Поздней ночью он открыл камеру. – Заглянул, чтобы пожелать тебе сладких снов, сестрица Гордер, – прорычал он, стараясь говорить тихо. – Госпожа Гордер, – поправила она. В ее ситуации это звучало глупо, однако она хотела сказать что-то наперекор и проявить гордость. – Какая же ты госпожа? – Он криво ухмыльнулся. Флори медленно поднялась, чтобы не смотреть на Тодда снизу вверх. – В тюрьмах никаких господ нет. А ну иди-ка сюда! Ему хватило пары шагов, чтобы оказаться рядом. Он схватил ее и припечатал к стене, чтобы подавить сопротивление. Флори попыталась извернуться, вырваться из крепких рук. В какой-то момент ноги подкосились, и она сползла вниз, неудачно наткнувшись щекой на острый край пуговицы-ромба. Боль придала решительности, и Флори со всей силы ударила следящего по колену. Что-то хрустнуло – а в следующий миг Тодд повалился назад. Она рванула из камеры прочь и в коридоре налетела на дежурного следящего, прибежавшего на шум. Тодд обвинил ее в попытке сбежать, однако его сослуживцы прекрасно понимали, что произошло на самом деле. Последующие дни, проведенные за решеткой, Флори слышала обрывки разговоров и ловила любопытные взгляды. Все знали о поступке Тодда и обсуждали его с ехидством, насмешкой, глумлением… но без всякого сочувствия к его несостоявшейся жертве. На нее ходили посмотреть, будто на диковинного зверя в клетке: «А вот и представительница семейства Гордер, несговорчивая особь, дважды поколотившая Тодда. Ха, ну и слабак этот Тодд, а еще метит в командиры!» С тех пор Флори боялась следящих как огня, в каждом из них видя мстительного, озлобленного и униженного Тодда. Воспоминания пронеслись в голове за долю секунды – яркие вспышки, пробуждающие подавленную ярость. Снова оказавшись в своем кошмаре, она отчаянно вцепилась в мундир следящего, а затем истошно закричала. Когда к губам прижалась липкая, потная ладонь, Флори впилась в нее зубами. Тодд отдернул руку и ею же нанес удар. Щеку опалило резкой болью, от которой перехватило дыхание. Флори перекатилась на колени, чтобы подняться, но тяжелая туша навалилась сверху, прижав к полу. Железная хватка сдавила горло, помешав снова закричать. – Тебе никто не поможет, – прошипели ей в ухо. – Они будут держать тебя, если я им прикажу. Флори стиснула в дрожащих пальцах последнюю надежду на спасение и заставила тело расслабиться. Когда она обмякла, Тодд подорвался. Может, он и впрямь испугался, что не рассчитал силы и придушил ее. Даже если так, в нем говорило не осмысление совершенного ужаса и даже не жалость. Флори нужна была ему живой – лишь это встревожило его, заставило проверить пульс на ее левой руке, совсем позабыв о правой. Миг – и в шею рядом со старым шрамом вонзилось острие ромбовидной пуговицы. Флори незаметно оторвала ее, когда укусила Тодда, а теперь, вложив в удар все оставшиеся силы, измученно наблюдала, как он с воплем вытаскивает пуговицу из-под кожи, как кровь капает на его мундир. Шрамы – это отметины уязвимых мест, и она ударила туда, используя свой единственный шанс. Рана была неглубокой, но Тодд испугался по-настоящему. Прижав ладонь к шее, он выскочил из камеры. Дверь клацнула замками, словно пасть чудовища, поглотив жертву и заключив ее в темном чреве камеры. Сейчас это показалось Флори освобождением. Она медленно выдохнула, чтобы унять бешено колотящееся сердце, и скользнула взглядом вниз, на пол, где остался лежать окровавленный кусок металла – уже не оружие, способное нанести увечья, а деталь уродливой формы. Флори закрыла глаза и вдруг осознала, что больше не боится ни синих мундиров, ни их ромбовидных пуговиц. Флори ждала, что за ней придут, как только Тодд доложит, что заключенная напала на него. Если ему удалось замять дело, будучи простым следящим, то командирский статус закрепил за ним привилегии, и на этот раз она так просто не отделается. Когда тревожное ожидание стало невыносимым, перед камерой возник следящий – кривоносый тип с красными от недосыпа глазами. Загремела связка ключей, лязгнул замок. – Выходите, госпожа Гордер. Она замерла в растерянности и пробормотала: – Я думала, в тюрьме нет господ… Следящий растерянно пожал плечами и распахнул дверь шире, пропуская Флори. За ночь ее ноги отекли, ссадины и ушибы налились ноющей болью. Ковыляя по коридору, она спросила, куда они идут. – За вами пришел друг. Сердце замерло при мысли, что Дарт снова ее спас, но затем волна разочарования смыла всякую надежду. Арестованных могли отпустить так легко лишь в том случае, если за них внесен залог. Следящие были жадны до денег и как флюгеры под потоками ветра поворачивались в том направлении, куда обращала их жажда наживы. Только откуда у простого лютена такая сумма? Неужели Рин постарался? Теряясь в догадках, она опустила взгляд под ноги и заметила кровавые следы: цепочка вела из коридора к узкой двери уборной. Флори почувствовала укол совести, но подавила в себе эти ростки сострадания. Тодд получил по заслугам, и все, что она могла сделать, – пожелать ему здравия. В сопровождении следящего Флори вышла в холл. В раннее время вокруг не было ни души. Так она думала, пока не заметила силуэт у окна. Человек обернулся на звук шагов и встретил пришедших сдержанной улыбкой. Это был мужчина средних лет, тщательно скрывающий свой возраст: подтянутой фигурой в костюме модного нынче кроя и кофейного цвета, щегольским платком, повязанным на шее, иссиня-черными волосами и строгими бровями, явно подкрашенными басмой. Только морщины и хриплый голос выдавали его немолодые годы. Незнакомец ответил следящему скупой благодарностью, а тот, подобострастно кивнув, скрылся. Флори растерянно посмотрела на своего спасителя и сказала: – Я… не знаю вас. – Главное, что мой сын знает вас, – проговорил он с хитрой улыбкой, а затем поманил за собой на улицу. Прямо у лестницы их ждал автомобиль. Флори устроилась на заднем сиденье рядом с незнакомцем. – Не могли бы вы прояснить… – начала она, когда автомобиль тронулся, но мужчина поднял указательный палец вверх, что следовало расценивать как просьбу замолчать. – Не люблю разговаривать в дороге. Лучше полюбуемся городом. Флори хотела выяснить, кто он такой и куда ее везет, и все-таки послушно повернулась к окну. Пьер-э-Металь начинал пробуждаться в преддверии четвертого дня Ярмарки. Город вдали от проточных водоемов ценил каждую каплю пресной воды и лишь в один праздничный день относился к ней с расточительством. Сегодня проходить под окнами и балконами было опасно, ведь на тебя могли вылить целое ведро – на счастье. Из окна Флори наблюдала, как на улицах развешивают голубые гирлянды и расставляют столы, чтобы к обеду подать фаршированного карпа. После чего гулянья продолжатся на городской площади у фонтана, пышущего озерной водой. Автомобиль быстро домчал их к Зеленым холмам. Где же еще жить такому щеголю? Флори украдкой поглядывала на человека, сидящего рядом, пытаясь найти знакомые черты. Ни одного имени, ни малейшей зацепки. Она терзалась догадками, пока автомобиль не остановился у длинной лестницы, ведущей в дом из белого камня. Фасад был увит плющом, обрамлявшим эркерные окна, лестницу охраняли бронзовые львы, а дверь встречала искусно вырезанным узором с вензелями, из которых вырисовывалась монограмма: «ДГ». Их встретил мажордом – низкорослый парень в странном золотом одеянии. Оглядев обстановку, Флори поняла, что идея его облачения состоит в том, чтобы сделать его невидимым. В доме его могли бы принять за кусок портьеры из парчи, жаккардовую подушку с дивана или напольную вазу. От обилия золотистых тканей и блестящих поверхностей рябило в глазах. Служанка, что принесла кофе, тоже носила золотую форму. И даже платье, предложенное Флори на смену ее грязной одежде, оказалось из тонкого атласа того же оттенка, что и весь интерьер. Она не хотела становиться частью золотого безумия, но отказаться было бы невежливо. Служанка привела ее в ванную и помогла переодеться. Испорченное платье отправили в починку и обещали вернуть через час в лучшем виде. Ее принимали с такими почестями, что становилось неловко. В чужом наряде Флори чувствовала себя потерянной, и единственной привычной вещью был носовой платок с вышивкой, найденный в кармане старого платья. Новое же оказалось велико – рукав перекручивался и небрежно спадал с одного плеча, но милейшая служанка рассыпалась в комплиментах. Наравне с лестью в ее обязанности входило хранить секреты. Когда Флори спросила, как зовут хозяина дома, то получила весьма странный ответ: «Господин сам выберет, как представиться». Кто же этот таинственный незнакомец и чей он отец? Может, и нет никакого сына, а фраза – просто приманка, чтобы она добровольно села в машину. Тревога нарастала. Флори решила бы, что угодила в очередную ловушку, если бы не всеобщая обходительность и дружелюбие. Сложно подозревать тех, кто организовал тебе королевский прием. Хозяин дома дожидался в гостиной. Когда служанки, две золотые пчелки, покинули комнату, он любезно спросил: – Предпочитаете кофе со сливками или с апельсиновым соком? – и кивнул на поднос. – Я предпочитаю узнать ваше имя, господин, чтобы понимать, кому обязана. – Флори мягко улыбнулась, не желая показаться грубой. – Джефферсон Гленн. – Он произнес свое имя с такой ухмылкой, словно собирался произвести впечатление, хотя Флори впервые его слышала. Она растерялась и не нашла ничего лучше, чем тоже представиться. Господин Гленн подал ей наполненную чашку, неприлично долго задержавшись взглядом на оголенном плече, когда Флори потянулась в ответ. Она поправила съехавший рукав платья и тут же вернула чашку на стол. Не стоило пробовать напитки в чужом доме. – Я бы хотел попросить об ответной услуге. – Господин Гленн сделал паузу, чтобы Флори уяснила, на какой ответ он рассчитывает. – Не могли бы вы пообещать, что забудете о случившемся и никому ничего не расскажете? Она догадывалась, к чему он клонит, но ей было противно даже думать об этом. – Вы же понимаете, о чем я? Флори нервно скомкала носовой платок в руках и мотнула головой, что означало «нет». Улыбка Гленна в один миг померкла, от чего лицо сделалось суровым и жестким. Отбросив всякие намеки, он решительно заявил: – Все, что случилось в камере, должно там и остаться. Сделайте вид, что вам приснилось. Почудилось. Что угодно. Но об этом никто не должен знать. – Не должен знать о том, что тюремный командир – последний ублюдок? – переспросила она, глядя собеседнику в глаза. Гленн первым отвел взор. Он понял, что грубостью ничего не добьется, и вернулся к непринужденному тону: – Согласен, такие поступки никого не красят. Да, это безрассудно, но вы же смогли остановить его. Он многозначительно посмотрел на Флори. – Я воткнула ему в горло пуговицу от мундира, – выпалила она. – О, да вы опасная девушка. – Гленн усмехнулся и приложился к кофейной кружке. Причмокнув губами, он продолжил: – Мой вам совет, дорогая: молчите. Таково условие вашей свободы. Если проболтаетесь, вас упекут за решетку, ведь по факту вы напали на следящего. – Я защищалась, потому что он… он… – Что?! – Вопрос прозвучал одновременно с бряцаньем чашки, которую Гленн небрежно поставил на стол. – У вас есть доказательства его намерений? Нет. А у него есть пуговица. И кто же всадил ее в горло? Вы! – он ткнул пальцем в сторону Флори. – Подделали документы, обокрали своих работодателей, похитили ребенка, а после попытались сбежать из камеры, напав на следящего. Очень похоже на скользкий путь преступницы, не находите? Флори почувствовала, как в груди стягивается тугой узел. Ей были неприятны манипуляции Гленна. От дружелюбной обходительности он резко перешел к угрозам, но, быстро осознав, что ошибся, притворился сочувствующим мудрецом, дающим совет. Она хотела ответить что-то резкое, способное осадить богача, однако ее положение не позволяло. Флори не знала этого человека и его истинных намерений. Зато он знал ее – даже то, о чем она никому не рассказывала; сведения, доступные только следящим. Ее бросило в жар от ужасной догадки: Гленн говорил с Тоддом и действовал в его интересах. Неужели от нее решили избавиться? Свидетели скажут, что она покинула тюрьму целая и невредимая. Никто не знает, что она здесь, заточенная в золотой клетке. Широко распахнутыми глазами Флори посмотрела на Гленна, вальяжно раскинувшегося на диванных подушках. Хозяин дома, положения, жизни. – Откуда вы знаете обо мне? – дрожащим голосом произнесла она. – Бросьте, Флориана. Вы показались мне весьма сообразительной девушкой. Так неужели думаете, что я бы поручился за незнакомку лишь потому, что мой сын просил за нее? Он достал из кармана портсигар и закурил. От резкого табачного запаха у Флори закружилась голова. С трудом удалось сосредоточиться, чтобы уловить, о чем ей говорят. – Конечно, вначале я узнал, кто вы такая и почему попали за решетку. Окажись там какая-нибудь легкодоступная девица, с которыми путается мой сын, я бы даже пальцем не пошевелил. – Он бросил взгляд куда-то за спину Флори и широко улыбнулся: – О, сынок, доброе утро! Смотри, кого я тебе привел. Флори обернулась: в дверном проеме, словно окаймленный золотой рамой, стоял Дес. Он слышал слова отца, потому и выглядел сконфуженным. А вот Гленн вместо того, чтобы сгладить неприятную ситуацию, подчеркнул ее неуместной фразой: – А мы тут как раз о тебе говорили. Затем он стряхнул пепел прямо в кофейную чашку, словно демонстрируя свое пренебрежительное отношение ко всему окружению. – Да-да, я слышал, – рассеянно пробормотал Дес. Все его шутовство и бравада разом куда-то исчезли. Он стоял, опустив голову и ссутулив плечи, похожий на провинившегося ребенка. Флори впервые видела его таким. В ее представлении Дес был похож на этот дом – напыщенный, вызывающий, жеманный. Но сейчас он будто бы смыл с себя золотую пыль наигранности и предстал в своем настоящем обличье. – Кофе? – невозмутимо продолжал Гленн. – Или, может, сигару? Дес отказался, заявив, что пришел за Флори. Не дожидаясь приглашения, она переметнулась к нему. Дес взял ее за руку, и в его мягком, дружеском жесте было что-то успокаивающее. Без слов они поняли, что хотят одного и того же: поскорее уйти. Господин Гленн, однако, не собирался так просто отпускать их. Он слишком любил красочные обертки и игру на публику. – Считай, это мой подарок тебе, сынок. – Оу, первый за последние три года? Как мило. – Первый, от которого ты не посмеешь отказаться. Гленн медленно подошел к сыну, словно рассчитывал таким образом увеличить свое отцовское влияние.