Молчание. — Теперь прямо и во-он там налево. — Я тебе потом, если хочешь, дам этот фильм посмотреть. Должен понравиться — раз храбрые мыши интересуют. Съемки шли тринадцать месяцев в Антарктиде. — Где? Это случайно не про пингвинов? — Точно. Про императорских. В русском прокате — «Птицы-2». Но не люблю я, когда названия передергивают. — Да, я слышала. Отважные пингвины. — Вот-вот. — Налево. И опять налево. Вон мой дом. Остановились у подъезда. — Спасибо тебе. — Да не за что в общем-то. Приятно было побеседовать со знатоком литературы. Оленька отстегнула ремень безопасности. — Да какой я знаток… Просто ребенку стих недавно читала. Вот у меня соседка… вернее, подруга, Алена, она, наверно, часа три может без остановки, да наизусть. Шлыков приглушил мотор. — Восхищаешься? Завидуешь? — Вот еще. — Ну давай как-нибудь в гости к ней сходим. К соседке твоей. — Да? Не знаю… Ее сейчас нет. Уехала. — Когда приедет. Спешить некуда. Ну ладно, с праздником тебя. Потянулся, Оленька на секунду растерялась, — но нет, коснулся губами щеки. — Кстати, если хочешь, могу забрасывать домой. А то чего мужа гоняешь. Мне ж нетрудно. Едва сдержала улыбку. 68 — Супруг не ревнует? — Нико не отрывал глаз от дороги. — Я сказала ему, что меня Серега отвозит. — А Серега безопасен? — Ну уж безопаснее, чем некоторые. Иногда разговоры по пути домой не клеились — если Нико был раздражен или устал. Иной раз спорили о работе, и Оленька втайне жалела, что время тратится на то, чему место в офисе. Когда беседа становилась слишком личной, Нико мягко, но упрямо сворачивал с нее. Поначалу скрывали, что Оленька едет не с мужем, — приходилось ей выметаться первой и ждать на холоде. Быстро поняли, что это не выход. Тогда она стала брать ключи от машины, а Нико — парковаться на соседней улице. Оленька ждала в тепле и добре. Но Света что-то учуяла и однажды увязалась за Нико, мол, где ты теперь паркуешься, машины не видно, нарыл укромное местечко, покажи, я тоже хочу. К тому времени Оленька уже сидела внутри. Завидев приближающуюся пару, она не нашла ничего лучше как улечься поперек сидений: головой на водительское. Но Света была не так наивна (Нико обрадовался, увидев пустую машину, — решил, что Оленька забежала в ночной магазинчик). Те двое остановились возле водительской дверцы, и Света столкнулась с лежащей Оленькой глазами. Оленька примостилась на боку, поэтому взгляд у нее получился исподлобья, зыркающий такой. Света что-то сказала, и Нико резко повернулся. Глупо стало валяться; Оленька выпрямилась, в попытке сохранить остатки достоинства. Потом между теми двумя за стеклом произошло подобие ледового побоища, только на словах и очень быстро. Света развернулась и потопала прочь. Нико рухнул на сиденье. — Дура. 69 Они потом смеялись — ведь Нико ее со злости (или назло?) поцеловал. Света еще маячила вдалеке, может, даже оглянулась. Но Оленьке было без разницы. И диалог у них получился замечательный: «— Дура. — Я? — Нет, она». Это было в самом начале марта. Только-только сдали апрельский номер и начали майский. 70 Оленька запретила себе бояться Свету. Да и что та могла ей сделать? Они почти не разговаривали. Что пугало больше — мысль: куда все катится? К осваиванию заднего сиденья «Субару»? «Давай сделаем это по-быстрому», или как там фильм назывался. Но Шлыков не торопился: не до того ему было. Героиня на обложку никак не находилась, журналист с материалом подвел. Пошла вторая неделя марта, грянули праздники. Свете, Оленьке и Вере вручили по веничку мимозы и по косметическому набору (Серега выбирал; зачем ему только деньги дали). На Восьмое марта Оленька дозвонилась Алене. У Глеба-кайтера вызнала телефон первой школьной любви дочери Иосифа, у школьной любви выяснила домашний телефон Кочуров. Трубку все время брала противная баба (видимо, жена), и на третий раз Оленька не выдержала и официальным голосом попросила «Иосифа… э-э-э…» — «Александровича», — неласково подсказала трубка. Оленька извинилась, наплела, что она журналистка из Москвы и что «друг знакомого дочери Иосифа… э-э… Александровича посоветовал обратиться к Иосифу… э… Александровичу, потому что сырное производство — очень интересная тема для журнала». — «Какого журнала?» — буркнула трубка. И тут Оленька, заметая следы, отчеканила: «Дом и офис». И торопливо добавила: «Наши читатели хотят знать, как начать свое дело… сыры… это так уютно звучит… По-домашнему». Трубка смягчилась и сказала, что Иосифу Александровичу можно позвонить в офис, вот номер. Все. Алена была у Оленьки в руках. Если бы не история с Нико, Оленька не стала бы так исхитряться. Алена прекрасно себя показала: за два месяца — ни весточки, ничего. «Подруга». Даже не думает, что о ней тут вообще-то беспокоятся. Ну потому что ей-то другие до лампочки. Да. Оленька была обижена. Но на заднее сиденье «Субару» не хотелось. Хотелось по-человечески, красиво. А для этого надо знать, когда появится Алена. Ключик-то подошел — тот, который с мышеловкой. 71 Нико начинал психовать — в сроки не укладывались. Журналисты тянули с материалами, Света простыла и сидела дома, хрипела в телефон. Да еще и Егор поскользнулся на улице и растянул связку на ноге. В общем, светопреставление. Всю дорогу до дома Нико молчал, гнал, злился на «чайников» и если о чем говорил, так только о работе, в тоне, от спокойного далеком. — Нико, ну хочешь, я не буду сейчас тебя… обременять. — В смысле? — В смысле, не отвози меня, я Володю попрошу… — А, это. Нет, все нормально. Нервно так: «Все нормально» — и молчок. Тишина в салоне. — Нико? А что, Суш… как его, Шушлебин не прислал статью про суши? — Нет. Молчание. Затем раздраженное: — Это не статья, а интервью. Из Токио мэтр приезжает, дает мастер-класс. Шушлебин выпросил у него полчаса личного общения. — И что? — Крутит теперь хвостом. Может, не сделал, может, перекупили. — А если не ставить материал?