Захария удивило полное отсутствие товаров, здесь никто ничего не продавал и не покупал, и он не сразу вник в разъяснение Ноб Киссина: на этом рынке торгуют не собственно опием, а кое-чем незримым и неизвестным – ценой на зелье в ближайшем и отдаленном будущем. Здесь только два товара, и оба являют собою бумажку: одна называется тази-читти, новая записка, другая – манди-читти, базарная записка. Первую покупают те, кто считает, что на очередном аукционе цена на опий вырастет, вторую – те, кто уверен, что она упадет. Подобные записки выдаются на любой срок – месяц, год, пять лет. В Азии, сказал гомуста, нет рынка богаче – ежедневно здесь циркулируют миллионы рупий. – Гляньте, повсюду деловая суета, точно в улье! Упоминание миллионов заставило по-иному взглянуть на базар, и сердце Захария забилось быстрее при мысли о состояниях, которые сколачивались или терялись в этом грязном проулке. В памяти, пробившись сквозь навозную вонь, возникли изящные ароматы будуара миссис Бернэм. Так вот, значит, из какой мути произрастает роскошь? Это как-то странно возбуждало. – Посмотрите на людей, что сидят на прилавках, – сказал Ноб Киссин. – Это менялы, маклеры. Они съезжаются сюда со всей Индии, даже из такого далека, как Барода, Джодхпур, Матхура, Джхунджхуну. Все они из касты лакхеров[61]. Среди них есть миллионеры и даже миллиардеры. У них столько денег, что они могут купить двадцать кораблей вроде “Ибиса”. Теперь Захарий смотрел на менял заинтересованно: одеты очень просто, никаких дорогостоящих украшений, кроме золотой вставки, посверкивающей в ухе, или цепочки на шее. В ином месте по ним скользнешь взглядом и тотчас забудешь, а здесь они важно восседают на прилавках, и неулыбчивые лица их излучают неоспоримую властность. Оказалось, Ноб Киссин хорошо знаком с правилами заключения сделки. Захарий внимательно следил за гомустой, когда тот подошел к хозяину прилавка. Далее началось нечто любопытное: не говоря ни слова, оба произвели несколько быстрых жестов, а потом вдруг Ноб Киссин сунул руки под шаль, укрывавшую колени маклера. Ткань то морщилась, то бугрилась в такт замысловатому танцу, который исполняли невидимые руки покупателя и продавца. Движения их набирали энергичность, а завершилось все короткой дрожью шали, означавшей, видимо, достигнутое взаимопонимание: руки замерли, и хозяева их обменялись скупыми улыбками. Ни единого слова так и не было произнесено, но едва Ноб Киссин отошел в сторону, как меняла склонился к гроссбуху и быстро зачеркал карандашом. Все здешние сделки, пояснил гомуста, заключаются на языке жестов, дабы никто не проведал, что и почем покупается. Захарий опешил, узнав, что его деньги вложены в тази-читти. На последнем аукционе цена лучшего бенаресского опия упала до девятисот рупий за ящик, и рыночные ожидания сводились к тому, что из-за беспорядков в Китае она и дальше будет снижаться. Однако Ноб Киссин был убежден в ее умеренном росте. От перспективы лишиться всех своих сбережений Захария охватила паника. – Но вы же сказали, что рынок наводнен опием, – пролепетал он. – Не означает ли это, что цена упадет? Ноб Киссин-бабу приложил палец к его губам. – Не тревожьтесь, дорогуша, это всего лишь обманка зрения. Отриньте потуги и просто доверьтесь мне. Ночью Захарий весь извелся от нетерпения ничуть не меньше того, что охватывало его накануне свидания с миссис Бернэм. Казалось, будто полученные от нее деньги ушли в мир и теперь куют себе иную судьбу: условливаются о тайных встречах, сходятся с ровней, соблазняют, приобретают и тратят, плодятся и размножаются. На другой день Захарий и Ноб Киссин пришли к опийной бирже пораньше, но перед входом уже собралась большая шумная толпа, которую сдерживали приставы. – Это всякая шушера, – презрительно сказал гомуста. – Курьеры и нарочные, они ждут исхода торгов, чтобы доложить о нем дельцам в дальних концах страны. Расталкивая толпу, он пробился к дверям под охраной сурового вида приставов. Гомусту узнали и вместе с Захарием, старавшимся не отстать, пропустили в просторный вестибюль. Аукционный зал на втором этаже, рассказывал Ноб Киссин, но туда вход открыт лишь избранным – обладателям членского билета, невероятной ценности, о которой мечтают и за которую яростно сражаются торговцы из разных стран. Гомуста билета не имел, но ему, как секретарю мистера Бернэма, дозволялось наблюдать за ходом торгов с небольшого балкона, куда он и привел Захария. Балкон, выдававшийся над залом и огражденный медными перильцами, напоминал театральную галерку. Перегнувшись через край, Захарий увидел большой зал с аккуратными рядами стульев, развернутых к трибуне аукциониста, рядом с которой стояло кресло-трон председателя, надзирающего за процедурой торгов. Торцевая стена была задрапирована огромным бархатным задником с эмблемой Ост-Индской компании. В первом ряду хорошо просматривалась внушительная фигура мистера Бернэма: темный сюртук, глянцевая борода по грудь. Далее сидели видные горожане, среди которых были отпрыски знатных бенгальских семейств – Тагоров, Малликов и Даттов. Присутствовали бомбейские парсы, марвари и джайны[62] из отдаленных селений и торговых городов Раджпутаны и Гуджарата. Прочих участников аукциона отмечала разномастность наподобие той, что встречается в команде трансокеанского корабля: греки, турки, армяне, персы, иудеи, пуштуны, бохра, ходжа и мемон[63]. Еще никогда Захарий не видел такого изобилия головных уборов: тюрбаны и каракулевые папахи, колпаки и разнообразные молельные шапочки – мусульманские и еврейские, вышитые и кружевные, цветастые и однотонные. Пала тишина, когда председатель и аукционист, важно прошествовав по проходу, заняли свои места. После короткой молитвы о здравии королевы начались торги: аукционист поднял табличку с номером, и тотчас взлетели руки сидевших в зале, сигналя неведомым семафором. Опий продается лотами по пять ящиков каждый, разъяснил Ноб Киссин. Покупка совершается вслепую, товар Ост-Индской компании надежнее любой валюты, никакие проверки не предусмотрены и не допускаются. Победитель должен оплатить лишь десятую часть стоимости покупки, для полного расчета ему даются тридцать дней. В зале возрастал ажиотаж. Даже Захарий, еще не вполне разобравшийся в правилах аукциона, взбудоражился. В том, как люди вскакивали и плюхались на место, размахивали руками и кричали, было нечто дикое, напоминавшее кабацкую драку с ее зловонной атмосферой страха и притязаний. Самым ярым участником аукциона был, конечно, мистер Бернэм, который поминутно вскакивал, орал, махал рукой и выкидывал пальцы. Вид его вызывал зависть и благоговение. Захарий отдал бы все на свете, чтобы очутиться в зале и вот так же уводить лакомые лоты из-под носа конкурентов. Никогда в жизни он не видел столь захватывающего зрелища, и роль зрителя на галерке его ужасно огорчала. Захарий мысленно поклялся, что когда-нибудь станет обладателем членского билета; здесь он чувствовал себя в своей стихии и хотел одного: быть участником игры, отдавать все свои нерастраченные силы погоне за богатством. К последнему лоту он весь взмок и, глянув на часы, не мог поверить, что аукцион длился всего-навсего три четверти часа. Захарий себя чувствовал выжатым, как после любовной схватки. Лишь в постели с миссис Бернэм он познал такой бешеный выплеск страсти. А сейчас казалось, что его скрытая сущность наконец-то нашла истинный предмет желаний. В зале участники аукциона окружили мистера Бернэма и поздравляли его, хлопая по спине. Расплывшийся в улыбке Ноб Киссин пояснил, что хозяин стал самым крупным покупателем: он приобрел три тысячи ящиков опия на три миллиона рупий, то есть почти на полтора миллиона испанских долларов. Вопреки рыночным ожиданиям, мистер Бернэм единолично поднял цену до тысячи рупий за ящик. Это означало, что Захарий получил большой приварок: его сбережения, вложенные в тази-читти, прекрасно окупились, удвоившись против вчерашней суммы. – Мать моя женщина! – обомлел Захарий. – Когда можно получить деньги? Вопрос позабавил гомусту; снисходительно улыбаясь, он объяснил, что денег не будет, средства Захария превратились в капитал для строительства новой жизни – двадцать ящиков опия-сырца, но сейчас ему принадлежит лишь десять процентов товара. У него есть тридцать дней, чтобы выкупить всё. – Но как, бабу? – ужаснулся Захарий. – Где я возьму столько денег за такой срок? – Не волнуйтесь, дорогуша, я все предусмотрел и подготовил. Вам надлежит оправиться в Сингапур и Китай, чтобы продать свой груз. – Но я же потратил все деньги, чем оплачу проезд? – И сей момент мною схвачен, – сказал Ноб Киссин-бабу. – Я смазал хозяина, он сделает все необходимое. Вы поедете, не понеся дорожных расходов. Иных разъяснений не последовало, но на выходе, когда они пробирались сквозь толпу в вестибюле, Захария окликнули: – Рейд, погодите! Это был сам мистер Бернэм. Почти все головы повернулись к Захарию, любопытствуя, что это за новичок, которого выделил герой дня. Польщенный Захарий невольно зарделся. – Рад вас видеть, сэр! – Он крепко пожал руку мистеру Бернэму. – И я рад нашей встрече, особенно здесь. Никак решили попытать себя в коммерции? – Так точно, сэр. – Молодец! – Мистер Бернэм потрепал его по плечу. – Побольше бы нам таких свободных торговцев – молодых, энергичных, белых. Вскорости я загляну к вам на баджру, имеется одно предложение, которое, думаю, вас заинтересует. – Буду ждать с нетерпением, сэр. Мистер Бернэм кивнул и, улыбнувшись, ушел, а Захарий стоял как вкопанный, не веря в свою удачу. Лишь в конце февраля в форт Уильям стали прибывать британские солдаты: батальон 26-го полка, известного под названием “камеронианцы”[64], и батальон 49-го полка Ее величества. Вместе с двумя ротами бенгальских волонтеров живая сила экспедиционного корпуса теперь чуть превышала тысячу бойцов. Кесри считал, что для вторжения в страну вроде Китая этого крайне мало, и его обрадовало известие капитана Ми: корпус будет усилен батальоном 18-го королевского ирландского полка, который сейчас стоит на Цейлоне, и небольшим подразделением королевского флота. Но самый большой вклад сделает 37-й мадрасский туземный полк: свыше тысячи сипаев, а также изрядно саперов и минеров из инженерных войск. Общая численность корпуса составит около четырех тысяч человек. Первыми прибыли камеронианцы, проделавшие долгий марш из Патны. Вскоре стало ясно, что годы, проведенные на субконтиненте, ожесточили их к индусам и они не упустят возможности оскорбить сипая. Этим особенно отличался сержант по фамилии Орр, без всякого повода изрыгавший потоки брани: трусливые индюки, черномазые, вонючие ублюдки и тому подобное. Кесри уже имел с ним несколько стычек, едва не кончившихся дракой. Слава богу, камеронианцев расквартировали вдали от второй роты, что позволило избегнуть общения с ними. Не хотелось и думать о том, что было бы, займи они соседнюю пустующую казарму. Но, к счастью, там поселили добродушных грубиянов из 49-го полка, и это стало любопытным опытом: сипаи часто воевали вместе с британцами, но редко квартировали по соседству. С появлением крикливых фанфаронов этот некогда тихий уголок форта мгновенно переменился. Каждый вечер англичане, рядовые и унтеры, пьянствовали в своих столовых, где просиживали до пушечного выстрела, возвещавшего отбой. Однако закрытие столовых не прекращало гульбу, ибо британцы были доки в добывании спиртного тайком. Уборщики и водоносы озолотились, контрабандой доставляя им выпивку в полых бамбуковых стволах и козьих бурдюках, спрятанных под дхоти. В любой час ночи казарму оглашали вопли: – Где эта сволочь? Клянусь, я его прикончу, если сей секунд не получу свой грог! За этими выходками солдаты второй роты наблюдали с насмешливым интересом. Спиртное уже давно считалось секретным оружием белых, превращавшим их в грозных бойцов. Вот потому-то, говорили сипаи, британцы почти всегда возглавляют атаку – крепкая выпивка перед боем делает их самоубийственно бесстрашными. Перед сражением сипаи тоже прибегали к одурманивающим средствам, у индийских солдат это было обычным делом, но они отдавали предпочтение гашишу, гандже, бхангу[65] и такому виду опия, как мааджун. Эти наркотики воздействовали на нервную систему, наделяя покоем и нечувствительностью к усталости от яростного боя. Эффект спиртного был иным, оно разжигало агрессивность, и все прекрасно знали, что именно ради поддержания “боевого духа” английское командование внимательно следит за бесперебойностью поставок алкоголя в войска. Один старый мудрый субедар как-то раз сказал Кесри: “В спиртном саибы черпают свою силу, потому-то и пьют с утра до вечера, иначе ослабнут и окочурятся. Если вдруг они, подобно нам, предпочтут ганджу, то можешь быть уверен – империи их придет конец”. Теперь Кесри понимал разумность этих слов. Он и сам не чурался выпивки, особенно любил джин, хотя не брезговал ромом и пивом. Однако европейский алкоголь достать было трудно, поскольку сипаев не допускали в столовые для белых военных. Лишь в особых случаях им выдавали “жидкое довольствие” в виде грога, в остальное же время они отоваривались в туземных винных лавках, торговавших вонючим самогоном. Имелся еще один канал, но уже подороже – покупка спиртного у английских солдат, порой охотно менявших свой ежедневный алкогольный паек на деньги. И последний вариант – приплатить англичанину, чтобы он купил тебе выпивку в своей столовой. С прибытием батальона 49-го полка Кесри обрел друга, без разговоров оказывавшего подобную любезность. Выяснилось, что сержант Джек Мэггс, здоровяк с обветренным лицом, некогда был ярмарочным борцом, и он пожелал сразиться с Кесри. Схватка вышла непростой, и Кесри одержал победу лишь потому, что сержант не знал правил индийской борьбы. Однако тот добродушно воспринял свое поражение, и вскоре они с Кесри стали закадычными друзьями в исконном смысле слова. Однажды Кесри помог сержанту уладить дельце с девицей из Красного базара, запросившей с него гораздо выше прейскуранта. Хавильдар пригрозил отправить ее в “особый лазарет” для проверки на предмет дурной болезни, и девица тотчас одумалась. После этого случая сержант стал очень откровенным, и вот от него-то Кесри узнал, что английские солдаты осваивают новое оружие – мушкет с ударным механизмом. Мэггс не уставал воздавать ему хвалу – мол, никакого сравнения со старым кремневым ружьем. Кесри очень любил свою “индийскую модель” Смуглой Бесс[66], почти шести футов длиной без штыка. С новыми цилиндрическими пулями дальность стрельбы этого ружья достигала двухсот ярдов, правда, тогда страдала точность боя. Но на расстоянии ста и меньше ярдов при залпах по три выстрела за каждые сорок три секунды Смуглая Бесс была смертоносной. Еще одной причиной, по которой Кесри так ее любил, был незаменимый в рукопашном бою штык, венчавший длинный толстый ствол. Однако, несмотря на трогательную заботу о своей возлюбленной, Кесри охотно изменил бы ей с новенькой, обладающей ударным механизмом, но сержант сказал, что прямо сейчас не получится, ибо испытания ружья еще не закончены. Кесри полагал это лишь вопросом времени, ожидая, что вскоре и сипаи начнут осваивать новый мушкет. Шли дни, но все было по-прежнему, и тогда он, отринув субординацию, в лоб спросил капитана Ми – выдадут ли новое оружие сипаям? Сначала капитан пытался уйти от ответа, однако под нажимом выявил свое возмущение: он настоятельно просил перевооружить бенгальских волонтеров, но ему ответили, что новых мушкетов получено слишком мало. Кроме того, они еще не прошли все обязательные проверки, а посему верховное командование решило вооружить ими только британцев. – Вечно одно и то же! – В тоне капитана слышались досада и горечь. – В бой нас посылают со старым оружием, а потом еще говорят, что сипаи воюют хуже белых! Как-то раз сержант Мэггс провел Кесри в тир, где проходили учебные стрельбы. Кесри подметил, что после выстрела новый мушкет, в отличие от кремневого ружья, не оставляет дымного следа. Потом, внимательно осмотрев оружие, он обнаружил еще одно новшество, важность которого понял мгновенно, – у мушкета не было пороховой полки. В сырых условиях кремневые ружья давали осечку, а вот новинка с ударным механизмом была, что называется, всепогодной. Вечером Кесри спросил капитана: – Сэр, в Китае часты дожди? Ми тотчас понял, к чему он клонит. – Давай рассчитывать на сухую погоду, хавильдар, иного нам не остается. Кесри никому не сказал о новом мушкете, отлично понимая, что от известия о заморской войне с устаревшим оружием и без того невысокий моральный дух солдат падет еще ниже. Но разве такое долго утаишь? Вскоре сипаи обо всем проведали, и результат был именно таким, какого он опасался. Глава 11