— Здесь есть гостиница недалеко, — говорит Джейсон, целуя кончики моих пальцев, зарываясь своей пятерней в мои волосы, ещё влажные после душа. Это то, о чем он говорил. Хорошие моменты. Мгновения нежности. Ощущение полного единения. Я солгала. Они были. И много. Но хорошее забывается быстро. Я хочу остановить время. Насладиться моментом, испить его до дна, чтобы потом, спустя сто пятьдесят лет одиночества на двоих, все еще ощущать на губах послевкусие нашей безумной страсти. — Поцелуй меня, — прошу я шепотом, словно смущаясь, словно мои губы не пробовали каждый дюйм его кожи, а его — моей. Он, конечно, исполняет мое желание. Джинн и чудовище в одном флаконе. Так нежно и чувственно, почти невинно, и я удивленно распахиваю глаза. Джейсон прижимается ко мне своим лбом, разрывая связь наших губ. — Видишь, я могу себя контролировать, — шепчет он с придыханием. Я невольно улыбаюсь его наивности. Мне ли не знать, что, позволь я ему чуточку больше, весь этот контроль полетит к чертям, и то, что другие называют занятиями любовью, для нас обернется в очередной жесткий трах в машине. Если бы между ног не саднило после случившегося в гостиной, то я бы не отказалась от прощального секса в машине, пусть даже жесткого. — Поехали к заливу. Я не хочу в гостиницу, — сказала я, решительно освобождаясь от его объятий и пристегиваясь ремнем безопасности. — Я хочу быть с тобой. Засыпать с тобой, — упрямо говорит Джейсон, настойчиво глядя на меня. — Завтра же найду квартиру, но сегодня… — Джейсон, сегодня я поеду домой. Мы просто поговорим, и ты отвезешь меня обратно. А завтра ты подумаешь, что нужно делать, а что нет. Хорошо? — я спокойно улыбаюсь, хотя внутри все кипит и обливается кровью. Мне так больно и тошно, что прямо сейчас хочется выпрыгнуть из машины и сбежать. Джейсон хочет поспорить, но вспоминает о своих обещаниях, поджимает губы и с мрачным видом заводит машину. Мы едем молча, сквозь горящий огнями, неоновыми вывесками и рекламными щитами вечерний Манхеттен в сторону пустынной части набережной залива Бискейн. Где-то совсем близко грохочет гром, и новая стена дождя обрушивается на нас. Мы едем вперед, рассекая быстро образующиеся лужи. Небо рыдает со мной в унисон. Мы съехали с моста, вниз, почти к самой кромке воды. Вокруг не было ни души. Дождь и огни Бруклина вдали. Я безучастно скользила взглядом по сверкающему знаменитому Бруклинскому мосту, чувствуя на себе тяжелый взгляд Джейсона. Было странно видеть его за рулем, без охраны, в машине, которая теперь даже для моего статуса является неприемлемой. У меня так много вопросов к нему, но я знаю, что долгие разговоры ни к чему хорошему не приведут. Я усмиряю свое любопытство. Поворачиваюсь и смотрю в пронзительные черные глаза. Все-таки, Джейсон Доминник самый греховно красивый мужчина из всех, что мне попадались. Это не просто смазливое лицо. Нет. Мужественная красота, мощная энергетика, и в тоже время в нем чувствуется порода и какой-то прирожденный шик. Небожитель, даже если сейчас одет в простую футболку и рваные джинсы. — Ты хотела поговорить, — с иронией напоминает Джейсон, заметив мой любующийся взгляд. Я моргаю, скидывая наваждение. Время то замедляется, то скачет рывками. Не разрывая зрительного контакта, достаю небольшой кожаный рюкзак с пола, который бросила в ноги, когда садилась в машину. Открываю молнию… — У меня кое-что есть для тебя, — хрипло говорю я, внезапно севшим голосом. Джейсон отвлекается, с любопытством скользнув взглядом в мой рюкзак. — Подарок? — он удивленно вскидывает брови, улыбается. Я отрицательно качаю головой и протягиваю ему небольшую, но толстую книжицу в потертом переплете. — Что это? — Джейсон хмурится, когда берет из моих рук «подарок». Все, я смогла. Наблюдаю за ним с каким-то мазохистским предвкушением новой порции страданий. — Это фотоальбом, Джейсон, — произношу я скрипучим голосом. В машине мало света, но достаточно, чтобы я увидела, как краска отлила от его лица, и втянулись щеки на напряженных скулах. Джейсон не решается открыть, его взгляд прикован ко мне. Пристальный, требовательный, вопрошающий. Жесткий. Я чувствую, как он вонзается в мою кожу, посылая ледяные стрелы к сердцу. — Что там? — спрашивает Джейсон сухо. Боже, зачем он мучает меня? — Посмотри сам. Его глаза сужаются, рассматривая мое потерянное, перепуганное лицо. Потом он опускает взгляд на потертый фотоальбом, и открывает первую страницу. Детская фотография. Младенец в голубых пеленках и внизу дата рождения Джейсона. На следующей странице красивая темноволосая смуглая женщина с яркими чертами лица и грациозной осанкой держит мальчика на руках. На лицах обоих счастье и безмятежность. Дальше семейное фото. Пол, Селена и годовалый Джейсон дует на торт с одной свечкой. Маленький пижон в костюме бабочкой. Джейсон листает дальше, быстро, но мне не нужно смотреть. Я помню каждую фотографию в подробностях. Здесь вся его жизнь в картинках до шести лет. Счастливое детство, любящие родители, дорогие игрушки. Первые ссоры с Брайаном, занятия на скрипке, выступления на сцене и на семейных праздниках. Серьезный, улыбчивый мальчик с одухотворенным выражением лица, недетским, слишком разумным, глубоким. И этот мальчик не был тем, кто сейчас сидит рядом со мной. Потому что с ним случилась страшная трагедия, которая уничтожила и талант, и свет, который был в нем. Этот мальчик не мог стать футболистом или любым другим спортсменом, просто потому, что все в его облике говорило о тонкой душевной организации, о хрупком и прекрасном внутреннем мире. Но он сгорел дотла, и тот мир, и тот мальчик, и безоблачное будущее, которое могло ждать его. — Откуда? — голос Джейсона стегает больнее хлыста, я вжимаюсь в сиденье, когда встречаю его взгляд, в котором горит ледяной огонь, безжалостный. — Пол дал мне его, — шепчу я, закашлявшись от волнения. Джейсон хватает меня за скулы, резко впиваясь пальцами в кожу. — Когда? — яростно спрашивает, заставляя смотреть на него. — Давно. Два с половиной года назад. Ты уехал из страны, и Пол не был уверен, что ты вернешься. — Почему тебе? — Я не знаю, — пожимаю плечами. Джейсон отпускает мое лицо, но, к моему ужасу, его рука спускается на мое горло, которое он властно обхватывает пальцами. Что за дурацкая привычка? — Может быть, он догадывался, что ты ко мне заявишься? Откуда мне знать? — хватаю его руку, пытаясь ослабить хватку. — Прекрати, это уже становится нелепым! Но Джейсон не отпускает. Он сверлит меня своим взглядом, пропустив последние слова мимо ушей. — Он рассказал тебе? — рокочет его голос. В вибрации которого физически ощущается неуправляемый гнев. — Ты поэтому согласилась на мировое соглашение? Говори! — кричит он, сжимая сильнее и встряхивая меня, как тряпичную куклу. — Да. Он рассказал, — прохрипела я на последнем дыхании, Джейсон отпустил меня так же внезапно, как схватил. Я кашляла и пыталась отдышаться, а он смотрел на меня невидящим взглядом, полным неверия, отрицания, ярости и боли. Я не могла даже злиться. — Я никому не скажу, Джейсон. Я понимаю, как это сложно пережить, и понимаю, что ты не хочешь, чтобы кто-то знал. Пол сделал это ради тебя. Я бы не отказалась от обвинений. Я была слишком напугана и зла. Я думала, что ты сошел с ума и точно завершишь то, что задумал. А потом я поняла, что случилось. Что ты все вспомнил, и я… — Пожалела? — снова хлестнул меня его взгляд. Так больно, по самому сердцу. — Обрыдалась, наверное, да? Бедный маленький мальчик, отраханный насильником-извращенцем. — Я этого не знала… — А теперь знаешь! — закричал он. И я испугалась. Так же, как тогда в зеркальной комнате. Он не был похож на себя. Словно обезумел. — Джейсон, все уже в прошлом, — лепетала я, пытаясь достучаться до него. — Ты стал жертвой ужасного существа, которого нельзя назвать человеком, но он уже умер, а ты жив. Прошло столько лет… — Сколько лет? — оскалился Джейсон, хватая меня за плечи и снова начиная трясти. — Сколько, бл*дь, по — твоему, прошло лет? Я могу посчитать в днях, потому что для меня все случилось ровно тогда, когда я вспомнил, и случалось каждую гребаную ночь еще долгие месяцы. И до сих пор… Ты влезла в то, во что не имела право лезть. Никто не знает. Даже мои братья! С*ка, почему ты? — Джейсон замахивается, я жмурюсь, но он ударяет кулаком в стекло, с оглушительным треском разбивая его. Я кричу от ужаса, открываю глаза и вижу, что все кончилось. Джейсон сидит на свое месте, тяжело дыша, его руки на руле. На правой из сбитых костяшек сочится кровь. — Джейсон, никто и не узнает, я клянусь, — бормочу я, стряхивая осколки с колен. Любая другая на моем месте от пережитого страха потеряла бы дар речи, но мы с ним знали времена и пострашнее. — Лучше бы знали все, но не ты, — безжизненно произносит он. Очередной удар достигает сердца, я всхлипываю от боли, но ничего, ничего уже не могу сделать. Я хотела этого. Полного разрыва. Но я думала только о себе. О своей свободе, гордости, уязвленном самолюбии. Мне кажется, я только что разбила его сердце. Окончательно. Навсегда. — Джейсон, у тебя кровь, — тихо говорю я, когда он заводит Форд и резко трогается с места. Струи дождя остервенело бьют в лобовое стекло. В разбитое окно хлещет вода, сливаясь с моими безмолвными слезами. Я беру из рюкзака влажные салфетки, достаю одну и тянусь, чтобы обтереть раны на сбитых в кровь пальцах Джейсона. Он останавливает меня свирепым взглядом. — Не прикасайся ко мне, — рычит он, и снова отворачивается. — Джейсон, я ни о чем не спрашивала. Пол сам захо… — Заткнись. Еще слово, и я выкину тебя из машины. Пойдешь пешком по лужам. Усекла? — Зачем ты так? В чем я виновата? — голос мой дрожит от обиды. — Могла сказать раньше! — Когда? — Неважно. Ты знала. Смотрела на меня, слушала мои слова, и знала. Трахнулась со мной тоже из жалости? — Идиот. Ты все неправильно понял, — отчаянно проговорила я. — Правильно я все понял, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты сама сказала, черт бы тебя побрал, сама. Не хочу другого, никого другого, кроме моего Джейсона. А твоего Джейсона больше нет. Я сам не знаю, что, вообще, от меня осталось. Я думал, что у меня осталась ты. Я ошибся. Ты права, я идиот. Кретин. — Джейсон ударяет ладонями по рулю. Я тщетно уклоняюсь от струй дождя, которые льют в окно. — Давай не будем лгать друг другу хотя бы сейчас. Почему ты отдала мне подарочек моего папаши сейчас? Ты же понимала, что за этим последует. Ты тоже хорошо меня изучила. И это не жест доброй воли. Избавилась? Счастлива? — он бросает на меня быстрый колючий взгляд, резко поворачивая к стоянке возле моего дома. — Нет, я не счастлива. И да, ты прав, — произношу я, глядя на него. Джейсон криво усмехается, глуша двигатель. Смотрит на свою руку, залитую кровью, которая стекает по запястью и падает на джинсы. — Уходи, — тусклым, безжизненным тоном, произносит он. — Джейсон, прости меня. Я сожалею… — Иди к черту со своими сожалениями. — Доминник поднимает на меня взгляд, в котором совсем ничего не осталось. Выжженная пустыня. Меня переполняет боль и горечь. Я не должна была уходить так. Наверное, это было жестоко, слишком жестоко. Но что я, по сути, сделала? Я просто хочу назад свою жизнь, без локомотива, который переехал меня на полном ходу, по имени Джейсон Доминник. Тихую, размеренную, понятную, предсказуемую. — Прощай, — шепчу я, открываю дверцу и выхожу в дождь. — Не думай, что так просто отделалась от меня. Я резко оборачиваюсь, но машина с визгом трогается с места, обрызгав меня с головы до ног. Эпилог «Сначала родители дарят вам собственную жизнь. Но по прошествии времени пытаются навязать свои жизни.» Чак Паланик, «Невидимки» Джейсон и Марк Доминник вышли из черного Бентли перед недавно отстроенным небоскребом в финансовом районе Манхеттена. Два образца исключительной мужской привлекательности. Высокие, широкоплечие, атлетически сложенные, уверенные в себе. Марк в стильном серебристом костюме от Бриони и натертых до блеска туфлях от Алессандро Берлутти. Джейсон отдал предпочтение классическим мировым брендам, менее шикарным, но более доступным. Черная тройка, белая рубашка и галстук от Прадо, и графитно-серые туфли от Луи Витона под цвет галстука. В отличии о Марка, Джейсон не питал слабости к аксессуарам, золотым перстням и запонкам с бриллиантами. Но он любил дорогие часы. Редкие, коллекционные, а еще когда-то давно собирал модельки автомобилей. И то, и другое было обычным хобби, увлечением, не смотря на колоссальную разницу в затратах. Джейсон шел немного впереди по тротуару, Марк держался сзади. До вращающихся стеклянных дверей оставалось не больше пятидесяти метров, когда сбоку резко затормозил Бугатти Вейрон, и коллекционер внутри Джейсона, не мог не оценить и не обратить внимания на чуть ли не самый дорогой в мире автомобиль. Он даже остановился, движимый непонятным ему порывом, выжидающе глядя на шикарный черный, словно вылитый из черного золота, сверкающий автомобиль. Дверца открылась, и сначала появился охранник с наушником и бритой головой, следом за ним высокий худощавый мужчина со светлыми волосами и в темных очках. Средних лет, с правильными, но немного резкими чертами лица. Джейсон разглядел усыпанные бриллиантами дужки. Он был безукоризненно одет, явно на заказ, потому что костюм сидел идеально на подтянутой фигуре. От мужчины веяло роскошью и властью. И опасностью. Джейсон уловил угрожающие вибрации, и неясная тревога засела где-то глубоко внутри. Он не мог отделаться от ощущения, что уже встречался этим человеком. Марк дернул брата за плечо, и они двинулись дальше. Мужчина из Бугатти следовал в том же направлении. Его сопровождало не менее десяти человек охраны. Джейсон невольно вспомнил старые добрые времена, пропуская делегацию вперед. Марк пренебрежительно хмыкнул. — Знаешь, кто это? — Представитель «Изиды» в Эмиратах, — пояснил Марк. — Тот еще ублюдок, по слухам. Говорят, его за глаза шейхом называют. И гаремом обзавелся, только не с девочками. — «Изида»? Очередной гигант? — поинтересовался Джейсон, проходя в двери. — Это не просто гигант. Это адская машина с нефтяными вышками, брильянтовыми и золотыми приисками, многопрофильными производствами и темными делишками, типа продажи наркотиков из стран Азии. Ее название не встретишь в газете или в новостях. Отец рассказывал мне об «Изиде» год назад. Мафиозная структура, которая имеет не только Америку, Европу и Азию. Этот парень правит миром, Джейс. Но каким бы я ни был всеядным, этот мужик мне не по зубам. Хотя, я не в его вкусе. Слышал, что он питает слабость только к совсем юным мальчикам. Может, в Эмиратах это считается нормой? — Это нигде не считается нормой, — переменившись в лице, агрессивно отвечает Джейсон. Они останавливаются у стойки регистрации посетителей, где показывают свои приглашения молодой девушке в официальной одежде. Она вежливо улыбается, задерживаясь взглядом на Марке. Джейсон ухмыляется, толкая брата в бок.