— Она черно-белая или цветная? — Черно-белая, — с запинкой ответил Кеннет. — Считается, что для архитектуры и статуй она лучше. — Мою проявляет здесь полицейский специалист. Это займет всего часа два. Хотите, я попрошу их одновременно взять и вашу? — Я не всю ее отснял. Но все равно — большое спасибо. — Нет, пусть же мистер Аллейн отдаст ее проявить, дорогой, — вмешалась леди Брейсли. — Вряд ли там осталось много кадров. Ты без перерыва щелкал во время того необыкновенного пикника не помню на каком холме. И сознайся, она вызывает суеверный страх. Не потому, что я буду на той, о которой говорит мистер Аллейн, а, ты знаешь… недра земли. Отдай же ее ему. — Она все еще в фотоаппарате. — А твой фотоаппарат — в машине. Сходи и принеси. — Дорогая тетушка… это подождет. К чему вся эта суета? — Нет, — раздраженно велела она, — проявить нужно. Сходи, дорогой! Ссутулившись, он повиновался. — Сюда не возвращайтесь, — крикнул ему вслед Аллейн. — Я заберу ее у вас внизу. Я сейчас спущусь. — Как это мило с вашей стороны, — проговорила леди Брейсли. — Мы подождем. Когда она удалилась, Аллейн прошел к лифтам и застал там Ван дер Вегелей, которые укладывали свое обширное фотоснаряжение, без которого, кажется, и шагу ступить не могли. Он напомнил баронессе о снимках, которые она сделала в святилище Митры, и предложил отдать пленку на проявку в полицию. — Мне кажется, — добавил он, — полиция все еще будет рада увидеть вашу фотографию саркофага, баронесса. Я сказал, что попрошу ее у вас. — Можете ее взять. Мне она не нужна. Я даже подумать о ней не могу. Геррит, мой дорогой, пожалуйста, отдай ему пленку. Нам не нужны никакие напоминания о том ужасном дне. Ах, нет! Нет! — Ну, будет, будет, — мягко пожурил жену барон. — Не нужно так суетиться. Пленка у меня здесь. Один момент, я ее достану. Но все это вылилось в целое дело по расстегиванию и обшариванию огромных рюкзаков — и все напрасно. Внезапно баронесса негромко вскрикнула и хлопнула себя по лбу. — Да я с ума сошла! — воскликнула она. — Я теряю собственную голову. — То есть? — Это был молодой Дорн. Вчера мы договорились, что он возьмет ее и свою проявить вместе. — Ясно, — сказал барон. — Как глупо. — И принялся, не теряя добродушия, заново укладывать рюкзак. — Он никуда ее не отдал, — сказал Аллейн. — Если можно, я заберу вашу вместе с его пленкой? — Хорошо, хорошо, — согласился барон. Аллейн вполголоса уточнил: — Вам она точно не нужна? Барон покачал головой, поджал губы и нахмурился. — Нет, нет, нет, — пробормотал он. — Видите, как обстоит дело. Моя жена предпочитает… нет. Хотя, — задумчиво проговорил он, — там есть несколько снимков… наша маленькая группа, например. Ну да ладно. — Я сообщу вам, как она получится, — сказал Аллейн. Они вместе вошли в лифт. Интересно, размышлял Аллейн, когда дело Себастьяна Мейлера окончательно выветрится из памяти большинства людей, встретится ли он снова с Ван дер Вегелями? Баронесса приободрилась. Они собирались на экскурсию по фонтанам и саду Виллы д’Эсте. Аллейн проводил их до главного входа. Баронесса ушла вперед той необычно бодрой походкой, которая навевала Аллейну мысли о поступи какой-нибудь огромной и древней птицы, возможно, моа. — Моя жена, — сказал барон, с любовью наблюдая за ней, — обладает мудрым простодушием античных времен. Замечательнейшая женщина. — И, понизив голос, добавил, скорее для себя, чем для Аллейна: — И, по-моему, очень красивая. — Вы счастливый человек. — Я такого же мнения. — Барон, приглашаю вас выпить со мной. Часов в шесть? Я смогу показать вам фотографии. Поскольку они расстроят баронессу, я не прошу вас привести и ее. — Спасибо, — ответил Ван дер Вегель. — С удовольствием. Вы очень тактичны. — И, поправив рюкзак на массивных плечах, позвал: — Матильда, не так быстро! Подожди! Я иду. И он, такой же пружинистой походкой, поспешил вслед за женой. Они пошли по улице вместе, на голову выше других прохожих, упруго шагая и живо переговариваясь. Кеннет Дорн сидел за рулем белого спортивного автомобиля, леди Брейсли рядом. Аллейну пришло в голову, что чересчур старательный отдел по подбору актеров нашел бы в них подходящие типажи для еще одной «Сладкой жизни». На голове у Кеннета красовалась нелепая «ультрамодная» кепка, малиновая, с белым козырьком. Парень был очень бледен, лоб блестел от испарины. — Мы здесь! — крикнула леди Брейсли. — А вот и пленка. Сколько хлопот! Приходите к нам сегодня вечерком выпить. Наверное, это гадко, правда, но невозможно не испытывать облегчения. Я имею в виду, что этот противный Джованни меня пугает. Кеннет знает, что я вам сказала. Поэтому стоит отпраздновать, как вы считаете? Или нет? Кеннет смотрел на Аллейна с совсем уж неприятной полуусмешкой. Его губы шевелились. Аллейн наклонился вперед. — Что мне делать? — едва слышно проговорил Кеннет. Аллейн ответил леди Брейсли: — Боюсь, сегодня у меня вечер занят. — И Кеннету: — Вы плохо выглядите. На вашем месте я бы обратился к врачу. Могу я получить пленку? Молодой человек протянул ее. Картонная коробочка была влажной. — У вас, по-моему, и пленка баронессы, не так ли? — О господи, да? Да, конечно. Где, черт возьми… Вот! Кеннет достал ее из отделения для перчаток и протянул Аллейну. — Можем мы вас подвезти? — с величайшим участием спросила леди Брейсли. — Позвольте же вас подвезти. — Спасибо, нет. У меня еще есть тут дела. Спортивный автомобиль рванул с места и, опасно маневрируя, встроился в поток машин. Аллейн вернулся в здание. Он нашел Бергарми и взял у него имя и рабочий адрес фотоэксперта. Бергарми позвонил тому и договорился, чтобы пленки проявили немедленно. Он предложил Аллейну проводить его до фотолаборатории, и когда они туда пришли, разговорился о собственном отношении. — Я заходил, — поведал он, — посмотреть наши фотографии. По правде говоря, ради проформы. Дело против Свита совершенно доказано на основании одних только показаний Джованни Векки. Он теперь признается, что знал о некой связи между Свитом и Мейлером, и клянется, что слышал, как Мейлер угрожал Свиту разоблачением. — Ясно, — протянул Аллейн, — разоблачением чего? И кому? — Джованни считает, синьор, что Мейлер знал об уголовном прошлом Свита в Англии и, узнав вас, угрожал раскрыть вам его личность. — У Джованни очень точные сведения из прошлого, — сухо произнес Аллейн. — Я ни слову из этого не верю. А вы? — Что ж, синьор, это его предположение! Его доказательство факта я признаю полностью. Важный момент заключается в том, что Свит был в опасности, не важно по какой причине, и что угроза исходила от Мейлера. Тот, разумеется, узнал, что Свита прислал шпионить за ним Зигфельдт. Знакомая история, не правда ли, синьор супер? Обман и вероломство. Простое решение так часто бывает верным. То, что Мейлер был ricattatore[52] и вымогал деньги у туристов, на самом деле не имеет прямого отношения к его убийству, хотя Свит мог надеяться, что это запутает дело. — Бергарми окинул Аллейна быстрым взглядом. — Вы сомневаетесь, синьор супер, верно? — спросил он. — Не обращайте на меня внимания, — ответил Аллейн. — Я иностранец, господин вице-комиссар, и мне не стоит оценивать Джованни по шаблону английской преступности. Вы своих преступников знаете, а я — нет. — Что ж, синьор, — широко улыбнулся Бергарми, — вы очень скромны. Вышел фотоэксперт. — Готово, синьор вице-комиссар. — Вот! — хлопнул Аллейна по плечу Бергарми. — Фотографии. Посмотрим? Они все еще лежали в закрепителе вдоль скамеек в темной комнате. Фотографии комиссара: Виолетта с вывалившимся языком в саркофаге. Виолетта на носилках в морге. Челюсть Мейлера. Детали. Фотографии Аллейна: Мейлер, кусочек шерсти, зацепившийся за ограждение, ступня Мейлера вверх подошвой, застрявшая между зубьями решетки, следы обувного крема на другом ограждении. Разные бумаги, найденные в квартире Мейлера. Обычные снимки, какие бывают в полицейском досье. А потом, неожиданно, виды Рима. Традиционные фотографии знакомых мест всегда с той же крупной, слегка улыбающейся фигурой где-нибудь на переднем или на среднем плане. Барон, с комичным видом наклонив набок голову, бросает монетку в фонтан Треви. Барон, с властным видом, на Форуме, с видом папы — перед Ватиканом и с воинственным видом — у подножия колонны Марка Аврелия. И наконец, снимок Ван дер Вегелей, сделанный кем-то посторонним: головы в профиль, на египетский манер — ее голова позади головы мужа. Аллейн отметил, что даже уши у них одинаковые — большие, с тяжелыми мочками. А потом — ничего. Смутные очертания барона у подножия Испанской лестницы, густо затянутые белым туманом. После этого — ничего. Чернота. — Жаль, — сказал фотоэксперт, — неудачно получилось. Пленку частично засветили. — Я вижу, — откликнулся Аллейн. — По-моему, — заметил Бергарми, — вы упоминали, что у баронессы были какие-то затруднения с камерой в митреуме, нет? — Вспышка отказала. Один раз. Во второй раз она сработала. — Очевидно, в камере есть какой-то дефект. Или в механизме для извлечения пленки. Попал свет, — повторил эксперт.