Света резко повернулась. — Да неужели? А мои тексты тебя не устраивают! — Свет, не кипятись. Тут ничего личного. У нее хороший материал, с ним можно работать. Из этих рассказов кайтеров она вылила всю воду, получилось очень живо. С технической частью разберемся. А ты… ты фантастический дизайнер, но писать тебе вредно. — Ясно. Что ж ей сразу не сказал? Она скисла, бедная. — Ну так, чтобы не расслаблялась. И прекрати говорить о ней в покровительственном тоне. Склочный вы все же народ, бабы. Света пожала плечом, взялась за ручку двери. Отправил ей вдогонку: — Машке не скажешь? — Черт с тобой. Делаю исключительно ради нее. Зачем ей трепать нервы. Да и у тебя, надеюсь, ума хватит цветочек не срывать. Камушком потом на шее повиснет. У меня одно условие: держи в курсе. Нико… ну немножечко… Мне ж интересно. — В ближайшее время новостей не жди, работы полно. 60 Самое трудное — это не падение. Ну что — падение? Летишь себе, думаешь о жизни. Думаешь о том, что — не сложилось, о том, что глупо от этого зависеть. Заставляешь себя делать обычные дела — если не с радостью, то хотя бы не с отвращением. Говоришь себе, что у тебя нет поводов для того, чтобы отворачиваться от мира и утыкаться носом в диванную подушку. Ведь и правда — ты ничего и никого не потеряла, потому что ничем не владела. Это все фантазии: вообразишь полные ладони, а потом окажется, что они по-прежнему пусты. А ощущение от сладкой тяжести осталось, вот ты и тоскуешь. Но это все можно пережить. Самое трудное — это падение и за ним — взлет. Ты уже стреляный воробей, ты веришь и не веришь. Сердцу верить хочется, но разум отказывается — ты только-только начинаешь успокаиваться, жизнь входит в колею. В конце концов, в колее тоже неплохо: нервы на месте. Еще немного — и Оленька прониклась бы благодарностью к Володику. Терпел, молчал. Делал вид, что ничего не понимает. А может, и правда ничего не видел? Да и было что? Наверно, что-то было. Потому что сегодня Света ни с того ни с сего поинтересовалась у Шлыкова, как его жена терпит постоянные ночные возвращения. И добавила: «Ей что, все равно?» Губу прикусила, сдержала улыбку. Оленька заметила. Наверно, Света его жену не переносит. Или, скорее всего, просто завидует. Так или иначе, вопрос бестактный. Но Нико не надулся, спокойно так ответил: «Может быть». И Света не выдержала, хихикнула, непонятно, что ее так рассмешило. Наверно, безучастие, с которым он это произнес. Да кто ее знает. Но с той минуты начался этот пугающий взлет, пугающий: второй раз падать страшнее. Это как в аквапарке: съехать первый раз с горки — как нечего делать, а вот второй… Но стало так легко сразу. Так легко. А, да, еще в апрельский номер кайтеров ставят. Надо позвонить Глебу, порадовать. 61 Номер сдали, сидели напролет последнюю неделю, поэтому Нико отпустил всех до первого февраля: с субботы до вторника, четыре дня свободы. Четыре дня для того, чтобы подумать. Хотя о чем думать? Последнюю неделю носились как сумасшедшие, не до сантиментов было. Первый номер надо в срок сдать, хоть умри. Кстати, вроде неплохо получилось. На обложку поставили актрису из нашумевшего сериала (все видели, кроме Оленьки; непонятно, когда они телевизор смотреть умудряются). У актрисы больше открыто, чем прикрыто. Ну, холостяки, они такие, сразу побегут покупать. Статьи… Оленьке приятно было их вычитывать. Это тебе не «Дом и офис» с излияниями про кондиционеры и утюги. А с Нико… Оленька вдруг поняла: все шло своим ходом, с Нико. Какая нелепость — форсировать эти отношения! Сейчас, завершив отчаянное падение мягким взлетом, она никуда не спешила. Она дорожила настоящим. Потому что в нем было все: обещание, надежда. Куда уж лучше. 62 В понедельник отвела Степу в сад, вернулась. Будто бы и нечего делать. Решила разобрать склад барахла в прихожей, повытаскивала из тумбочки ссохшиеся кремы для обуви, еще какой-то мусор, а в процессе раскопок наткнулась на странную вещицу. Вернее, странной была не вещица, странным было ее нахождение в дальнем углу тумбочки. Аленины ключи, она их сразу узнала — по брелоку. Брелок — миниатюрную, до сучка-задоринки прорисованную мышеловку с кусочком сыра, — привез Алене Иосиф со встречи «сырогонов». Предположить, что Алена встречается с Вовкой, было бы нелепо. Или она дала ему ключ, чтобы он кого-то водил туда? Не то что ревность, но какое-то противное чувство. Вот если взять и подняться к Алене? Может, она просто подарила Вовке брелок, а ключ вообще от других дверей (от каких?). Попробовать открыть квартиру. Нет, невозможно. Но ведь если Вовке разрешено, то ей, Оленьке, и подавно позволено. Вовка на днях сказал, что Алена звонила, не застала ее, Олю. Какая чушь. Чтобы заставать — на то мобильный есть. Оленька почувствовала прилив раздражения. Алена всегда будет дикой, никогда ни к кому не привяжется. Еще своего Осю за милую душу бросит. Только и умеет, что посмеиваться и оценки раздавать. Никогда ни слова о себе. Вполне в ее духе — уехать, не предупредив, не попрощавшись. Не оставив координат. Ничего не объяснив. Может, с Иосифом поссорилась и поскакала мириться? Только ее уж три недели как нет. Одна разгадка — подняться на двадцать первый этаж. Пусть это гнусно. А Вовке не гнусно скрытничать? У них там, видно, заговор. И возможно, никаких следов она не найдет. Но надо попытаться. Все-таки неприятно чувствовать себя дурой. А дуру из нее сделали, это точно. Оленька взяла ключ с мышеловкой, вышла на лестничную клетку и вызвала лифт. 63 Потом был февраль. Тринадцатого Света поинтересовалась у Нико: — Господин Шлыков, ты помнишь, что завтра День влюбленных? Оленька уткнулась в экран компьютера: правила финальный вариант статьи «Будь под кайтом!» — название придумывать не пришлось, лозунг кайтеров всем понравился. Нико хмыкнул: — Сообщаю всем, что в ближайшие три дня дизайнер будет отсутствовать. Завтра он отмечает, а потом у него последствия. — Здесь отметим, — отозвался Серега. Похоже, его такой вариант вполне устраивал. Но Света на реплику внимания не обратила. — Нико, я тебя предупредила при свидетелях. В шесть часов меня тут уже не будет. А в первой половине дня мне надо кое-куда съездить. Это значит, что я постараюсь прийти пораньше, но ничего не обещаю. — То есть ты за меня все решила? Оленька печенками ощутила — заводится. Вообще, иногда Света разговаривала с Нико просто безобразно. — Знаешь что… Если тебе все равно, это не значит, что другим… Как это понимать: «тебе все равно»? С женой, похоже, и правда все не очень. Нико встал и ушел в свой кабинет, и остаток вечера эти двое не обменялись ни словом. 64 Света выключила компьютер без пяти шесть и была такова. Шлыков не показался из кабинета, хотя Света нарочито громко заявила: — Всех — с праздником! Вышел он только около семи, сказал — расходимся в девять, раньше смысла нет, пробки. — А я на метро поеду! — обрадовался Егор. — Можно я тогда… прямо сейчас? — Ну валяй, раз уж бунт на корабле. Серега, ты тоже свободен. Но Серега, вот дурень, намека не понял. — Да не, мне дома делать нечего…