридж внимательно смотрит мне в глаза с максимально близкого расстояния, словно пытаясь проверить мои зрачки. Эта неловкая для меня сцена продлилась буквально несколько секунд, после чего Роланд тяжело выдохнул и куда-то поспешно ушел. В секунду, когда он отстранился от моего лица, передо мной сразу же возникли фигуры обеспокоенных Доротеи и Мартина. — Чего ты плачешь? — обратилась я к Мартину настолько сиплым голосом, что самой стало страшно. — Я чуть… Не… Утопил тебя, — рывками ответил Мартин, потирая свои покрасневшие глаза. — Только не плачь, — явно не своим голосом попросила я. — Иначе твой брат меня прикончит. — Прикончит? — вдруг сквозь слёзы улыбнулся Мартин, явно радуясь подобному варианту развития событий, после чего подошел ко мне впритык, продолжая раззадоривать свою улыбку. — Выходит, он спас тебя лишь потому, что хочет собственноручно прикончить? Ты бы видела, как он вытаскивал твоё обездвиженное тело из поглощающей тебя пучины, а потом вдруг начал тебя целовать, называя свои поцелуи «вентиляцией легких», и трогать твою грудь, называя это «непрямым массажем сердца». Я расплакался только от того, что брату из-за меня пришлось испытывать подобные муки. — Ты безнадежен, — улыбнулась я и сразу же скривилась то ли от резкой боли в горле, то ли от очередного осознания собственной ничтожности. Я могла только надеяться на то, что Роланд не заработает нервный тик от того, что ему пришлось дотрагиваться до моей груди и прикасаться своими губами… Фу-у-ух… Я наверняка выглядела отвратительно! Лучше бы я не знала, как Олдриджу пришлось ради тупицы-няньки принести себя в жертву! Я вдруг почувствовала себя ужасно опозоренной… — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась у меня Доротея. — Нормально, — только и смогла прохрипеть в ответ я. — По-моему, нас уволят, — наклонившись ко мне ближе, чтобы Мартин не расслышал её слов, серьезным тоном заключила Доротея. — По-моему тоже, — нервно согласилась я, вдруг почувствовав, что мне страшно холодно в тени. Через пару минут перед нами появился Роланд с молодой женщиной в белом халате, которая приказала перенести меня в номер. Несмотря на меня, Олдридж ловко подхватил моё тело и отправился с ним в сторону отеля, пока я от стыда испарялась в его руках. Уже спустя несколько минут мы оказались в нашем с Доротеей номере. Меня усадили на кресло из ротанга с мягкой обивкой, после чего приступили к пыткам. Всё началось с подкожного введения раствора кофеина, который должен был стимулировать мой дыхательный центр и быстро нормализовать уровень артериального давления. Затем последовала оксигенотерапия, суть которой заключалась в вдыхании смеси кислорода с воздухом с помощью портативного кислородного аппарата. Закончилось же всё дегидратацией — выведением лишней жидкости из организма, для уменьшения увеличенного объема циркулирующей крови, при помощи введения большой дозы сильнодействующего мочегонного средства. В итоге я на час закрылась в уборной. В течение этого часа я всё-таки смогла слезть с унитаза, принять пятиминутный душ, снова посидеть на унитазе, переодеться в чистый купальник и обмотаться прозрачным, молочным парео. Когда я вышла из уборной, я застала в своём номере только Роланда. Нервно сглотнув, я поняла, что сейчас меня рассчитают, но сильная жажда не позволила мне сосредоточиться на предстоящем разговоре и я, покачивающимся шагом, подошла к журнальному столику, на котором стоял хрустальный графин с водой. Если бы не присутствие Олдриджа, я бы не затрачивала энергию на переливание воды из сосуда в сосуд и сразу бы залила её в горло, из-за жгучей жажды смочить наждак, в который превратился мой язык. Но Олдридж был здесь, так что правила приличия пришлось соблюдать. Взяв с жестяного подноса стакан, я сразу поняла, что мои руки достаточно сильно трясутся, а моё тело покачивается, словно всё еще пытаясь вторить тяжелым волнам. Сев на плетеный стул и зажмурив глаза, белки которых порозовели от давления, я, наконец выпила заветный, первый стакан. Олдридж молча поднес графин к опорожненному и сжатому в моей руке стакану, желая налить мне еще воды, но моя рука так сильно дрожала, что в итоге он молча отобрал у меня стакан и вернул мне его уже полным. Такого сильного обезвоживания я еще никогда не испытывала, даже после попойки с Риком. Допив очередной стакан воды, я выпила предложенную Олдриджем шипучку, которая должна была восстановить мой водно-солевой баланс, и снова отправилась в туалет своим покачивающимся шагом, от которого меня в итоге замутило и стошнило. Только заново выпив шипучку и аккуратно опустившись всем телом на мягкую постель, я смогла собрать все разбросанные по уголкам сознания слова и превратить их в мысли. — Я уволена? — шепотом поинтересовалась я, не желая, чтобы Олдридж услышал мой хрипящий голос, больше походящий на звучание наждака в действии. — Вы почти успешно уволились около часа назад, — серьезным тоном ответил Роланд, после чего сел на край кровати слева от меня. — Почему «почти успешно»? — всё-таки сорвалась на скрежет голосовых связок я. — Потому что Вы не утонули, что значит, что Вы до сих пор работаете на меня. Почему Вы до сих пор не прочли контракт, подписанный Вами на время нашей поездки? Там сказано, что если Вы погибните во время путешествия, Вы останетесь у меня в вечном служении. — Ужасная участь, — слабо и одновременно криво улыбнулась я. — Должен ведь я оправдывать звание тирана, которым наградил меня Ваш отец, — взаимно кривовато улыбнулся Олдридж, после чего притронулся тыльной стороной ладони к моему лбу. — Вы замерзаете. Лучше будет накрыть Вас одеялом и выключить этот дурацкий кондиционер. Наверняка он до сих пор пребывал в шоке от произошедшего и лишь поэтому еще не спустил на меня своих цепных псов, как сделал это на пляже с Доротеей. Когда же он, наконец, поймет, что мне больше ничего не грозит — он наверняка вколотит меня в стену. Как только одеяло из-под меня было успешно вытащено и плотной пеленой опущено на моё резко ослабевшее тело, я моментально провалилась в тяжелый, но глубокий сон. Глава 58