— Да уж, пусть будет так любезен. У меня аллергия на кошек. — Крессида повернулась к Трой: — Кроме того, они выводят меня из себя. В буквальном смысле: достаточно мне только мельком увидеть кошку — и все, я на грани нервного срыва. — Тут девушка пустилась в дальнейшие красочные описания своего ужаса перед указанным видом домашних животных. Сколько раз она спросила у художницы, «понимает» ли та ее, не сосчитать. — А вот я бы с радостью, — громогласно объявила миссис Форрестер, — возобновила знакомство с Пронырой и Знайкой! — Вы — да, а я — нет, — парировала Крессида, в первый раз за день обращаясь к старой леди, но не поднимая на нее глаз. — Между прочим, Хилари, в этих пределах я вполне согласна, — сказала тетушка, — с твоими взглядами на поведение твоих слуг. Полагаю, что повар оставался полностью в своем моральном праве, когда напал на человека, дурно обращавшегося с кошками. Я говорю: он был в сво-ем пра-ве!.. — Конечно, тетушка, я вас услышал. Хотел бы я знать, кто бы вас мог не услышать. Нет-нет, милая, — Хилари предупредил возможную реакцию своей возлюбленной, — ты у нас единственное очаровательное исключение. Ну, так что же? Пойдемте, что ли, пожуем немножко мясного фарша? На кухне стараниями Кискомана все уже было готово к торжественной церемонии. Сам он встречал гостей самой лучезарной из всех возможных улыбок, поигрывая трогательными ямочками на щеках, но Трой все же показалось, что в глазах его затаилось выражение тайного неудовольствия. Совсем уж очевидным это выражение стало, когда из-за задней двери, ведшей во двор, раздалось бешеное мяуканье. В ту же секунду через нее внутрь прошмыгнул краснощекий малец и сразу захлопнул ее за собой, приглушив тем самым крещендо кошачьего негодования. — Не иначе как там Проныра со Знайкой, — догадалась художница. — Не сердитесь насчет кошек, Уилфред, — извинился за всех Хилари. — Всякое бывает, правда, сэр? — загадочно реагировал Кискоман и бросил долгий косой взгляд на мисс Тоттенхэм. Малец, сосавший в это время большой палец, как-то странно-обиженно посмотрел за окно во двор. Пирожки с мясом были разложены посреди кухонного стола на блюде подлинно барской роскоши. «Хорошо хоть маленькие», — с облегчением отметила Трой. Хилари напомнил, что откусывать надо по очереди, причем каждому надлежит сначала загадать желание. Впоследствии Трой часто вспоминала эту сцену: вот все они стоят, смущенно-робкой гурьбой столпившись вокруг стола… Пожалуй, то был последней миг мира и покоя, пережитый ею в «Алебардах». Дальше все пошло не так… — Тетушка — первая, — объявил Хилари. — Загадывать вслух? — поинтересовалась та. Племянник как-то слишком скоро и горячо запротестовал: нет, мол, желание должно остаться в тайне! — Ладно, не важно, — сказала миссис Форрестер, ухватила с подноса пирожок, откусила сразу огромный кусок и принялась жевать, не сводя взгляда с Крессиды Тоттенхэм. Неожиданно Трой охватило тревожное ощущение: а ведь я поняла, что она загадала. Поняла так же хорошо, как если бы мне это прокричали в самое ухо. Она хочет, чтобы помолвка расстроилась. К гадалке не ходи. Следующей наступила очередь Крессиды. Она, наоборот, с мученическим выражением на лице отломила самую мизерную частичку, какую только представлялось возможным отломить, и проглотила ее скорбно, как горькое лекарство. — Загадать-то не забыла? — взволнованно спросил полковник. — Ой, забыла! — улыбнулась невеста Хилари и через секунду издала вдруг истошный вопль. Крошки от мясного пирожка посыпались с ее красивых губ. Мистер Смит крепко чертыхнулся. Остальные загалдели бестолково и все сразу. Крессида дрожащим пальчиком указала в направлении окна. Там, снаружи, на подоконнике устроились две кошки, одна черепахового окраса, другая — табби-макрель. Любопытные морды слегка искажало стекло, но было видно, как вращаются кошачьи глаза, а маленькие пасти открываются и закрываются в беспрестанном мяуканье. — Дорогая моя! — воскликнул Хилари, не делая попытки скрыть раздражение. — Мои бедные киски! — затянул Кискоман странным дискантом, перешедшим к концу в хриплый баритон. — Я не переношу кошек! — истерически заголосила Крессида. — В таком случае, — сдержанно заметила миссис Форрестер, — тебе стоило бы перенести себя куда-нибудь прочь из кухни. — Нет-нет! — умоляющим голосом взвыл полковник. — Нет, Клу! Нет-нет-нет! Боже мой, вы только посмотрите! Знайка с Пронырой к этому моменту начали с невыносимым скрипом царапаться в оконное стекло. Трой любила кошек, ей нравилось за ними наблюдать, и она даже в душе пожалела, когда внезапно оба полосатых существа прекратили свое занятие, подняли хвосты трубой, развернулись кругом и исчезли. Крессида тем не менее, зажав уши ладонями, пронзительно заверещала и затопала ногами, словно в некоем экзотическом танце. — Ничего страшного! — сухо произнес мистер Смит. Форрестер, со своей стороны, принялся нежно утешать девицу бессвязным рассказом о своем товарище, тоже офицере, который тоже испытывал страшное отвращение к семейству кошачьих, и это отвращение неким таинственным, отнюдь не лучшим для него образом сказалось на блеске и лоске его военной формы. Повествовательный экспромт полковника был крайне мало внятен, однако Крессиду он заставил усесться на стул посреди кухни, удивленно воззриться на опекуна и успокоиться. — Все это пустяки, — заговорил Хилари с ноткой тихого отчаяния в голосе. — Что ж, продолжим? — Он обернулся к Трой: — Теперь вы. Художница едва нацелилась взять пирожок, как в тот же миг ощутила желание столь страстное, что чуть не выпалила его вслух. Во всяком случае, она услышала, как где-то глубоко внутри ее жалобный голос пропищал: «Пусть не случится ничего ужасного. Господи, пожалуйста!» Стряпня Кискомана оказалась отменной. Следом за Трой к столу подошел Форрестер. — Вы бы ужасно удивились, — он по обыкновению сиял как медный таз, — если б узнали, что загадал я. Просто потряслись бы! — Полковник прикрыл глаза и от души вонзил зубы в пирожок. — Очень, очень вкусно! Смит тоже не изменил своей манере выражаться емко и образно: — Не дадим добру черстветь! — И отправил в рот весь пирожок целиком, урча и захлебываясь. Завершил церемонию Хилари, после чего все сердечно поблагодарили Кискомана и покинули кухню. Крессида, все еще раздраженно, объявила, что примет две таблетки аспирина и будет лежать в постели до самого ужина. — И прошу, — она выразительно взглянула на своего жениха, — меня не беспокоить. — Не беспокойся, тебя никто не побеспокоит, я гарантирую, любовь моя, — скаламбурил в ответ Хилари, а его тетушка издала смешок, который с легкостью сошел бы и за фырканье. — Мы с дядей Фредом, как всегда, сходим подышим воздухом минут десять, — объявила она. — Но, тетушка, не поздновато ли? Смотрите, как темно, а может еще и снег пойти. — Обещаю тебе строго ограничить наши передвижения пределами ближнего двора. К тому же ветер, кажется, переменился на восточный. — Ну, хорошо, — согласился племянник. — Дядя Берт, не пора ли нам уединиться и поговорить о делах? — Идет, — сказал мистер Смит. — Всегда готов. Трой хотелось лишний раз критически взглянуть на свою работу — этим намерением она и поделилась. В общем, все разбрелись своими дорогами. Проходя через парадную залу и далее по коридору к библиотеке, она лишний раз отметила: какая же все-таки тишина в усадьбе «Алебарды», ниоткуда ни шороха. Все полы покрыты пушистыми толстыми коврами. Светильники попадаются редко, от случая к случаю, и свет на стены отбрасывают какой-то неверный, приглушенный. И еще это центральное отопление… Какая бы система ни была здесь установлена, греет она как следует, даже слишком. По коридору движешься словно по натопленной парилке. Вот и вход в библиотеку. Странно: дверь чуть приоткрыта. Трой распахнула ее настежь, сделала ровно два шага вперед и, не успев даже оторвать ладонь от дверной ручки, получила резкий удар по голове. Он вышел несильным, и сразу вслед за ним в нос ударила едкая вонь скипидара. Больно не было, художница даже не испугалась — только была застигнута до того врасплох, что на несколько секунд перестала что-либо соображать. Потом вспомнила, что где-то прямо в дверную раму встроен выключатель, и зажгла свет. Перед ней предстала библиотека, совершенно такая же, как всегда: теплая, тихая, с запахом кожи, поленьев для розжига, золы и красок. Незаконченный портрет спокойно стоял на мольберте у скамеечки со знакомой подставкой для ног. На ковре валялась жестяная палитра, на которой Трой обычно разводила краски олифой или скипидаром. Это она упала ей на темечко. Обнаружив ее, художница первым делом схватила со скамейки чистую тряпку и бросилась вытирать собственное лицо. Лицо Хилари на портрете, тускло подсвеченное люстрой, взирало на нее с мольберта загадочно и зловеще. «На отличный праздник вы меня заманили, ничего не скажешь», — пробормотала она вслух. Затем Трой повернулась назад к двери — та, к ее крайнему удивлению, оказалась на сей раз плотно затворена. Тонкая струйка масляной краски, разведенной скипидаром, медленно и как-то безвольно стекала по лакированной красной поверхности. Неужели сама захлопнулась? Словно в ответ на мысли молодой женщины, дверь заскрипела и приоткрылась буквально на один-два сантиметра. С ней такое часто случается, припомнила Трой. Видимо, «собачка» отходит… Но изначально кто-то все-таки закрыл ее! Художница выждала несколько мгновений, затем заставила себя двинуться вперед. Точнее, она резко подбежала к двери, распахнула ее и едва сумела сдержать вопль. Перед нею стоял Мервин. И сам факт его присутствия здесь, надо сказать, поверг Трой в гораздо больший шок и трепет, нежели удар по голове. Откуда-то словно со стороны до нее донесся крик, родившийся в недрах ее собственной глотки. Так обычно кричат, пробудившись от ночного кошмара. — Мадам что-нибудь угодно? — лицо Мервина было пепельно-серым. — Это вы закрыли дверь? Только что? — Нет, мадам, не я. — Зайдите сюда, сделайте милость. Ей показалось, что главный лакей хочет отказаться, но все же вошел, сделал шага четыре по комнате и остановился перед палитрой, все так же валявшейся на ковре. — Посмотрите, что творится. — Позвольте мне, мадам. Он поднял палитру, подошел к скамейке и бережно положил палитру на нее. — Взгляните на дверь. С этой стороны, — велела Трой. Она сразу, еще до того, как Мервин подчинился, поняла: он отлично знает, что там. Значит, пока она лихорадочно вытирала лицо, он зачем-то проскользнул в библиотеку, снова выскользнул из нее и прикрыл за собой дверь — сомнений быть не может. — Эта жестяная штука была привязана над входом в комнату, — сообщила Трой. — И свалилась мне на голову. Самодельное устройство против воров. Хорошо известная детская забава. — Очень неприятно, — прошептал лакей. — Да, неприятно получилось. Сработало устройство против воров. Детская забава. — Я бы никогда, — Мервин вдруг разразился рыданиями. — О боже мой, я никогда бы… Клянусь, ни за что на свете… — Честно говоря, не понимаю, зачем вам могло бы это понадобиться. — Вот именно, мне это ни к чему! — словно в горячечном бреду подхватил слуга. — Вы совершенно точно заметили, вы абсолютно правы. Во имя Господа Иисуса Христа, зачем бы я стал играть в такие игры?! Это я-то! Трой повернулась к нему спиной и принялась оттирать масляный след с дверной поверхности. Получилось совсем чисто — почти ни следа не осталось. Мервин, в свою очередь, вытащил из кармана носовой платок, бухнулся на колени и яростно атаковал пятно краски на полосатом ковре. — Скипидаром не проще будет? — подсказала Трой.