— Я твоего отца боюсь, — признавалась она. — После того, что ты рассказала… — Ты мне звонила! — Кэтрин так радовалась, что Оленьке стыдно становилось. — Да я же дома была, просто телефон не услышала! Весь вечер просидела, проскучала. А папу ты не бойся. Конечно, Оленька не боялась. Но «папа» позволял ей сказать с почти чистой совестью: «Я тебе звонила». Другими словами: «Я о тебе помню». Другими словами: «Ты не одна». И еще другими словами: «Ты не сдохнешь, Кэтрин. А если… то это будет не к нашей радости». Вот какая начинка у примитивной фразы «Я тебе звонила». А папа — это всего лишь непреодолимое препятствие. Ничего страшного. В другой раз поболтаем. 46 — Тебе нельзя волноваться! Я скажу ей, чтобы она телефон наш забыла! — Володик кипятился, долго же до него доходило. Подруг разогнал, а Кэтрин чуть не прощелкал. — Я думал, она взрослая женщина, у вас деловые контакты! На тебе лица нет! Конечно, лицо на Оленьке было. Только серенькое такое лицо. До родов оставались считаные дни, на Оленьку то и дело накатывали волны тихого ужаса. Она всегда боялась боли. Тут-то ей и понадобился Володик. Он сидел с ней, держал за руку, говорил что-то мягко и уверенно. «Мне страшно», — мямлила Оленька. И он всякий раз отвечал ей что-нибудь вроде: «Ну ты же у меня храбрый заяц» или «Ну я же с тобой». В тот день Кэтрин позвонила, когда он был еще на работе. А Оленьке так хотелось внимания, прямо сейчас. — Кэтрин, я боюсь. Мне сегодня снилось, что ночь, я бегаю с животом по каким-то пустынным улицам, ищу больницу, вот-вот рожу, а кругом пустыри, и в домах нигде окна не горят, и муж куда-то пропал. Захожу в будку, пытаюсь звонить маме, и попадаю на какую-то старуху, и почему-то все хочу узнать у нее, наш ли это номер, а она хихикает и не говорит… И еще собака за мной уцепилась. А я думаю — вот родится у меня ребеночек, а собака его и съест. Я закрылась в будке и решила, что там и стану рожать. И последнее, что помню, — будто уже все начинается, и глаза собачьи через стекло. И в глазах что-то такое нечеловеческое… — Да… Не к добру. — Что? — Не к добру, говорю, сон. Но, может, обойдется. Сегодня у нас… пятница? Мда. Сон с четверга на пятницу… А я дозвонилась Коле. Только что. — А-а… — Оля, он даже трубку не взял! Я слышала, отчетливо слышала, сказал секретарше: «…ня нет». — Нянет? — тупо повторила Оленька. — В смысле «меня нет», я обрывок слышала. Что я ему сделала? — Я не знаю, Кэтрин, — Оленьке захотелось лечь. Она подумала, что и правда — сон с четверга на пятницу, жди беды. — Значит, не знаешь. — Нет. Никто никому ничего не делает. Просто все кончается когда-нибудь. Кэтрин вздохнула. Так вздыхают, набрав много воздуха и выпуская его короткими порциями, потому что в горле ком и ком мешает. Обе молчали, и Оленька решила, что первой и слова не скажет. Но играть в молчанку было глупо. — Ты еще на работе? — Да, — загробное. — Сейчас домой потащусь. — Ну давай. Молчание. — Кэтрин. Пройди по улице, развейся. — Там холод собачий. Собачий. Глаза через стекло. — Кэтрин, иди домой, а завтра созвонимся. — Не хочешь со мной говорить? Когда пришел Володик, на Оленьке было лицо. Только серенькое такое. 47 Оленька сидела у окна и рассеянно смотрела, как ребятишки в парке играют в салочки. Одна девочка всякий раз, когда ее догоняли, останавливалась и закрывала голову руками. Воскресенье. Вечернее солнце. Когда зазвонил телефон, Оленька позволила мужу подойти, снять трубку и сказать: «Ее нет». Она знала, что Кэтрин не поверит, но ей было все равно. 48 «Роды прошли успешно», — однообразно сообщала свекровь, наярив номер очередной подружки. И бурное: «Я теперь бабушка, можешь себе представить?» Совсем другой мир — памперсы, игрушки, а там, в самой глубине этого мира, — теплый комочек. Степа родился с длинными черными волосиками и крохотными ресничками. Володик взял отпуск на месяц и сидел дома, нянчился, в прямом смысле слова. Оленька приходила в себя, хотя выспаться никак не удавалось. От свекрови пользы было ноль, зато много суеты. Постоянно приезжала мама, иногда — с отцом. Свекор притащил в дом заводного медведя, хищно вращавшего глазами, и Степа плакал всякий раз, когда медведя заводили. Не мог привыкнуть. Восемь месяцев, как один день. Оленька как-то присела на диван, начала вспоминать. Год назад (будто в прошлой жизни) она работала в «Глобусе-Жлобусе»: Хомяков, Антон Верблюдович, секретарша (как ее?), Кэтрин. Кэтрин больше не звонила, после того, как Володик… Даже после родов. Ну и… ладно. 49 Володика по работе услали на три дня в Нижний Новгород, он обещал позвонить, как в гостиницу заселится. Когда раздался телефонный звонок, Оленька была уверена, что это… — Хай! — …Кэтрин? — Я ненадолго. — Кэтрин! Молодец, что позвонила! А я все думала тебе набрать… но, знаешь, так к вечеру забегаешься, сил нет. Как ты? — Да у меня все о’кей. — Правда? Вот здорово. А ты… — А я насчет денег. Премию тебе выписали. Всем выписали — за прошлый год, и тебе тоже. Скажи мужу, чтобы заехал, забрал. — А много?