Баркас отошел от причала, и радость взаимного узнавания вспыхнула еще ярче. Среди множества судов, стоявших в проливе, Ширин легко отыскала взглядом “Анахиту”: ни один “купец” или военный корабль не обладал таким изяществом прогулочной яхты. Шхуна тоже как будто ее узнала и оживилась, столпившиеся у фальшборта матросы вытягивали шеи, стараясь разглядеть вернувшуюся хозяйку. Восторженность их смущала Ширин, ибо все это выглядело так, будто она явилась востребовать наследство, захваченное самозванцами. Возникла мысль, не обидит ли Бернэмов прием, оказанный ей командой. Но если миссис Бернэм и была этим раздосадована, то виду не подала, приветствовав всю троицу сердечно, а Ширин так с особой теплотой. Подхватив гостью под руку, она сказала: – Наверное, вы хорошо знакомы с этим кораблем, дорогая? – Да, конечно. Похоже, миссис Бернэм совершенно оправилась после недавнего приступа нездоровья, лимонное вечернее платье с завышенной талией и пышными рукавами с шестью перехватами было ей к лицу. – Не желаете ли вместе с друзьями прогуляться по судну и вспомнить былые времена? – Благодарю вас, вы очень любезны. – Тогда идемте, я вас сопровожу, покуда не подъехали другие гости. Ширин не ошиблась в своем предположении, что интерьер шхуны претерпел большие изменения. Коридор, что вел к покоям Бахрама, некогда украшали картины и резные панели с зороастрийскими и ассирийскими сюжетами. Теперь они пропали, нигде никаких художеств. Еще бо́льшая неожиданность поджидала в конце прежде богато убранного коридора, где располагались “Хозяйские апартаменты”, путевая обитель Бахрама, – просторная, роскошно обставленная каюта с кормовыми иллюминаторами. Ширин допускала, что здесь-то и поселятся новые хозяева шхуны, но, к ее изумлению, каюта использовалась как чулан. Распахнувшаяся дверь явила нагромождение всевозможной мебели: кресла, столы, разобранные кровати, козетки и даже фортепьяно. Один иллюминатор был открыт настежь. – К сожалению, случилась неприятность, – сказала миссис Бернэм. – На подходе к Китаю налетел шквал, распахнувший иллюминаторы, и всю каюту залило, ей требуется серьезный ремонт. Но это уже на верфи, а пока мы ее используем под кладовую. Вот, видите, – она показала на иллюминатор, – опять открыт. Ведь только что я приказала ламповщику его задраить, но этот остолоп, конечно, тотчас все забыл. Фредди шагнул к иллюминатору: – Позвольте, я закрою? – Ох, если вас не затруднит. Молодой человек задраил иллюминатор и сквозь стекло посмотрел на багровеющий горизонт. – Бахрам-бхай любил эти оконца, – сказал Задиг. – Бывало, полеживает в кровати и смотрит вдаль. В памяти Ширин слова эти воскресили образ мужа, да так ярко, словно он собственной персоной выступил из загробной тени, чтоб полюбоваться закатом. И дома, в Бомбее, Бахрам задумчиво и вроде бы с легкой грустью частенько взирал на море. Порой Ширин гадала, чем заняты его мысли, и теперь вдруг поняла, что он, видимо, думал о своей любовнице и сыне Фредди, который в данную минуту точно так же смотрел в иллюминатор. Или просто каюта насыщена памятью о Бахраме и оттого возникло ощущение его незримого присутствия? Ширин поежилась. – Давайте выйдем на воздух, Кэти, – попросила она. – Да-да, конечно, тут сильно пахнет плесенью, правда? Вернемтесь на палубу. Миссис Бернэм взяла Ширин под руку, и они вышли в коридор, где их уже поджидал Ноб Киссин-бабу. – Прибыл капитан Ми с сипаями, – доложил гомуста. – Берра-саиб просит миссис Бернэм их встретить. – Хорошо, бабу, спасибо. Тон миссис Бернэм был ровен и безмятежен, однако Ширин почувствовала, что мадам напряглась и дыхание ее участилось. – Что-то не так, Кэти? – Нет-нет, ничего. Все прекрасно, – сказала миссис Бернэм, но как-то придушенно и еще крепче ухватила руку Ширин, словно ища поддержки. – Вы уже знакомы с капитаном, верно? Может, встретим его вместе? – Да, конечно. Флейтисты и барабанщики гуськом поднимались по трапу и, ступив на палубу, проворно перебегали на нос судна, где уже выстроилось отделение сипаев. Поднявшийся последним капитан Ми выглядел впечатляюще: парадная форма, сабля, алая пелерина. Увидев его, миссис Бернэм буквально стиснула руку Ширин, на которую пока лишь опиралась. Казалось, волнение ее еще больше возросло, когда к капитану подошел мистер Бернэм. Мужчины поздоровались, затем судовладелец направился к другому гостю, и представить капитана хозяйке раута выпало на долю Ширин. Приступив к процедуре знакомства, она заметила, что миссис Бернэм ужасно побледнела, а господин Ми, напротив, залился ярким румянцем. Мало того, во время рукопожатия кокарда на кивере капитана, который он держал на сгибе левой руки, задрожала как осиновый лист. Хозяйка и гость точно онемели и лишь смотрели друг на друга, а потом капитан рванул ворот мундира, словно ему не хватало воздуха. Сцена была очень странной, и Ширин отвернулась, решив, что все это ей помнилось, но увидела Кесри Сингха, который не сводил глаз с капитана и миссис Бернэм. Встретив взгляд Ширин, он воспринял его как сигнал, что пора вмешаться, и поспешно шагнул к капитану: – Там надо кое-что уладить, сэр… Военные отошли, и тогда Ширин спросила: – Что-то случилось, Кэти? – Нет, все в порядке, – сказала миссис Бернэм, провожая взглядом капитана и Кесри. – В тот день на Вилла Нова я видела, что вы разговаривали с хавильдаром. Вы с ним знакомы? – Да, – чуть слышно ответила миссис Бернэм. – Он служил в полку моего отца, я знаю его давно. – Правда? – удивилась Ширин, сбитая с толку внезапной догадкой. – Но тогда, стало быть, вы знакомы и с капитаном? Он как-то обмолвился, что лет двадцать служит вместе с хавильдаром. Отклик миссис Бернэм был уж совсем неожиданным – у нее задрожали губы, она прикрыла глаза и прошептала: – Вы правы, дорогая. Я и впрямь знаю мистера Ми. Как-нибудь я расскажу вам, как мы познакомились… Тут опять возник Ноб Киссин-бабу с очередным сообщением: – Прибыла лодка мисс Полетт Ламбер. Ширин отступила в сторону, наблюдая за встречей новой гостьи. Полетт была в дурно сидевшем старомодном дорожном платье, голову ее украшало нечто вроде вдовьего чепца. Не красавица в общепринятом смысле, она, отметила Ширин, излучала этакий свет, приковывающий взгляд. А Захарий, с другого конца палубы тоже наблюдавший за объятьями хозяйки и гостьи, вдруг попеременно взревновал одну к другой. Две эти женщины как будто располагались на разных полюсах его желания: одна прямодушная, импульсивная и простая во вкусах, другая загадочная, утонченная и повенчанная с роскошью. И сейчас их совместный образ высек искру озарения: пусть они абсолютно разные, он-то всегда будет рабом обеих. Только теперь это неважно, поскольку для него обе потеряны безвозвратно. Краем глаза Полетт заметила Захария, и ее тотчас залихорадило, ибо рана, нанесенная письмом, еще саднила, и мысль об общении с его автором была нестерпима. Знала б, что он будет на рауте, ни за что не пришла бы, но теперь уж ничего не попишешь. Как в тумане, она развернулась в другую сторону, прошла к палубному трапу и поднялась на квартердек, где уже собралась большая компания молодых офицеров. В толпе лавировали стюарды с подносами, уставленными алкогольными и освежающими напитками. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но уже ярко горели цветные китайские фонарики в гирляндах, растянутых меж мачтами. И тотчас перед Полетт возник мистер Дафти. – Надо же, мисс Ламбер! – воскликнул он. – Я не знал, что вы приглашены, и прям-таки чертовски рад вас видеть! Прослышав, что вы в этих краях, я искал встречи с вами! Полетт тоже обрадовалась знакомому лицу. – Мистер Дафти! Вот уж удивительно, что мы вновь свиделись на приеме Бернэмов! Слова ее породили безудержный поток воспоминаний лоцмана о калькуттских пирах. – О эти старые добрые застолья у Бернэмов! Помните ли, каких овсянок там подавали, мисс Ламбер? А чички со шпинатом? Только подумаю о тех яствах, весь исхожу слюной! – Вас можно понять, мистер Дафти. Боковым зрением подметив возникшую тень, Полетт сразу поняла, что это Захарий. Стало зябко, когда тень начала смещаться с периферии к центру обзора, но усилием воли Полетт удержала взгляд на лице мистера Дафти, уныло вбирая детали вроде пористых мясистых щек и шевелящихся бакенбард котлетой. Услышав зловещее покашливание, она смекнула, что Захарий пытается вступить в разговор. Дабы лишить его этой возможности, Полетт затараторила: – А помните перепелов, завернутых в бекон? Точно петушки в накидках, говаривала миссис Бернэм. – Разве такое забудешь? Ну вот, уже засосало под ложечкой! – А жаркое от миссис Бернэм? Клянусь, лучше я не пробовала нигде. Мистер Дафти, все еще не ведавший о Захарии за его спиной, откликнулся восторженно: – Не забудьте тамошние гарниры и приправы, мисс Ламбер! Согласитесь, что чатни миссис Бернэм недосягаем для прочих хозяек! Полетт облегченно вздохнула, отметив, что ее тактический прием неожиданно возымел успех: Захарий, этак стыдливо понурившись, отступил в сторону. Воодушевленная его непонятной растерянностью, Полетт вознамерилась продолжить в том же духе, но не смогла, ибо кулинарная тема разожгла аппетит мистера Дафти. Увидев стюарда, несшего поднос со снедью, старый лоцман наскоро извинился и бросился за ним вдогонку, оставив Полетт именно в том положении, которого она так стремилась избежать, – наедине с Захарием. Вновь услышав покашливание, Полетт заполошно огляделась и, не найдя поблизости никакого убежища, просто отвернула лицо, надеясь хоть так отвадить нежеланного собеседника. Однако расчет ее не оправдался, сердитый вид отнюдь не обескуражил Захария, но напомнил ему о тех временах, когда ссора была единственным способом выманить милый образ из тени в свои объятья. Он как будто вернулся к себе прежнему, когда мечты о главном объекте его желаний были весьма просты. Извинение, тщательно составленное по приказу миссис Бернэм, вылетело из головы, и Захарий смог лишь промямлить: – Мне нужно кое-что сказать вам, мисс Ламбер… Явная неловкость визави придала Полетт сил для резкого ответа: – Ваши нужды меня не касаются, мистер Рейд. Я не желаю о них знать. Захарий оттянул воротник сорочки. – Прошу вас, мисс Ламбер…