– Конфликт. – Кто сказал? Марина? – Марину не приплетай. – Ну как же. Ведь кто-то сказал. – Пантелей дает о себе знать? – Ну, пока еще на коленях не приползал. Жду. – Удачи! – А что он может мне сделать? – спросил Сафрон, пытаясь что-то вычитать в глазах Степана. – Да все, что угодно. Ты должен знать, за что его раскороновали. – За лютый беспредел. – Он и убить может. – Класть я на него хотел! – Может, он на твое место метит? – Кто, Пантелей? А харя не треснет? – Это ты у него спроси. – Обязательно. Найду и спрошу. – А ты его ищешь? – Может быть. – А если он тебя ищет? – Что ты знаешь? – Пока ничего. Но если узнаю, то, может, и скажу. А сейчас давай, у меня работы много. Степан не стал этого делать, но хотел сказать Сафрону, что Протасова нагрел Пантелей. У него было желание стравить между собой двух волков, вожаков стай, и посмотреть, кто кого. Вдруг они перегрызут друг другу глотки? Тогда Марина избавится от обоих своих преследователей. Да и сам Степан вздохнет с облегчением. Но есть вероятность, что Пантелей не имеет видов на Битово и больше здесь вообще не появится. Не исключено, что и Сафрон не горит желанием сводить с ним счеты. Так волки и разбегутся. Вдруг Степан спровоцирует конфликт, который закончится кровопролитием? Зимой уже было такое, труп за трупом, только успевай катафалк вызывать. Эта история могла повториться. Зачем ему такое надо? Агнесса открыла дверь и блудливо улыбнулась. Прозрачный халат на голое тело, в руке мундштук с дамской сигаретой. Именно так она должна была встречать гостей в своем элитном борделе. Во всяком случае, Сафрон представлял себе что-то в этом роде. А сейчас эта особа принимала этаким вот манером его самого. У себя дома. Сафрон смотрел на нее и вдруг захотел зайти к ней красиво. Обнять, прислонить, приласкать. Это было бы романтично. Но ему пришлось пустить вперед охрану. Пока пацаны обнюхивали квартиру, весь романтизм испарился. Поволока из ее глаз выветрилась. – Это что сейчас было? – спросила Агнесса, провожая взглядом Чарлика. – Почему ты не на работе? – А тебя ждать, это не работа? – А ты меня ждала? – Я всегда тебя жду. – А кто девочек пасти будет? – Лелик вполне справляется. – Так, может, я Лелика и поставлю старшим? – Ты же сам сказал, чтобы я Пантелея ждала. Я уже и клофелин приготовила. – Так, может, он у тебя уже был и переспал с тобой? Без клофелина. – Что ты такое говоришь? – с обидой сказала Агнесса и легким грациозным движением скинула с себя халат. Но только затем, чтобы надеть другой, непрозрачный. – Обиделась? – Нет, – ответила она, подошла к бару, вынула оттуда бутылку виски, взяла бокалы, плеснула на два пальца себе и ему. – А закуска? – спросил Сафрон. – А по-американски? – Круча не советует. Всякий раз после встречи с этим ментом Сафрон чувствовал себя волной, разбившейся о железобетонный пирс. Как ни старался, он не мог сдвинуть с места эту глыбу. Не было бы так обидно, если бы Круча был старше, чем он. Но нет, они одного возраста. – Круча? – Закусывать, говорит, надо. – Тебе? – Тебе!.. Интересуется он тобой. Вопросы постоянно задает. Может, знает что-то такое, чего я не знаю? – А чего ты не знаешь? – спросила Агнесса, поставила бокал, подошла к Сафрону, обвила руками его шею и затуманенно посмотрела в глаза. – Как мы с тобой в военкомате любовью занимались? Сафрон кивнул. Была у них такая фишка. Они покидали место преступления, нагруженные стволами, а у Агнессы вдруг зачесалось. Вот она прямо на месте и зажгла. Презирая опасность! Да, это было здорово. – Сколько мы стволов тогда увели? Круча знает, кто там дежурного усыплял. – А кто мужика на Первомайской усыпил? – На какой Первомайской? – Агнесса медленно отстранилась от него. – Мужика усыпили, а хату выставили. – А я здесь при чем? – Круча спрашивал. – Если я военкомат ограбила, то и мужика могла усыпить. Он хоть симпатичный, этот мужик? – Не знаю. – А то обидно будет, если мне какого-то урода пришьют. – Нет, Первомайскую он тебе не шьет, – сказал Сафрон и пожал плечами. – Просто упомянул, что там клофелинщица работала, и тебя вспомнил. – А ты что сказал? – Сказал, что ты только любовью своей можешь усыпить. – Любовью я могу разбудить. Мертвого. А живого да, сумею усыпить. Показать? – Агнесса толкнула его на диван, расчехлила, скинула халат, опустилась на колени. Сафрон кивнул и закрыл глаза. Именно на это он и намекал. Уголовники называют потерпевших терпилами. Глядя на Кучеркова, Степан готов был согласиться с таким вот определением. Кучерков вел себя как самый настоящий терпила. – Нет, это не она. Степан показал ему фотографию Агнессы. В глазах этого субъекта мелькнуло узнавание, но признания не последовало. – А вы хорошо присмотритесь. – Говорю же, нет, – хныкающим тоном сказал потерпевший.