— Проходите, — попросила мама. — Ой, совершенно не нужно разуваться! — Ну, раз уже разулись, не обуваться же им обратно, мать, — со смешком заявил отец, и я поняла, что вечер будет долгим. * * * Игра началась. Сначала были раскрыты две огромные коробки от Мартина, в которых оказались роскошные портфели с всевозможными школьными принадлежностями. Мартин сразу признался, что считал подобный подарок «отстойным», так что Роланд сам занялся его организацией. Дети были в восторге, но еще в большем восторге пребывало старшее поколение, которому, к началу первого учебного года двойняшек, теперь не придется раскошеливаться на круглую сумму. И, судя по содержимому подарка, о школьных расходах вообще теперь можно было забыть на ближайшие пять лет. От презента Роланда дети были в меньшем восторге, но он буквально вогнал в экстаз остальных здравомыслящих членов моей семьи. Дину достались золотые запонки, а Элис аккуратненькие, золотые серьги. Родители начали отнекиваться от «столь дорогого подарка», папа даже пытался засунуть коробку с ювелирными украшениями обратно в руки Олдриджа, отчего тому вдруг стало неловко, а мне в очередной раз захотелось раствориться в пространстве. — Пап, лучше прими, — не выдержав, прошептала я, чувствуя, как моё лицо заливает краской. — Ты ставишь мистера Олдриджа в неловкое положение. Я буквально спасла Роланда, чему свидетельствовал его облегченно-тяжелый выдох. В итоге, еще десять минут все обсуждали запонки с серьгами, пока Роланд стоял спиной к кухне и во все глаза наблюдал за кипящим муравейником. — Вы покраснели, словно вареный рак, — полушепотом заметил Олдридж, пока остальные нависли над подарком. — Как хорошо, что Доротея с Лео не смогли прийти, — тяжело выдохнула я. — Расслабьтесь, — вдруг ухмыльнулся мой собеседник, — всё будет хорошо. — Прошу за стол, — обратилась бабушка к присутствующим и все, под главенствующие крики восторженных двойняшек, ринулись в сторону заднего двора, по дороге снося всё, что только попадалось этой мощной волне семейного цунами. Больше всего досталось братьям Олдриджам — парней волна снесла первыми, отчего хорошенько их потрепала. Я оказалась в конце этой процессии, в то время как Роланд очутился в самой её середине, ведомый за левое предплечье отцом. Хорошо, что папа не узнал в Роланде продавца щенков. Теперь главное, чтобы Олдридж сам не обмолвился об этом — тогда мы избежим получасового «разбора полетов» со стороны отца, которыми он частенько грешит. Нам сильно повезло с погодой. Накануне дождь обошел наш город стороной, так что ножки стола и стульев сейчас не утопали в грязи неудачно постриженного газона. Сначала Роланд сел в дальний угол стола — он зашел во двор одним из первых и, последовав логике, прошел дальше, чтобы не устраивать затор — но отец сказал, что это «непорядок» (цитата папы: «Почетный гость должен занимать почетное место») и пересадил всех заново. С двух сторон стола во главе сидели папа и дед, справа от папы сидел Роланд, напротив него расположилась мама, слева от мамы я и дальше по возрастающей. Всё началось с накладывания еды гостю. Я прошипела маме, что Роланд и сам в силах справиться с выбором пищи, но словив на себе улыбающийся взгляд Олдриджа, решила — будь что будет, больше не буду встревать в процесс, тем более что Роланд до сих пор пребывает в нормальном самочувствии (а ведь прошло целых десять минут с момента, как он переступил порог этого дома!). В итоге тарелка Роланда выглядела как Эребор[36]. Зная, что Роланд предпочитает есть всё и по чуть-чуть, а не всё и сразу, я глубоко вздохнула и из солидарности положила себе большую отварную картофелину с салатом из крабов, за которыми Эмметт с утра пораньше специально ездил на рыбный рынок. К моему великому удивлению, Роланд вёл себя достаточно раскованно: поддерживал все темы деда о варикозе, сколиозе и зубных протезах; стойко выдержал получасовой рассказ отца о недостатках биржи труда и отсутствии рабочих мест; согласился продемонстрировать знания немецкого языка для мамы; ответил на бизнес вопросы Эмметта, которые были настолько примитивными для гигантских размеров ведения бизнеса Олдриджа, что мне вдруг стало жаль Эмметта, который воображал себя акулой шоу-бизнеса на местном радиовещании. Как же Эммет искренне удивился, когда Роланд сказал, что не слушает по утрам радио! На почве этого у них состоялся достаточно интересный диалог: — Вы не слушаете местное радио?! — ошарашенно переспросил Эммет, когда узнал, что Роланд не является слушателем его радиопрограммы «С добрым утром, Англия!», транслирующейся с шести до семи часов ежедневно! — Только не по утрам, — спокойно улыбнулся в ответ Роланд. — Почему нет? — Каждое моё утро сильно загружено. — Мальчик — трудоголик, — тихо произнесла себе под нос бабушка, но её замечание услышали все. — И чем же? — не отставал от Олдриджа Эммет. — Как раз с шести до семи я усердно сплю, — снова улыбнулся Роланд, заставив всех за столом посмеяться с предшествующего его признанию замечания бабушки о «мальчике-трудоголике». Но больше чем раскованное поведение Роланда, меня удивил его аппетит — он съел всю тысячу калорий, выложенную на его тарелку, и еще попросил добавки в виде салата. Данный поступок так сильно порадовал маму, что она снова наложила бедняге больше просимого (по-видимому, через свой желудок Роланд в буквальном смысле нашел путь к сердцу моей матери). Я бы никогда не поверила в то, что в этого парня способна утрамбоваться двойная порция того, что обычно влезает в моего отца, если бы не увидела этого собственными глазами. Было очевидно, что сегодня вечером Роланд работает на женщин этого дома — чем больше он съедал, тем ярче светились лица слабого пола, накануне старательно готовящих «вот этот вот салатик с крабами» и «фирменную курочку по-бразильски в апельсиновом соке с „секретом“ внутри». Я думала, что первые два часа были самыми сложными в этом вечере, но я ошибалась. Разгар веселья начался после того, как двойняшки задули свечи, съели по куску торта и отправились с Мартином в свою комнату. Проводив детей наверх, мама достала, знаменитое в нашей семье, дешевое шампанское, любимый эль отца и крепкую настойку бабушки. Под небольшим градусом все стали в два раза разговорчивее и в три раза не сдержаннее в смехе. Эмилия и Эмметт удалились наверх, чтобы посмотреть, чем заняты дети, когда слегка осмелевшая мама вдруг выдала: — И всё-таки, я не понимаю современных отношений молодых людей. По мне так сначала нужно брать девушку в жены и только потом везти её в Швейцарию. Я так сильно подавилась компотом из клюквы, что разбрызгала жидкость перед собой и нагнулась влево, чтобы дать возможность бабушке со всей силы врезать мне между лопаток. Но мама не собиралась останавливаться. — Ведь из-за возникшего непонимания, у молодой особы потом портятся отношения с семьей… Мама пыталась, как бы издалека намекнуть на положение вещей в нашей семье, после моей своевольной поездки в другую страну, но у нее так плохо это получалось, что намек стал настолько прозрачным, будто его соткали из воздуха. Пока я отходила от кашля (у меня даже заслезились глаза), пытаясь поскорее взять слово, чтобы исправить плачевную ситуацию, лицо Олдриджа застыло в немом удивлении. — Вы, наверное, неправильно поняли, — подняв левую бровь, начал Олдридж. — Глория согласилась поехать с нами лишь потому, что узнала о болезни Мартина, которого признали неоперабельным на территории Британии. — То есть Вы… — папа вдруг поперхнулся и продолжил, — Выезжали за границу, чтобы сделать операцию? — К сожалению, у нас ничего не получилось. Во всем мире Мартин официально признан неоперабельным, так что никакой операции не было и не будет. Я думал, что Глория вам уже всё рассказала… Прошу прощение за то, что из-за нас возникли недоразумения в вашей замечательной семье. — Просто я не хотела распространяться, — задыхающимся голосом ответила я, пытаясь прийти в себя после откашливания. — Да, это хорошая идея. Будет лучше, если никто больше об этом не узнает, — согласился со мной Роланд. — Даем слово! — за всех ответил отец, после чего за столом повисла тишина, в которой каждый из присутствующих пытался осознать приближающуюся смерть ребенка. Ребенка, которому несколько дней назад исполнилось десять лет и которому может уже никогда не исполнится одиннадцать. Глава 61 Следующий час прошел под лозунгом неестественных улыбок в сторону Роланда. Взрослые всегда улыбаются, когда чувствуют неизбежное приближение чего-то страшного, тем самым пытаясь убедить себя или человека, к которому приближается это неизбежное «нечто», в том, что «это» произойдет нескоро, а сейчас всё в порядке и можно, и нужно наслаждаться текущим моментом, так как никто понятия не имеет, когда именно и как оборвется этот момент. Поэтому, к десяти вечера, всё снова вернулось в своё русло: папа старался выпить больше отмеренного мамой, мама пыталась уследить за всеми махинациями папы, бабушка с дедушкой бормотали между собой о булочках, Эмилия с Эмметтом вернулись за стол с покрасневшими лицами и странно притихли, Тэмми ретировалась на свидание с Риком, о чем знала только я, а я откинулась на шезлонге слева от мамы и наблюдала за тем, как Олдридж искусно находит нужные слова для общения с родителями, особенно с мамой, лояльность которой в отношении него вдруг возросла до ста двадцати процентов. Жаль, что этого всего не видела Саманта. Она бы громко посмеялась над продавцом щенков бернского зенненхунда. Папа рассказывал о своей любви к профессии радиомеханика, когда Роланд вдруг сказал что-то вроде: «Если ты занимаешься чем-то одним — ты оттачиваешь навыки и становишься настоящим профессионалом в своем деле, если же занимаешься многим — ты зачастую распыляешься, если только не являешься гением». После этих слов отец чуть не заплакал (сказался лишний бокал эля), отчего Роланду вдруг стало неловко и он попросил показать ему местонахождение туалета. А вот теперь неловко стало мне, так как туалет на первом этаже был сломан, а на втором находился не в самом приглядном состоянии — хорошо еще, что Тэмми убрала развешанные на трубах лифчики. Я притворилась отстраненной, чтобы не вести гостя в столь унылое место, и папа в двух словах объяснил, куда именно необходимо подняться Олдриджу и какую дверь открыть. Спустя десять минут, когда Роланд всё еще не дал о себе знать, я забеспокоилась, что его смыло в треснувший унитаз слишком быстрым потоком воды, который папа так и не успел починить перед приходом гостя, будучи слишком занятым маминым каблуком. Встав из-за стола, чтобы отправиться на поиски Немо, я заодно прихватила с собой гору грязной посуды, захламляющей пространство на столе. Уже расставляя тарелки в переполненную посудомоечную машину, я услышала знакомые шаги за спиной. — У Вас достаточно милая спальня, — тихо произнес Олдридж, по-видимому, не желая привлекать своим голосом внимание людей из заднего двора. Я обернулась на него с резко округлившимися глазами, явно давая понять, что не в восторге от того, что мою кладовку увидел кто-то кроме меня. — Во всем виноваты Ваши племянники, попросившие достать щенка из-под Вашей кровати, — пожав плечами, оправдался Олдридж, глядя в мои широко распахнутые глаза. — Не переживайте так — ничего сверхъестественного, кроме платяного шкафа, в котором наверняка живет колдунья, я не увидел. — Просто днем я выбираюсь в этот мир, — буркнула я, судорожно представив, как Роланд раздвигает коробки с барахлом под моей скрипящей, дряхлой раскладушкой. — Ночую же я в шкафу, а на работу добираюсь исключительно на метле. — Давайте помогу, — вдруг предложил Олдридж, после чего начал мыть стакан. Со стаканами у нас была явная катастрофа, которую обнаружили лишь после того, как все уселись за стол. Однажды, в порыве гнева на Джудит, мама случайно разбила почти все стаканы в доме, а с их отсутствием на сегодняшнем застолье разбилась и моя самооценка. Когда выяснилось, что сосуда не хватило именно Роланду, все чуть не закидали его своими стаканами, после чего оказалось, что не хватило стакана еще и Дину — мальчишка искренне хотел, но не смог бросить свой стакан в Олдриджа. В итоге, на другом конце стола, четыре человека делили друг с другом два стакана. Унизительнее была только речь мамы о моем предположительном положении любовницы в доме Роланда. — Значит, Вы решили, что Мартину запонки не нужны, — хмыкнула я, наблюдая за тем, как руки Роланда опускаются в пену. Зрелище было настолько непривычным, что казалось даже непристойно откровенным, поэтому я быстро отвела свой взгляд. — Если Вы имеете в виду, что я передарил подаренные несколько дней назад Мартину запонки, Вы ошибаетесь. Мартин их потерял, поэтому пришлось покупать новые. Я хотела сделать замечание о том, что недопустимо терять золото, но вдруг поняла, что на самом деле сама мысль о том, что я могу предполагать, будто Роланд сэкономил на подарке, попросту передарив ненужные ему вещи, ему может показаться неприятной. А это, как выразился бы отец, откровенное свинство с моей стороны, с учетом того, насколько ценные вещи Роланд подарил детям. — Вы попали в точку с подарками, — решила исправить своё глупое замечание я. — И дети, и родители в восторге. — Вашу семью легко вогнать в сильные эмоции, — улыбнулся Олдридж, и мне вдруг снова стало не по себе от того, что он моет нашу посуду. — Давайте я домою, — приблизилась к нему я. — Бросьте, я уже закончил, — ухмыльнулся Роланд, после чего протер стаканы и, взяв пару из них, отправился на задний двор. Я последовала за ним, но столкнулась в дверях с мамой и Эмилией, вносящих в дом недоеденныее блюда (с учетом того, сколько мама утрамбовала в Олдриджа, странно, что таковые вообще имелись). — Глория, Глория, — подозвала к себе Эми, пока мама ставила салат в холодильник, — мы тут с Эмметтом подумали и решили пригласить Олдриджа на свадьбу. — Не думаю, что это хорошая идея… — Да брось! Он наверняка что-нибудь стоящее подарит, а нам сейчас деньги нужны позарез, сама знаешь. Я хотела сказать, что в нужду они себя вогнали сами, продав машину ради проведения крупной свадьбы, но мама меня перебила прежде, чем я отдернула сестру. — Да, Эми, вы правы. Он положительный персонаж… — Положительный персонаж? — ухмыльнулась я. — Это потому, что он богат, или потому, что он не оказался совратителем своего рабочего персонала? — Ох, дочка, если честно, я была бы более счастлива от того, что он тебя совратил, нежели от того, что ты до сих пор девственница. — Откуда ты знаешь?! — прошипела я, оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Эмилия успела ретироваться прежде, чем услышала мамины слова. — Я твоя мама, я знаю о тебе всё. И не думай, что я сужу о человеке по деньгам. Ты ведь знаешь, что всех богачей я считаю надутыми индюками и от парочки золотистых украшений не растаю, и не изменю своего мнения относительно человека. Если я и считаю мистера Олдриджа положительным персонажем, то лишь по той простой причине, что вижу в нём положительную личность. А теперь возьми охлажденный торт и отнеси его на стол. В последнее время мама любила часто употреблять слово «положительный», когда ей что-то или кто-то нравился, что выглядело достаточно странно. Роланду снова достался самый большой кусок, на сей раз торта, и мне было заметно, что он впихивает его в себя скорее из вежливости, нежели от крокодильего аппетита. Кто был в восторге от его упорства в этом деле, так это мама с бабушкой, ради которых он, собственно, и старался не упасть лицом в крем. Когда торт был съеден, а чай выпит, мама довольно вздохнула и спросила у нервно улыбающегося гостя: — Может быть добавки? — Нет! — испуганно отозвался Олдридж, перед этим спокойно откинувшийся на мягкую спинку своего стула. — Торт просто изумительный, в жизни ничего подобного не пробовал. У Вас золотые руки, миссис Одри. — О-о-о, спасибо, молодой человек, — моментально растаяла мама. — Вы не хотели бы посетить нашу свадьбу? — вдруг поинтересовалась Эмилия, протягивая через дремлющее тело своего будущего мужа розовый конверт с пригласительным. — Всегда ношу с собой парочку, на всякий случай, — скромно улыбнулась Эми. — Вы женитесь? Приношу свои поздравления, — отозвался Олдридж, просматривая содержимое конверта. — Свадьба уже скоро, всего через пару недель, — усмехнулась довольная этим фактом сестра. — Да, конечно, я приду, — своим коронным, серьезным тоном подтвердил своё участие в нашем семейном безумии Роланд. — Правда?! Это замечательно! Приходите вместе с Мартином.