Или речь шла совсем о другом. Подобные вещи случались с Кайей и раньше. Когда она была моложе, а сама Линн еще ребенком, Кайя принимала наркотики. Она вспомнила, как сестра порой пропадала неделями. С такими же друзьями. В кварталах наркоманов. В заброшенных домах. Линн отложила в сторону пинцет, чашка с отваром дымилась на крошечной мойке. В доме воняло потными футбольными гетрами. Из-за чая с валерианой. Она процедила его и добавила мед. В таких заколоченных халупах они тоже не раз находили сестру. Но это было давно. Кайя завязала со своей пагубной привычкой уже много лет назад. Тогда у нее еще не было детей. А теперь они уже выросли. Стали подростками. Но сестра продолжала исчезать, даже если за последние лет десять это происходило все реже. Ни Линн, ни ее мать не знали причин. Да и Кайя не могла толком объяснить, почему пропадала на несколько дней, никому ни слова не сказав. Она не говорила ничего своим детям и не предупреждала мать, сидевшую с ними. Ей приходилось быть с внуками все время, пока дочь отсутствовала. Когда это происходило, у сестры на работе тоже никто ничего не знал. Она же сама просто перебиралась куда-то. Однажды — в квартиру подруги, тогда пустовавшую. В другой раз — в отель. Иногда она, похоже, сама толком не знала, где находилась. Вероятно, это были последствия употребления наркотиков. Своеобразное психическое расстройство. Когда в результате падения уровня серотонина сестра начинала видеть все в черном свете, и, чтобы выйти из этого состояния, ей требовалось побыть одной. По мнению психологов, это не могло привести к самоубийству. И она принимала таблетки, но порой их очевидно не хватало. Жизненная ситуация становилась слишком тяжелой, и сестра пыталась справиться с ней, порвав контакты со всем миром. Исчезнув на время. Линн открыла на мобильнике папку с фотографиями Кайи и ее детей. Она начала смотреть их и рассмеялась, когда на экране появился снимок сестры в ужасно идиотских солнечных очках. Линн показалось, что она узнала себя в ее чертах, хотя они были только сводными сестрами. На самом деле между ними все же сходство, но не внешнее, а совсем иного рода. Пусть Линн сама никогда не употребляла наркотики, была на восемнадцать лет младше сестры и не имела детей, у нее, как и у Кайи, часто возникало ощущение, что она могла взорваться. Особенно в молодости. Это свойство приносило пользу в те годы, когда она входила в АФА, пока у нее получалось контролировать его. Она пригубила чай. У него был приятный вкус, несмотря на довольно резкий запах. Во всяком случае, душистый вересковый мед сгладил горечь корня валерианы. Сегодня ей удавалось справляться со злобой, порой внезапно охватывавшей ее. Даже если такое случалось все реже. Она стала старше. Видела слишком многое. Научилась успокаиваться. Хотя в ее жизни еще хватало того, из-за чего впадать в ярость. Нацисты недавно провели демонстрацию рядом с синагогой во время еврейского праздника. Из-за книжной ярмарки, где было много произведений, которые они надеялись сжечь на костре во время своей культурной войны. Но отдавая дань уважения свободе слова, они одновременно надеялись отменить ее как можно быстрее. Вдобавок имелись и причины противоположного свойства: в ряде шведских городов появилась исламская полиция нравов, преследовавшая женщин и угрожавшая им, желавшая сохранить за ними положение рабынь. Кайя, пожалуй, могла объявиться завтра. Как всегда, без каких-либо объяснений. «Мне просто понадобилось уехать. Побыть наедине с собой» — так звучал ее обычный ответ. Или подобным образом. Дети уже привыкли к этому. Умели позаботиться о себе. А сейчас она могла отправиться и на какую-нибудь конференцию. Даже если, по словам ее детей, она собиралась уезжать в понедельник. А не в выходные. Но они не знали наверняка. В то же время было странно, что мобильник сестры оставался выключенным весь вечер. Но такое тоже случалось прежде. Сел аккумулятор. Забыла зарядку. Забыла все. Линн помассировала шею кончиками пальцев. У нее заболел затылок. Корень валерианы, похоже, не оказал никакого успокаивающего действия. Линн набрала номер сестры снова и услышала механический голос в ответ: «Абонент недоступен». Либо она исчезла по собственной инициативе. Либо кто-то похитил ее. Росомаха, например. Она налила себе еще чашку горячей воды. Порой в этом отношении ей хотелось больше походить на Эрика — выпить приличную порцию виски, чтобы успокоиться. Но обычно ей нужна была и ясная голова. Сейчас пришлось использовать черный чай. С пряностями. Линн опустила пакетик в кипяток и сразу же почувствовала запах корицы и тмина. Она посмотрела на квадратик бумаги, находившийся на другом конце нитки. На нем было написано «Yogi Tea». На противоположной его стороне, как обычно, имелось короткое послание. На это раз следующее: «Act, don’t react»[15]. Пальцами он теребил сделанную по спецзаказу золотую заколку для галстука с полицейской эмблемой, воткнутую в отворот пиджака. Одновременно просматривал документы на компьютере. Материалы расследований за последние недели. Активистку АФА жестоко избили неизвестные преступники, принадлежавшие к правоэкстремистским организациям. Несколько дней спустя умерла активистка АФА. Скорее всего, имело место убийство, замаскированное под самоубийство. Еще несколько дней спустя нашли мертвым ранее пропавшего активиста АФА. Рядом с тяжело раненным полицейским. Выстроив все преступления в таком порядке, он понял, что ему вряд ли удастся оправдаться. Слишком уж плохо все выглядело. Речь шла об откровенном попрании законов, пусть и изначально с благой целью. И хотя он лично не санкционировал ничего из того, в чем обвинялся Росомаха, если бы стала известна его роль во всей этой истории, это ему точно не помогло бы. Он должен был находиться в курсе событий. И остановить безумие, вовремя вмешавшись. Приоткрыв жалюзи, он посмотрел в коридор сквозь стеклянную стену. Но опасения оказались напрасными, делегация из внутренних служб пока только приближалась к его двери. Холодок пробежал по его спине. Луиса, начальник отдела расследований полиции Сити, связалась с ним примерно час назад. Она задала прямой вопрос. Знал ли он о каких-либо операциях под прикрытием, проходивших в данный момент? Давал ли он согласие на проведение таковой в отношении некой левой организации? Он ударил кулаком по столу. Текст запрыгал на экране, и на нем появился прямоугольник с сообщением об ошибке. Он уставился в окно. Почему ему не пришло в голову раньше положить конец всей этой чертовщине? Теперь ситуация зашла в тупик. Похоже, он находился на пути к пропасти. Пока, судя по всему, никто еще не подозревал о его причастности к последним событиям. К которым он фактически и не имел никакого отношения. «Хотя с какой стороны посмотреть», — подумал он, и у него резко подскочил пульс. Так или иначе, кто, как не он, по сути, инициировал их. Он ведь лично дал добро на внедрение Росомахи, чтобы исследовать деятельность левых либертарианцев. Он нашел на жестком диске еще пару документов и открыл их. Кровь стучала в висках. Пожалуй, только они и оставались. Первый он сохранил исключительно для себя. В нем коротко, по пунктам была изложена суть задания Росомахи. Второй содержал личные данные сотрудника: его настоящие имя, табельный номер и банковские реквизиты. Он уничтожил оба, постаравшись не оставить никаких следов от них. Теперь ничто не должно было привести к нему. И он мог спокойно утверждать, что никогда ничего не слышал о Росомахе. Никто ведь не смог бы доказать обратное. Вместо этого речь пойдет о вышедшем из-под контроля полицейском. Который перешел на другую сторону. Стал линчевателем. Мстителем, возомнившим себя вне закона. Короче говоря, о больном человеке, больше не подчинявшемся никому. А не об агенте под прикрытием, еще несколько дней назад выполнявшем свое задание. Глава 37 Воскресенье Красные от слез глаза с черными точками зрачков щурились от яркого света. Во взгляде читался страх. Линн отложила в сторону телефон. Она не могла больше смотреть на эту картинку. Стоявшая перед ней пластиковая коробка с остатками лапши пад-тай уже успела остыть. Она прислонилась к красному столу, сверху украшенному рекламой кока-колы, и посмотрела на киоск тайской кухни, напротив которого сидела. Запотевшие стекла не позволяли толком рассмотреть, что происходило внутри, а из открытого окошка наружу вырывались запахи жареных овощей, пряностей и рыбного соуса. Она ругала себя всевозможными словами. Но ведь все знать она не могла. И предусмотреть. Однако именно это считалось раньше ее главным достоинством. Когда она была активным членом АФА. Тогда за счет своих хакерских навыков, умения собирать и анализировать информацию, следить и подслушивать она частенько оказывалась на шаг впереди своих врагов. В ту пору им редко удавалось застать ее врасплох. Но тогда речь шла о нацистах. Однако сейчас ей противостоял Росомаха. На чьей бы стороне он ни находился. По крайней мере, не на стороне АФА, это уже не вызывало сомнения. Линн вряд ли сумела бы уговорить сестру покинуть Швецию вместе с семьей. Кроме того, их мать уже пыталась сделать это. Из-за неясного мучившего ее беспокойства. Но впустую. А на полицию в силу ограниченности их ресурсов, похоже, не стоило надеяться, даже когда дело касалось реальных угроз. Она тяжело вздохнула. Нервно переступила с ноги на ногу. Сейчас уже было поздно думать о таких вещах. Даже если ничего еще не закончилось. У нее по-прежнему оставались шансы изменить ситуацию в свою пользу. Но теперь задача усложнилась. Она кликнула по экрану. Фотография снова проявилась на нем. Тошнота сразу подступила к горлу, потом нестерпимо заныла голова, боль, казалось, распространилась по всему телу, проникла в каждую клеточку. Со снимка на нее смотрела Кайя. Линн увеличила картинку. Лицо старшей сестры было опухшим от слез. Притом что следов побоев она не заметила. Задний фон ничем не помог. Шероховатый бетон. Какой-то завод или фабрика. Пожалуй, подвал. Или складское помещение. Которое могло находиться абсолютно в любом месте. Сообщение, естественно, отправили с «левого» мобильника. Она обратилась к мобильному оператору с помощью кода Эрика оставшегося у нее после ноябрьского расследования. Но телефон не удалось отследить. Росомаха звонил с другого номера, когда его вычислили в офисном здании несколько дней назад. Возможно, он использовал свои мобильники только один раз, а потом сразу выбрасывал их. Он ничего не потребовал. Даже ответа. Просто поставил Линн перед фактом. Возможно, посмеялся от души, представив ее лицо, когда она увидела фото сестры на своем телефоне. Чего он хотел? Линн стояла словно парализованная и таращилась на тропинку, поднимавшуюся к игровой площадке парка Берггрувен. С ночи на ней остался тонкий слой снега. Она поковыряла лапшу палочками и выудила из нее несколько креветок. Пожевала их и обхватила себя руками. Она не могла просто сидеть и ждать неизвестно чего. Ей требовалось действовать. Мобильник задрожал в ее руке. Она вздрогнула так сильно, что он упал на землю. В последнюю секунду она успела подставить ногу и смягчить его падение, иначе он ударился бы о бетонное покрытие площадки, на которой стояли столы. — Алло? — сказала она и увидела, что это Эрик. — Привет, ты звонила, — напомнил он. — Ах, да. Ничего важного, я просто хотела узнать, как у тебя дела, — ответила она. Она действительно звонила. Когда уже почти не сомневалась, что именно Росомаха похитил ее сестру. Рикарду она тоже звонила, решив, что они могли бы вместе быстро перекусить. Она надеялась на их поддержку. Рассчитывала с их помощью понять, что же, собственно, случилось. Однако потом все изменилось, когда пришла фотография ее до смерти испуганной сестры. Она хотела добавить, что еще звонила узнать, не против ли Эрик выпить пива с ними, но передумала. Поскольку тогда он мог бы примчаться уже через пять минут. — Мы можем созвониться утром. Мне надо увидеться с одной подругой, — сказала она вместо этого, ей не хотелось встречаться ни с кем из них именно сейчас. И будь у нее такая возможность, она отменила бы и обед с Рикардом. Но было уже слишком поздно. Он мог появиться в любой момент. Линн нервно огляделась. Однако куда бы она ни поворачивала взгляд, везде перед собой видела испуганные глаза сестры. Она не могла рисковать больше. И так уже сделала достаточно ошибок. Эрика и Рикарда следовало держать в неведении. Не стоило вмешивать полицию. Даже если она целиком и полностью доверяла обоим, им все равно приходилось действовать по правилам. У них все необходимо протоколировать. Любые документы требовалось хранить в электронном виде. Она взяла кусок курицы, выдавила на него немного сока лайма и какое-то время задумчиво жевала. Другие полицейские при желании могли ознакомиться с материалами их расследования. По крайней мере все, кто имел доступ в соответствующие регистры. Отчеты пересылались между коллегами. И что-то могло случайно оказаться в чужих руках. Сколь бы осторожными ни были Эрик и Рикард, никто не смог бы гарантировать ей, что Росомаху не предупредят, если она предпримет попытку освобождения. А она не могла так рисковать. Только из-за нее сестра сейчас оказалась в очень сложной и опасной ситуации. И Линн собиралась решить эту проблему сама. Так, чтобы Росомаха, возможно, имевший контакты в полиции, не смог ничего узнать. А они, судя по фотографии, на которой он входил в участок, вполне могли быть у него. Только когда ее сестра вернется домой, а Росомаха окажется загнанным в угол, она намеревалась попросить о помощи. Нападение всегда считалось лучшим способом защиты. Линн как раз закончила шифровать сообщение для Каспера из отделения АФА в Нерребро, когда Рикард появился на Тиммермансгатан и затормозил прямо перед ней. Она быстро погасила экран мобильника и попыталась улыбнуться. Он вылез из машины и обнял ее. Она тоже заключила его в объятия, но без особого энтузиазма. Он внимательно посмотрел на нее. — Ты выглядишь напряженной. Что-то случилось? — спросил он. Она покачала головой. Неужели он так хорошо умел считывать лица людей? Рикард пожал плечами. — Ладно, — сказал он. — Ты уже все заказала? Она кивнула. — Мне пришлось начать. Я не завтракала. Но я взяла тебе лааб кай. С увеличенной порцией кхао кхуа. Он не стал ни о чем больше спрашивать, поскольку понял, что она пытается увести разговор в сторону. Но Линн вся дрожала, когда передала ему пенопластовую коробку с куриным рагу. Она явно нервничала и старалась скрыть это. Линн смотрела вслед Рикарду, когда его машина удалялась по улице. Обычно ей нравилось общаться с ним, пусть они с Эриком и были полицейскими, которым она не слишком доверяла. Однако обоих она считала своими близкими друзьями и знала, что всегда могла положиться на них и обратиться к ним за помощью. Но не в этот раз. Она принялась растирать руки, пытаясь немного согреться, и поспешила прочь. Не знала, правильно ли поступала. Но у нее еще хватало времени, чтобы все переиграть.