Парня Эзги. Он был Росомахой, агентом нацистов. Убийцей Ильвы. Глава 17 Мужчина, называвший себя Росомахой, разложил телефоны на столе перед собой. Их было четыре, и, представив, как эта сцена выглядела со стороны, он невольно чуть не рассмеялся, хоть и не имел особых причин для радости. Однако это уж слишком сильно напоминало эпизод какого-нибудь шпионского фильма. Например, о Джеймсе Бонде или с Томом Крузом в главной роли. И внезапно ему пришло в голову, что, хотя их герои никогда не существовали в реальности, у него с ними было много общего. Ведь последние полгода он потратил на то, чтобы внедриться в АФА под чужим именем. Он вытащил батарейки из двух своих мобильников, разбил их экраны, сломал СИМ-карты и сунул все части в пакет, собираясь позднее выкинуть его в стоявший на улице контейнер. В крошечной однушке пахло сыростью. Это было офисное помещение с кроватью, кофеваркой и канистрой с водой в углу. Пожалуй, ему стоило бы перебраться в складское помещение, снятое им в соседнем здании. Но он не имел ни малейшего желания делить его с Антоном, который лежал там на полу связанный. Однако запах мочи и плесени, доминировавшие на складе, были куда хуже затхлого воздуха в лишенной окон и служившей ему временным пристанищем комнатушке. Ее главное достоинство состояло в том, что за ней невозможно было наблюдать. Даже если полиция знала, что эти каморки, расположенные в районе оптового рынка Стокгольма, сдают жильцам. Опять же в случае облавы он сразу же узнал бы о ней. Заполнявшие дом нелегальные иммигранты заранее приготовили себе пути для бегства, и стоило им при малейшей опасности устремиться с первых этажей к выходам на крышу, они сразу предупредили бы его своим топотом. И он тогда тоже присоединился бы к ним и исчез бы тем же путем. Он взвесил оставшиеся два мобильника на руке и пометил их, приклеив на один с тыльной стороны синюю ленту, а на другой — зеленую. Чтобы не ошибиться и не выдать себя, если кто-нибудь позвонит. Их номера не знал никто ни в СЭПО, ни в АФА. Синий он использовал только для связи с движением: с датчанами из Ульв А/С, «Скрытой правдой» и Кларой Рессель. Не сдержавшись, он тихо выругался про себя, вспомнив сейчас о ней. Она ведь на днях столкнулась с Линн Столь, когда от нее всего-то требовалось «прибраться» в жилище Антона. Ей следовало сделать все тихо, не привлекая внимания к себе. Вместо этого приехала полиция, Линн отвезли в больницу, а эксперты наверняка нашли какие-то улики в квартире. Из-за чего ему самому пришлось срочно уйти в подполье, поскольку он опасался, что они могли вывести полицию на его след. Он повертел в руке зеленый телефон. Только три человека знали его номер. Он сам. Его сестра. И мать. Семья. Этот мобильник остался теперь единственной ниточкой, связывавшей его с ними. Он не мог больше видеть их. Риск был слишком велик. Из коридора послышалась музыка. Он раздраженно поднялся, подошел к двери, пощупал пальцами ленту, закрывавшую щель между ней и дверной коробкой, и, отмотав еще кусок от лежавшего на полу рулона, приклеил его сверху. Однако это не помогло. Звуки флейты, исполнявшей какую-то арабскую мелодию, все равно проникали в комнату. Он тяжело вздохнул и подумал, что это напоминало очередную проверку на прочность. По иронии судьбы, ему пришлось скрываться среди людей, чье присутствие в Швеции он считал неприемлемым и хотел, чтобы они исчезли из нее навсегда. Но одновременно та обстановка, в которой он сейчас оказался (тесное пространство, изоляция, действующий на нервы шум, темнота) закаляла, делала его сильней. Он сжег все мосты за собой. Уничтожил следы. Для него не существовало пути назад. Сейчас однако он понял, сколь сильно заблуждался, считая, что, избавившись от парочки человек, сможет и дальше изображать активиста АФА. Он убил Ильву. А потом появился Антон. И даже если тот сейчас лежал связанный по рукам и ногам на складе в соседнем здании, он все равно представлял собой угрозу. Из разговора, состоявшегося сразу после того, как он привез Антона в багажнике своей машины с завода по производству углекислоты, выяснилось, что и другие члены их группы, Иван и Клаас, подозревали его. Антон тайно встречался с ними, и они обсуждали, как им действовать дальше. Ярость нахлынула на Росомаху. Чертовы притворщики. А как же все разговоры о солидарности и братстве? В глубине души они ничем не отличались от него. Постоянно находились в состоянии войны против всех. Для любого своя рубашка всегда была ближе к телу. Собственная семья, родной народ, раса. Ему, похоже, доверяла только Эзги. Его так называемая девушка. Отныне ставшая бывшей, пусть она еще не знала об этом. Бедная доверчивая девчонка. Считавшая себя идеологически подкованной. Ярой антифашисткой. Которую в то же время не составляло труда обмануть с помощью доброго отношения, красивых слов, объятий и секса. В какое-то мгновение он даже пожалел, что именно она сильно пострадала в доме в Тюресё. Он сам предлагал на роль жертвы Антона. Или приверженца тактики «Черного блока» Клааса. Однако Эзги была частью того, от чего ему требовалось избавиться. Она сама сделала свой выбор, перейдя на сторону предателей народа. К тому же, даже будучи красивой, вполне могла сойти за одну из тех, вновь прибывших, которые везде ходили в парандже, поскольку внешне напоминала мусульманку. Он собирался придушить ее подушкой в больнице. Но ему так и не преставился случай. Медсестры постоянно забегали в ее палату. В коридоре перестала играть музыка. Но вместо нее через вентиляцию к нему начали проникать запахи пряностей, жареного чеснока и растительного масла. Еще одно испытание для его психики. Он сжал кулаки и дышал ртом, пытаясь спастись от вони. Кому-то другому предстояло перенять эстафету. Он завязал с убийствами. По крайней мере, пока. Они не могли являться самоцелью. Он же не был психопатом, серийным убийцей. По-настоящему имели значение только более серьезные вещи. Создание общественного мнения. Медийная деятельность. Финансовая поддержка политического преобразования Европы. Совместная атака на всю сеть АФА. Все то, в чем хорошо разбирались датчане. Работа, где он считался важным винтиком. Частью механизма, неустанно трудившегося для достижения конечной цели. Создания этнически гомогенных национальных государств. Европейской, христианской, белой расы. То, что они вышли на его след, было лишь временной неудачей. Ничто не могло помешать их грандиозным планам. Борьба должна была продолжаться. Другие могли занять его место. В дверь постучали. Он замер от неожиданности, а потом подкрался к глазку. В коридоре не было ни души. Неужели какой-то чурка подшутил над ним? Затем он увидел маленькую девочку где-то десяти лет прямо под глазком и приоткрыл дверь. Черная как смоль, она посмотрела на него с широкой улыбкой, после чего сначала показала на свой рот, а затем — вниз по коридору. Там вдалеке из-за одной из дверей выглядывала полная негритянка и махала ему рукой. И явно оттуда же доносился запах кухонного чада. Он покачал головой. Его терпение закончилось. Ему требовалось выйти на улицу. По крайней мере, пройтись вокруг дома. Подышать свежим воздухом. Он натянуто улыбнулся ребенку. — I’ve already eaten. I’m on my way out, sorry. But, eh, thank you[11], — сказал он и, задержав дыхание, быстро вернулся в свою комнату, сунул в карман оба рабочих мобильника, схватил пакет с остатками других телефонов и, протиснувшись мимо девочки, поспешил по коридору в другую сторону. Выйдя из дома, он постарался сразу забыть о ней, сфокусировавшись на том, чего ему удалось добиться. Никто не смог бы упрекнуть его ни в чем. Он был доволен собой. Внедрение получилось успешным. Он успел предотвратить атаки на несколько патриотических движений, с которыми Ульв А/С сотрудничала в других странах, предупреждал их о планах левых экстремистов и периодически докладывал о становившихся известными ему стратегических замыслах врага. И хотя он, конечно, не считал свой вклад в общее дело слишком большим, все равно с его помощью они чуть быстрее приближались к одной из своих главных целей — очернить и уничтожить АФА. Все данные, связанные с намерением антифашистов сорвать встречу националистов в Гетеборге, которые он переправил датчанам, должны были помочь им принять превентивные меры. И в конечном итоге подавить любое сопротивление. Правда, сейчас оставалась вероятность, что Линн Столь попытается вставлять им палки в колеса. Он уже отправил рапорт по этому поводу. Послал его своим обоим работодателям. Даже если они не знали друг друга, все равно имели общий интерес. Оба хотели избавиться от левых экстремистов. В ближайшем будущем он собирался уступить место молодой гвардии. Чтобы они продолжили борьбу. Сам же хотел уйти на покой. Жить обычной жизнью со своей сестрой и родней в Австрии. Пожалуй, заниматься волонтерской работой в Австрийской партии свободы. Мать могла приехать позже. Когда в Швеции все успокоится. Необходимый ей уход она точно так же могла получить и в другом месте. Вместе с людьми одной с ней культуры и медсестрами, чью речь она бы понимала. Ему же осталось сделать лишь одно дело, прежде чем он оставит страну. Глава 18 Камеры выглядели как маленькие черные шашки. Она почти не ощущала их веса, когда держала в руке. Размером они были с ноготь, и их едва ли можно было различить невооруженным глазом, если установить на стене. Линн вернула камеры в коробку и сунула ее в карман. Задув свечу, найденную в железной коробке под кроватью Рикарда, она вышла наружу и закрыла за собой дверь. Уже стемнело, хотя только перевалило за пять часов, но исходивший с неба слабый свет позволял ей довольно быстро идти по змеившимся между разномастными домишками тропинкам. Она перешла поднимавшуюся к спортивному комплексу дорогу и, продолжив путь под прикрытием последней линии халуп, в конце концов остановилась за бочкой с компостом. У одной из опор моста виднелся слабый свет. Кто-то стоял и курил рядом. Огонек сигареты едва освещал лицо. Но, в любом случае, ей удалось понять, что это был не тот человек, которого она заметила на том же месте несколько дней назад. Сейчас там находилась девушка. Внешне напоминавшая ученицу гимназии. У них явно хватало людей. Ей стало интересно, где они набирали столь молодых волонтеров. Вряд ли ведь в Седермальме. Выйдя из тени, она пошла по газону, спускавшемуся к ее дому. Стоявшая под мостом девушка вздрогнула, заметив движение, и, похоже, засуетилась, обнаружив, что это была Линн, возвращавшаяся к себе. Она специально распустила волосы, чтобы ее сразу узнали, и явно направлялась к деревянному темно-красному строению, возвышавшемуся за забором. Ее белокурые локоны приобрели серебристый оттенок, когда развевались на ветру в свете луны. Ей требовалось не более пяти минут. Никто не смог бы добраться сюда за столь короткое время, если они действительно планировали избить ее тоже. Прятавшаяся под мостом девица отошла за опору, но теперь свет от мобильника выдавал ее. «Следить ей явно в новинку», — подумала Линн. Она понимала, что едва ли кто-то в одиночку решится на нападение. Взамен девица, судя по всему, рьяно вызывала подмогу. Или просто докладывала о случившемся. Линн открыла калитку и проскользнула в царившую во дворе темноту. При этом она постаралась не попасться на глаза Альме, сидевшей у окна главного здания усадьбы с чашкой кофе. Линн предупредила ее, что уедет на время, поэтому не хотела смущать пожилую женщину своим внезапным появлением, особенно когда потом она собиралась исчезнуть снова. Наблюдавшая за домом девчонка не могла видеть, чем она занималась. Только знала, что она вернулась. И это тоже входило в ее план. Она работала быстро и закрепила одну из микрокамер у лампы над входом. Потом другую на торце дома так, чтобы в ее поле зрения попадало все пространство перед входной дверью. Затем она осторожно открыла ее, вошла внутрь и прикрепила последнюю камеру на черную люстру в гостиной. Ее объектив смотрел прямо на дверь. Теперь осталось только все проверить, и, включив мобильник, она открыла приложение с программой наблюдения. Угол обзора камеры оказался просто невероятным, если учитывать ее крошечный размер. Она видела себя в любой точке комнаты, когда ходила по ней. Однако экран потемнел, стоило ей выйти наружу, потому что установленная внутри камера при этом сразу выключалась. Потом он замигал снова, как только включилась следующая, когда она оказалась в радиусе действия сенсора, спрятанного у наружного светильника. И снова картинка получилась с хорошим разрешением, которое обеспечивал светосильный объектив. Она откалибровала экран, убрала телефон и заперла дверь, а потом снова удалилась через забор с тыльной стороны дома и исчезла среди расположенных выше домишек. Остановившись перед бунгало Рикарда, она прислушалась и огляделась. Но не заметила ни малейшего движения. Никто не следил за ней. Трудно было поверить, что она находилась в центре крупнейшего города Швеции. Да и не в текущем столетии. Силуэты соседних халуп едва виднелись в слабом лунном свете. Они хаотично теснились на склоне, кое-где чуть ли не налезая друг на друга. С ветки высокого ясеня за ней наблюдал мохноногий сыч, не сводя с нее своих черно-желтых глаз. Его голова, казалось, была посыпана сахарной пудрой. И все равно он выглядел столь же представительно, как и филин, которого она видела перед своим домом на Тантогатан примерно месяц назад. Как ни странно, она не слышала шума машин со стороны моста Лильехольмсбрун. Так что единственным доказательством, что сейчас начало двадцать первого века, пожалуй, мог служить лишь яркий свет над холмом Тантобергет. Его источником являлось галогенное освещение открытой спортивной арены «Синкенсдамм». Она совсем недавно проходила мимо нее и невольно испытала хорошо знакомое ощущение, обычно возникавшее, когда хоккейные болельщики хором орали на трибунах: «Лишь сегодня я силен, лишь сегодня я здоров». «Я так долго ждала этого дня», — подумала она, открыла дверь, достала компьютер и зажгла свечу на письменном столе. В кладовке она нашла банку равиоли в томатном соусе. Свет стеариновой свечи выхватывал из темноты ровную площадку, находившуюся за окном, и небольшой участок обшарпанного забора, ограждавшего землю Рикарда. Она ела прямо из банки и одновременно открыла крышку ноутбука. В квадрате в правом углу экрана все еще шла трансляция с веб-камеры, к которой ей удалось подключиться в офисе «Скрытой правды» на Грев Турегатан. Она отодвинула пустую банку в сторону и развернула картинку на весь экран. Ничего нового, как и когда она проверяла ее в последний раз. Ранее она также посмотрела календарь. Никаких встреч не было намечено в ближайшее время. Только рутина. А значит, фабрика троллей, находившаяся по другую сторону веб-камеры, все шесть ее сотрудников, неотступно сидевших у своих клавиатур, трудились не покладая рук, стараясь наполнить сеть содержимым, которое могло бы обосновать их человеконенавистническую картинку мира. Черно-белую, согласно которой приближавшийся конец света мог произойти когда угодно. Если только их работодателям из Ульв А/С не удастся повернуть вспять развитие событий и вернуть Швецию в прошлое. В 50-годы. Или в воображаемую сельскую идиллию XIX столетия. Пожалуй, во времена Шведской империи. Или даже в эпоху викингов. Похоже, создание кликабельных заголовков давалось им нелегко. Сотрудник, находившийся прямо перед взломанным Линн компьютером, выглядел усталым. Он отклонился назад, и его лицо оказалось прямо в фокусе камеры. Она ошарашенно уставилась на экран. Псевдоним Нордман ей раньше не приходилось слышать. Однако человек, использовавший это имя пользователя, оказался знакомым. Она видела его на фотографиях из материалов расследования инцидента около SEB-банка, случившегося в ноябре. Манфред Рихтер. Неухоженные, сальные, светло-коричневые волосы. Блестящее от пота лицо. При свете компьютера украшавшие его красные прыщи прямо бросались в глаза. На нем была та же самая одежда, как и во время видеоконференции с датчанами, но тогда он постоянно держался в тени. На грязно-белой футболке под мышками четко выделялись темные пятна пота. Пустые пакеты из-под чипсов, кучей валявшиеся на его письменном столе, явно не помогли ему взбодриться. Она подумала, что он скоро сдастся и пойдет домой. И наложит на себя руки, хотя на последнее вряд ли стоило надеяться. Она поднялась и подошла к мойке, вскипятила воду и бросила в нее заварочный шарик. Запах чая сразу распространился по комнате. Она обхватила двумя руками чашку и почувствовала, как тепло начало возвращаться в ее окоченевшие пальцы. Наконец они устали. Она наблюдала на экране, как редакция «Скрытой правды» опустела. Она включила Viper и проверила, какие последние действия Манфред производил на своем компьютере. Он просматривал множество сообщений, пресс-релизов и новостей. Кто-то с именем пользователя Wotan прислал ему мейл, одобрявший нападение нацистов на манифестацию «Шведской ассоциации сексуального просвещения» против материнской смертности, состоявшуюся пару дней назад. Линн удивленно покачала головой. Что плохого могло быть в желании уменьшить количество женщин, умиравших при родах? Белые женщины тоже ведь, наверное, рисковали жизнью, рожая детей? В другом опубликованном сообщении одобрительно отзывались о патриотах, организовывавших нападения на библиотеки, отказывавшиеся принимать газету «Свободные времена». Художественный редактор проиллюстрировал его фотографией рыдающей библиотекарши. И это явно считалось очередной славной победой так называемых друзей Швеции над ужасной, политкорректной Швецией. Проверив кейлогер, она не обнаружила ничего, указывавшего на общение с Данией. Удивившись, заглянула в корзину. Восстановила удаленные материалы. Ничего. Неужели они не предпринимали дальнейших шагов по итогам встречи, состоявшейся несколько дней назад? Не отправляли никаких отчетов и не запрашивали дополнительных инструкций. Ей не удалось найти ни малейшего подтверждения того, что они недавно сидели вместе. Линн сделала глоток чая. Тепло разлилось по телу. Она уставилась на экран. Что-то здесь не сходилось. Она вошла в почту. Множество писем. Но ни одного касавшегося Дании, АФА или кого-то из лиц, засветившихся в расследованиях, с которыми она помогала Рикарду и Эрику. Ни слова об Ильве, Антоне или ком-то другом, известном ей хотя бы по имени. Хотя ничего такого она в принципе и не ожидала увидеть. Скорее надеялась найти зашифрованные письма, которые могли бы привести к Дании через адресную строку. Но ничего подобного тоже не было. Она продолжила поиски. Ничего в папке для удаленных писем. Она уже собиралась отключить Viper, но передумала и кликнула по пустой папке для черновиков. В ней оказалась еще одна папка с названием «Общение». Она кликнула по ней. Там хранились неотправленные мейлы, расположенные в хронологическом порядке. Всего десяток. Остальные ушли к адресатам. Или там никогда ничего другого и не было. Похоже «Скрытая правда», чтобы никто не мог читать их переписку, пробовала новый метод общения с Ульв А/С. И в таком случае они на шаг отставали от АФА. Об этом ей намекнул Каспер из их отделения в Копенгагене, когда они виделись в ноябре. Несмотря на всю простоту системы, она никогда раньше не слышала о ней. Чтобы посторонний не смог познакомиться с сообщениями, до которых обычно было легко добраться, когда они отправлялись в путь по Сети, Каспер придумал надежный способ связи. Они использовали его при планировании своих акций. И он сводился к тому, что задействованные в них лица заходили на вновь созданный электронный адрес по паролю. Потом они открывали папку «Черновики» и читали там сообщения или сохраняли в ней свои собственные послания, никогда не уходившие к адресату. Вся переписка происходила через нее, и ничего не покидало сервер. В результате ничего нельзя было перехватить. И таким образом вся планируемая акция организовывалась через пустую на вид папку. Линн отодвинула в сторону чашку с чаем, подвинула к себе блюдце с земляными орехами, вероятно, еще осенью оставленными на столе, и рассеянно пожевывала их, изучая обнаруженные послания. Строка «Тема» на всех пустовала, но реплики в них шли одна за другой, как сообщения в чате. Она смогла прочитать, как датчане одобрили некую акцию. Они никак не называли ее и не вдавались в подробности, но, насколько она поняла, речь шла о засаде, устроенной группе АФА в Тюресё. Дата, по крайней мере, совпадала. В другом мейле обсуждалось в деталях, что должно было произойти в Гетеборге перед зданием, где синдикалисты проводили свой форум, однако бомба, позднее взорвавшаяся там, открытым текстом не упоминалась. Несколько писем касались нападений на лагеря беженцев, в которых Торсланде, похоже, уделялось особое внимание. Она продолжила изучение писем. В двух последних обсуждались меры безопасности и контратаки в связи с националистической манифестацией в Гетеборге, запланированной через неделю. Она скопировала эти материалы и переправила их к себе на почту. Однако даже в этой своей тайной переписке нацисты избегали говорить о вещах, которые подтверждали бы их причастность к преступлениям. Все нюансы, скорей всего, уточнялись каким-то иным способом. С помощью с гарантией не прослушиваемых телефонов. При личной встрече. Никакие имена не назывались. Но, в любом случае, у нее все могло получиться. Даже если на это требовалось время. Ей же удавалось добиться успеха раньше. Она колебалась несколько мгновений, но в конце концов приняла решение. Речь ведь шла о благом деле. Линн вздрогнула, когда задребезжало окно. К счастью, это просто ветка ударила по нему под дуновением ветра, а вовсе не какой-то наркоман — фомкой. Она вошла в закрытую компьютерную сеть Королевского технологического института. Тот самый мощный серверный парк, который обычно помогал ей обеспечить нужную пропускную способность, когда она тестировала системы шифрования для своего исследования, сейчас мог пригодиться ей снова. Прошел почти год с тех пор, как ей пришлось злоупотребить доверием института в последний раз. Пусть тогда никто и не обнаружил незаконного вторжения. Она кликнула по иконке SolarWinds и запустила поиск. «Рикард возьмет меня под свою защиту, если кто-то в службе безопасности заметит, что произошло», — подумала она. По крайней мере, она надеялась на это. Колонки зеленого текста быстро росли и мерцали в едином ритме. Она встала и довольно потянулась. Экран, казалось, жил собственной жизнью, абсолютно не зависевшей от всего происходившего вокруг. Не имело смысла ждать, пока программа пройдет сквозь VPN-тоннели. Ей могли понадобиться часы, чтобы, просканировав все подсети и их маски, найти правильную нотацию CIDR и проверить, не делалось ли каких-либо изменений во временной отметке, прежде чем она наконец выполнит свою задачу. В случае удачи Линн рассчитывала получить IP-адрес того, кто утвердил нападение на дом в Тюресё. Потом Рикард смог бы связаться с датской полицией и добыть нормальный адрес и имя этого человека. Она открыла дверь, вдохнула холодный воздух и покосилась в сторону смотровой площадки, видневшейся выше на склоне холма. Ей оставалось только надеяться, что члены группы Burnt out punks, занимавшиеся там в машине сексом несколько лет назад и разрушившие одну из расположенных ниже халуп, случайно нажав на ручной тормоз, не болтались поблизости снова. Она кликнула адрес электронной почты Каспера на мобильнике и, зашифровав информацию о встрече в Гетеборге, украденную из почтового ящика «Скрытой правды», отправила ему сообщение. Отделение АФА в Нерребро знало, что им делать с этим материалом. «В чем дело?», — подумал Манфред. Что-то ему не понравилось. Его бросило в жар. Он нервно покосился на своих коллег по «Скрытой правде». Но они занимались собственными делами. Он проверил сообщения в папке с черновиками снова. Отметка, указывавшая, что их не читали, исчезла. Кто-то ознакомился с последними сообщениями. Даже если это казалось невозможным. Поскольку они находились в секретном почтовом ящике, доступ к которому имели только он и отправители. Никто другой в «Скрытой правде» не знал этот электронный адрес и не мог залезть сюда. Все послания предназначались только ему. Он кликнул по папке с сетевыми протоколами. Не обнаружил ничего странного. Никаких подозрительных поисков брешей в системе или попыток вражеского вторжения. Никаких процессов, указывавших на то, что кто-то заходил в почту. Никаких следов взлома. Это вызывало удивление, учитывая их систему защиты. Датчане считали свои брандмауэры непроницаемыми. На него нахлынули сомнения. Им следовало исключить любые риски. Приближалась большая манифестация. Она не могла провалиться. Ничто не должно было помешать ее успешному проведению. Они видели в ней шанс показать, насколько сильными стали. Возможность достигнуть еще большего и продемонстрировать традиционным медиа, что молчаливое большинство находилось на их стороне. Не те, кто жил в Седермальме и попивал соевый латте в кафе, пока оплачиваемые «по-черному» уборщицы наводили порядок в их находившихся поблизости квартирах.