С приездом Сэм мне стало легче находиться в доме — в процессе выслушивания одного из завораживающих рассказов Саманты о приближающейся Хануке[53] или адронном коллайдере[54], никто не успевал на меня бросить свой тяжелый, сочувствующий взгляд. В последние недели перед приездом Саманты, домочадцы до щемящей боли обливали меня жалостью из чана заботы, отчего у меня иногда создавалось впечатление, будто умереть в скором будущем должна была именно я, а не Мартин. Хотя, может быть, так оно и есть… В последнее время, от давящей на меня со всех сторон жалости, я стала чувствовать себя еще более беспомощной, чем это было в самом начале выбранного мной пути. Неужели я и вправду выглядела настолько жалко, не смотря на то, что старалась вести себя как обычно? Может быть, вся проблема и заключалась именно в том, что я старалась, но у меня ничего не получалось? Хотя, если быть честной, я всегда умела отличаться наплевательским отношением к мнению окружающих. Наверное, именно поэтому мне с самого начала и до сих пор было абсолютно фиолетово до того, что все мои родственники считали, будто мне пора «завязывать» с работой на Олдриджа, не смотря на то, что они искренне уважали его, а некоторые, вроде двойняшек, даже любили Роланда. Естественно, никто не высказывал своего мнения вслух, но это не означало, что я не слышала разговоров отца с дедом, занятых ставками на скачки, или не улавливала шепотки мамы с бабушкой, когда чистила зубы. Я понимала, что им больно за моё решение, но я уже приняла резолюцию быть в эпицентре урагана, поэтому терпела их немое мнение, прекрасно понимая и свою, и их безысходность. Безысходность — это вообще одна из самых хреновых вещей на земле. Особенно, когда речь идет о жизни, а не об отсутствии в магазине ботинок твоего размера или билета на уходящий поезд. Сэм изо всех сил пыталась вытащить меня на ближайшие выходные в Лондон, ибо купальников и прочих необходимых побрякушек для отдыха на Бали купить в нашем городке было нереально. Плюс ко всему, Тэмми нужно было выбрать свадебное платье, так как в местном магазине выбор состоял в буквальном смысле из двух моделей восьмидесятых годов, если это вообще можно считать выбором. Всё закончилось тем, что в Лондон поехала вся женская часть нашей семьи, за исключением трех безнадежных для шопинга особ: слишком старой бабушки, слишком молодой Элис и слишком ушедшей от семейных дел Глории. Вечером, рассматривая покупки Тэмми, которые полностью оплатил Рик, я пыталась изобразить искреннее сожаление по поводу того, что отказалась от этого «увлекательного» шопинга. И у меня даже удалось убедить в этом всех… Кроме Сэм. Она определенно смотрела на меня, как на дезертира. Но я всё равно была рада тому, что провалялась весь день в постели, так как накануне Роланд буквально вытолкнул меня за двери своего поместья, мотивируя своё решение тем, что мне нужен нормальный выходной для здорового сна, питания (ибо я, по его мнению и мнению напольных весов, похудела минимум на два кило) и общения с близкими. В итоге я проспала полдня, после чего объелась шоколадным мороженным и пообщалась с Балто, и Гердой, которые за прошедшие месяцы выросли до размеров взрослых особей. Когда, около восьми часов вечера, женщины вернулись домой, они решили, будто я слишком рано переоделась в пижаму — я же просто не снимала её на протяжении всего дня. У Тэмми еще никогда не было с полсотни пакетов с покупками — обычно её максимум достигал лишь трех. Наверное поэтому она светилась сейчас словно алая заря, параллельно стыдясь того, что Рик потратил на нее целое состояние. Рассмотрев браслет из белого золота с сапфирами, я поняла, что Тэмми преуменьшает: Рик не потратился на нее — он разорился. Интересно, откуда у него появились деньги на подобные подарки — я-то знаю, что он далеко не миллионер. Задумавшись над этим, я поинтересовалась у Тэмми волнующим меня вопросом и услышала обнадеживающий ответ — Рик получил предоплату по собственному проекту, над которым он денно и нощно работает. Если дела Рика и дальше будут идти в гору, тогда Тэмми определенно рискует со временем стать куда богаче Эмилии, о чем я благоразумно решила промолчать, дабы не взъерошить гордыню старшей сестры. * * * Не думала, что девичник может быть настолько приятным. Мы решили провести его за двое суток перед свадьбой, так как Сэм настаивала на распитии алкоголя, а невеста к свадьбе не должна была выглядеть упившемся тюленем. Все прекрасно знали, что Тэмми убежденная трезвенница, но всё равно решили перестраховаться, на случай, если виновница торжества вдруг передумает и опрокинет в себя бокал вина. Мы решили провести девичник в стиле невесты, поэтому уже в восемь часов вечера собрались у Эмилии, которая выгнала Эмметта на ночь к тестю с тещей, и, переодевшись в пижамы, минут десять любовались шикарной шелковой пижамой хозяйки дома. Компания была самая устоявшаяся: я, Сэм, Эмилия и невеста. Мы налегали на вино, ели суши и смотрели увеселительные передачи по центральному телеканалу, пока через час окончательно не охмелели, и нас не развезло на откровенные разговоры. — Как же отличается мой девичник от девичника Тэмми! — заметила слегка заплетающимся языком Эмилия. — Из приличного на твоей сходке были только зубочистки в индивидуальной упаковке, — хихикнула я. — Ну, если не считать стриптизера, который пытался отбиться от Роуз. Он тоже вел себя ве-е-есьма прилично — сначала снял с нас дополнительную сумму за «извращение» со стороны Роуз, а уже через сутки снял с нее нижнее белье и добровольно «извращался» с блондинкой в течение последующего месяца. Причем, прошу заметить, делал это абсолютно бесплатно, о чем Роуз сама нам позже рассказала. — Да ла-а-адно, — улыбаясь, закинула голову на диван сидящая на полу рядом со мной Сэм. — Жаль меня там не было. Я бы показала вашему поколению, как действительно нужно отрываться. — Боюсь, стриптизера хватил бы инфаркт, — ухмыльнулась Эмилия. — Скорее радикулит, — засмеялась Сэм, и все сразу же брызнули смехом. — Какие же вы еще мелкие! Тэмми, вот скажи, что ты сделаешь первым делом, когда выйдешь замуж за Рика? — Хммм… Я не знаю. — А вот если бы об этом спрашивали Рика, он наверняка бы ответил, что минимум трижды насладится прелестями брачной ночи. — Трижды? — икнула Эми. — Такое разве возможно? — Либо у тебя слишком скучная сексуальная жизнь, либо у меня слишком веселая, — ухмыльнулась в ответ Сэм. — Вы думаете, почему я подвернула лодыжку и в результате не приехала на свадьбу Эмилии с Эмметтом? Я с та-а-аким португальцем… — Ладно, я пойду спать, — тяжело выдохнула смущенная Тэмми и, оставив нас наедине с почти опустошенной бутылью вина, удалилась в комнату для гостей, где уже были расстелены на полу одеяла, так как мы хотели поспать сегодня все вместе в одной куче. — Вот как Рик с ней будет справляться? — проводив взглядом младшую сестру и убедившись в том, что Тэмми закрыла за собой дверь, поинтересовалась Эми. — Он ведь явно не из тихонь. — Парни-тихони? — нервно хихикнула я. — Такие вообще существуют? — Я не знаю ни одного, — призналась Сэм. — Если такие и существуют, тогда это либо маниакальные личности, либо имбицилы, либо действительно крутые мужики, которые ни одной из нас не достались. — Почему это? — возмутилась Эмилия, явно намекая на то, что Эмметт душка. — Потому что, как ты уже заметила, Рик не из тихонь, Эмметт радиоведущий, что само собой исключает тишину, Роланд Олдридж ловелас, а у меня вообще нет парня. — При чем здесь Роланд Олдридж? — поинтересовалась я, икнув в свой полупустой бокал в середине поставленного мной вопроса. — Как, разве ты с ним ни разу не «того»? — удивленно спросила у меня Сэм, и я тут же словила на себе любопытствующий взгляд Эмилии. — Конечно нет! — ошарашено ответила я. — И почему же? — не отставала Сэм, испытывающе глядя на меня прямо в упор. — Н-не знаю, — протянула я, всерьез задумавшись над тем, почему же я с ним до сих пор не «того». — Может быть потому, что я не хочу отдавать свою девственность первому попавшемуся? — Ой, да ладно, он точно не первый попавшийся. — Тогда потому, что он мой начальник? Или вот еще: мы находимся в разных социальных прослойках? — Прекрати мне заливать про социум и прослойки, а то меня начинает пробивать на тошноту. — Хотя нет… Чего это я… Я с ним не «того» потому, что мы друг другу не нравимся. Ну в плане как мужчина женщине и наоборот, — замахала руками я. — Ну всё, хватит, — наигранно засмеялась Сэм, схватившись за живот. — Эми, ты это вообще слышишь? — Угу, — подыгрывая, отозвалась сестра, делая очередной глоток вина. — Что здесь смешного? — сдвинула брови я. — Например то, что после того, как ты таешь под его взглядом, который явно выражает желание сожрать тебя из-за очевидного влечения, ты заявляешь нам, что вы до сих пор не «того», а потом еще и выдаешь, что вы друг другу не нравитесь, — почти твердым голосом пояснила мне Сэм. — В то, что временами он хочет меня сожрать, я еще могу поверить, — заплетающимся языком констатировала я, — но лишь из-за желания избавить свой дом от личности, разбивающей раз в месяц какую-нибудь вазу или статуэтку, стоимостью в полмиллиона долларов, а не из-за какого-то там влечения. — Ты дура, — вдруг твердо выдала Эми. Я хотела обидеться на её резкое замечание, но встретившись с утвердительным кивком Сэм, опешила. — Да, — поджав губы, засвидетельствовала Саманта, после чего я и вправду почувствовала себя круглой дурой. Через пять минут мы доползли до лежащей на уложенных на полу одеялах и подушках Тэмми, и начали по очереди обнимать её. Следующие пятнадцать минут мы пьяно спорили на тему «Кто именно достоин спать рядом с невестой». В конечном счете, по всем статьям проиграла Сэм, так как на протяжении жизни уделила ей меньше времени и внимания, чем её сестры. Саманте пришлось лечь справа от меня и разделить со мной одно из двух одеял. В итоге, к концу вечера, упившимися тюленями были все, кроме невесты. Глава 75 — Охренеть и не встать! Здесь полтонны чистой бронзы… — выдал отец, разглядывая огромную статую пегаса, которую Олдриджу презентовали на день рождения. Церемония венчания и фотосессия новоиспеченного семейства Белл прошли настолько быстро, насколько это вообще было возможно, и сейчас мы находились в поместье Олдриджа. Так как отцу надоело, по его словам, «пыжиться перед камерой», он решил воспользоваться предложением Роланда и отправился рассматривать внутренности дворца, в котором денно и нощно пропадала его средняя дочь. Конечно, я отправилась за ним, не желая, чтобы он заблудился или, например, надорвался в попытке поднять крылатую, бронзовую лошадь. — Пап, прекрати… Ты обломаешь крыло… — По-видимому, этой особи уже обломали кое-что более важное, если только это не кобыла, — хитро ухмыльнулся мне в ответ отец. Вечер обещал быть долгим. Беспросветная серость декабря не пожелала рассеяться даже на день свадьбы Рика и Тэмми, однако этот факт не испортил торжества. Моя младшая сестра выглядела настоящей принцессой в пышном, атласном, свадебном платье, шубе из белого меха, с белоснежной муфтой в руках и шикарным женихом в костюме от Кардена. Церемония состоялась в час дня, затем была организована трехчасовая фотосессия в городе и за его пределами, после которой задрогшие участники мероприятия отправились в поместье Олдриджа, согреваться горячительными напитками. Накануне температура воздуха опустилась до минус пяти градусов и, с наступлением сумерек, за окном начали медленно опускаться на землю крупные хлопья снега, предвещая первый сильный снегопад в этом году. Свадьбу и вправду удалось не испортить незнакомыми персонажами и дурацкими подарками вроде детских автокресел, так как список гостей состоял из тридцати трех пунктов (со стороны невесты было всего десять приглашенных — вся наша семья и никаких визжащих подруг) и молодожены позаботились о составлении свадебного онлайн-вишлиста заранее. Родители подарили паре фамильные драгоценности в виде подвески с кулоном для фотографии и золотого женского кольца от прабабушки по маминой линии, тем самым успешно избежав затрат (они заранее приберегли для каждой из своих дочерей по две семейные реликвии). Я же спустила всю свою заначку на роскошный домашний фонтан с подсветкой. Олдридж, в свою очередь, заранее оплатил свадебное лакшери-путешествие молодоженов и, уже в конце вечера, преподнес паре вылитый из семьсот пятидесятой пробы золотой ключ, весом в два килограмма, перед этим толкнув виртуозную речь о «Ключе семейного счастья». Неделей ранее я краем глаза увидела расходные чеки Олдриджа, которые Джонатан не успел вовремя убрать с журнального столика, за которым Роланд обычно распечатывал свою корреспонденцию канцелярским ножом в виде Жала Бильбо Беггинса[55]. Когда я лицезрела общую сумму за проживание в лучшем номере на Бали, трехразовое питание в виде кальмаров и фугу, и неоправданно дорогие развлечения, я поняла, что либо Рик и вправду лучший друг Роланда, либо Олдридж попросту не знает, куда деть сто тысяч восемьсот пятьдесят один доллар. К концу вечера я была уверена в том, что мы снова выглядели бедными, если и вовсе не нищими родственниками. Свидетелем со стороны жениха, с первого же дня объявления решения о женитьбе, Рик выдвинул Роланда, которому еще в студенческие годы, когда оба парня считали копейки на общий проездной в метро, он пообещал это почетное место. Свидетельницей со стороны Тэмми напросилась Саманта. Если честно, я горела желанием быть свидетельницей любимой сестры, но вовремя отказалась от этой роли сразу после того, как узнала имя свидетеля со стороны жениха и представила светящиеся физиономии родственников (особенно папы), которые на протяжении всего празднества швырялись бы в меня и Олдриджа шутками в духе: «Не зря Вам залетело по башке свадебным букетом моей старшей дочери, а на свадьбе моей младшей Вы стоите рядом с моей средней». Наверное, самым ожидаемым событием этого дня было не так венчание молодоженов, как знакомство родителей с двух сторон. Фердинанд и Алисса Белл были идеальной четой, не выпускавшей друг друга из поля зрения. Фердинанд был высоким, стройным брюнетом, усыпанным пепельной сединой. На фоне своего мужа, Алисса выглядела тонкой, но достаточно крепкой женщиной. Она была чуть выше мамы, из-за небольшого каблука, от которого миссис Пейдж предсказуемо отказалась на этот вечер. Волосы Алиссы Белл были выкрашены в натурально-каштановый цвет, отдаленно напоминающий оттенок волос её сына. Рик определенно был более похож на свою мать, нежели на отца, от которого унаследовал только высокий рост и крепкое телосложение. И хотя отец Рика был старше нашего отца всего на два года, а его мать и вовсе была ровесницей нашей мамы, супружеская пара Белл выглядела минимум на пять лет старше своего возраста, что к концу праздничного вечера неожиданно разъяснилось — мы узнали, что у Рика был старший брат: — У нас было два сына, — тяжело вздохнув, ответил мистер Фердинанд на вопрос моего отца о том, почему они не завели еще одного ребенка. — Кит был старше Рика на один год и один месяц. Он скончался четыре года назад от острого лейкоза. — Соболезнуем, — чуть ли не хором отозвались вместе со мной родители. Мы стояли с мистером Белл вдали от остальных гостей, поэтому никто кроме нас не услышал о личной трагедии семейства Белл. — Сейчас об этом уже не так больно говорить, как год назад. Время притупляет даже самую сильную боль, чтобы после мгновениями напоминать тебе о том, что прежде ты страдал сильнее. Это заставляет тебя стыдиться того, что, в какой-то промежуток твоей потускневшей жизни, в потоках ежедневной рутины, ты забыл о своей утрате… Подобным образом время словно издевается над твоим и без того надломленным сознанием, заставляя тебя проживать остатки своих дней в тупой боли. — Мы тоже потеряли ребенка. Старшего сына. Это была автокатастрофа, — отрывисто произнес отец, после чего сделал глоток шампанского. — Примите мои соболезнования. Это ужасно. — Белокровие куда более худшая карта, нежели смерть в автокатастрофе, — неожиданно выдал отец. — Во втором случае жертва не подвержена медленной и мучительной гибели на протяжении болезненной вечности длинной в год. Нам еще повезло не видеть мук собственного умирающего ребенка, если слово «везение» здесь вообще уместно. — Не представляю, каково сейчас Роланду, — сдвинул мудрые брови Фердинанд. — Вы знаете о Мартине? — вздрогнула я. — О, да, я знаю о Олдриджах больше, чем любой из здесь присутствующих, ведь я крёстный отец Альберта Олдриджа. — Вы крёстный отец отца Роланда?! — ошарашено переспросила я. — Как такое возможно, ведь Альберт Олдридж был старше Вас. — Всего на три года. Просто он пришел к религии позже, чем это сделал я. Он очень сильно любил Мэрилин и после её предательства едва ли не сломался. Я дружил с Альбертом со студенческих лет и после развода я помог ему собраться. Я сделал это посредством христианства, однако я так и не смог его убедить наладить связь с сыном, которого он запер в каком-то зачуханном пансионе лишь из-за того, что не смог простить его мать… А потом Альберт встретил Сильвию и у них родился Мартин. К тому времени Роланд был уже на пороге совершеннолетия и Альберт окончательно забыл думать о каком-либо возобновлении родственных отношений со старшим сыном, решив, что финансирования его образования будет вполне достаточно для того, чтобы не видеть Роланда еще лет пять-шесть. А потом Альберт погиб вместе со своей женой в авиакатастрофе, оставив последних потомков фамилии Олдридж незнакомцами друг для друга. Если честно, Роланд не сразу согласился принять опеку над Мартином. Он боялся, что не справится и целую неделю оттягивал знакомство с мальчиком, пока тот жил под крышей моего дома, под временным покровительством Алиссы. В то время Рик и Роланд уже были лучшими друзьями. Если честно, когда я узнал, что Роланд совершенно случайным образом стал студенческим другом Рика, я не мог списать это ни на что иное, кроме как на карму. И вот, после трехдневного запоя и четырехдневного отходняка, в которых ему благородно помог мой сын, Роланд появляется на пороге нашего дома в потрепанной, белоснежной рубашке с расстегнутым воротником и требует передать опеку над его братом ему, мотивируя своё требование тем, что он является единственным кровным родственником мальчика. Бедняга… Представляю, как он сейчас себя чувствует. Боюсь, Вы тоже представляете, ведь Вы теряли ребенка. Только Роланду намного хуже, чем нам с Вами, не смотря на то, что Мартин ему брат, а не сын… Знаете почему ему хуже? Потому что мы с Вами потеряли взрослых детей, но у нас всё еще остались родные люди, а Роланд Олдридж вынужден потерять маленького ребенка, после чего у него не останется ни одного родного человека под солнцем.