У Полетт возникло ощущение, будто ее загнали в угол, но тут вдруг пришло спасение в виде удара гонга. – Дамы и господа! Голос мистера Бернэма дал прекрасный повод повернуться спиной к Захарию. – Дамы и господа, позвольте сказать несколько слов, перед тем как мы вознесем молитву за успех дела, ради которого был сформирован наш экспедиционный корпус. Мистер Бернэм выглядел проповедником на амвоне: одна рука на корабельном компасе, другая ухватилась за лацкан сюртука, рокочущий бас. – Наверное, вы знаете, что две недели назад капитан Эллиотт направил новому генерал-губернатору Цишаню ультиматум, в котором уведомил: в случае непринятия наших требований Кантон будет атакован. Срок ультиматума давно истек, и вероятность получения ответа крайне мала. Всем известен императорский указ, предписывающий мандаринам “сокрушить варваров”. – Мистер Бернэм выдержал паузу, оглядел притихшую аудиторию и вновь заговорил, набирая мощь: – Что ж, маньчжурский тиран свое получит. Достоверный источник сообщает, что вскоре – возможно, уже на этой неделе – возобновятся боевые действия, исход которых не вызывает ни малейших сомнений и будет иметь воистину историческое значение. Мистер Бернэм коснулся эполета капитана Ми, стоящего рядом: – Вот на плечи таких людей возложена задача по освобождению одной четвертой части человечества от тирании и наделению китайского народа даром свободы, которым Британская империя уже обеспечила все уголки земного шара, ею захваченные и покоренные. – Торговец простер руку к молодым офицерам на квартердеке: – Вам, джентльмены, выпало счастье преподнести китайцам дары, кои Британия уже пожаловала бессчетным миллионам, ныне прославляющим правление нашей милостивой монархини и твердо уверенным в том, что нет большей свободы и большей причины для гордости, нежели пребывание подданным Британской короны. Сам Всевышний доверил сию священную миссию белой расе и нашей нации. Я ничуть не сомневаюсь, джентльмены, вы вновь докажете, что достойны ее исполнить. Злые языки утверждают, будто наше правительство умышленно искало конфронтации. Напротив, мы проявили образец терпения, стоически снося оскорбления и попрание нашего достоинства. Мы направляли миссию за миссией, пытаясь пробиться к безбожному тирану, именующему себя Сыном неба, но все наши дипломатические усилия пропали втуне. Наших посланников, представителей самой мощной нации на земле, оскорбляли и гнали прочь, награждая эпитетами вроде “варварского ока”, или требовали, чтобы они пали ниц перед деспотом, заявляющим о своем божественном мандате. Все наши попытки найти компромисс и пути к замирению оказались тщетны, маньчжурский угнетатель их отверг напрочь. Самовлюбленный невежда, он сам навлек на себя и своих присных возмездие, кое вот-вот грянет. Он один безоговорочно ответствен за возмутительные действия комиссара Линя, увенчавшиеся беспримерным грабежом, то бишь захватом нашего груза. Пусть ни у кого даже на секунду не возникнет мысль, что наш нынешний поход продиктован желанием получить материальную компенсацию. Сей конфликт предопределен судьбой, он был неизбежен, как столкновение Каина с Авелем. С одной стороны – нация, погрязшая в греховности, тирании, самодовольстве и зле, с другой – подлинные, зрелые представители свободы, культуры и прогресса, каких только знает история. Речь мистера Бернэма была прервана взрывом аплодисментов, который он остановил признательным жестом. – Нельзя забывать, что в сердцевине сего противостояния два бесценных святых понятия: свобода и достоинство. Предстоящая война будет не только ради освобождения потомков династии Хань от маньчжурской тирании, но и ради защиты нашей собственной чести, в здешних краях подвергшейся беспримерному унижению. Аудитория откликнулась неслаженным хором: – Позор! Позор! Мистер Бернэм переждал выкрики и продолжил: – Допустимо ли вечно глотать обиды, какие здесь наносят белому человеку? Что, так и будем мириться с оскорбительными прозвищами “варвары”, “чужеземные дьяволы”, “красноголовые бесы” и прочими? Собрание ответило ревом: – Нет! Ни за что! – Мыслимо ли, чтобы мы, живущие под сенью самого гордого воинского флага на свете, не потребовали сатисфакции за бесконечные гнусные поношенья представителей нашей милостивейшей государыни? Вновь пауза, и вновь ответный рев: – Нет! – Быть посему! Пусть Поднебесная отведает вкус воздаяния, на которое сама напросилась, мы же будем надеяться, что оно направит ее на тропу исправления, ибо в Писании сказано: “Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец?”[90] Право слово, я завидую счастью китайцев понести наказание розгой, которую держит вот такая рука. Ухватив за запястье, Бернэм вскинул руку капитана Ми, чем вызвал ликование слушателей. Лучи заходящего солнца окрасили оратора, представив его пунцовым от восторга. – Я ничуть не сомневаюсь, джентльмены, что Господь благословит вас и вспомоществует вашим усилиям, ибо вы заняты божеским делом, по исполнении коего Китай изменится неузнаваемо, и сие станет вашим вкладом в историю. Будущие поколения изумятся сотворенному вами чуду и скажут: воистину мировая история не знала столь грандиозных превращений, содеянных столь малым числом людей! – Бернэм поднял руку, прерывая одобрительный гул. – А теперь, господа, помолимся. Склонив голову, Полетт зашептала молитву, однако вновь заметила маячившего поблизости Захария. По завершении молебна она решила скрыться, но ей помешало очередное объявление: – А сейчас, дамы и господа, отважные бенгальские сипаи отдадут салют нашему флагу! Одновременно с зычной командой хавильдара прошелестел шепот Захария: – Мне нужно вам кое-что сказать… Лишенная возможности скрыться, Полетт устремилась на корму, где не было опасности чужих ушей. С каждым шагом она все отчетливее ощущала закипавшую злость и, достигнув фальшборта, обернулась к Захарию, вперив в него пылающий взор. – Нет, мистер Рейд! – прошипела Полетт. – Вам нечего добавить к сказанному в письме! Теперь я знаю, что вы лжец и предатель. Человек, слово которого ничего не стоит. Что бы вы там ни собирались поведать, мне это ничуть не интересно. От ярости, с какой это было сказано, Захарий опешил, и многократно отрепетированное извинение застряло у него в горле. Теперь он уже не понимал, почему пошел на поводу у миссис Бернэм и с какой стати должен заглаживать недоразумение, возникшее по ее вине. В прошлом он немало сделал для Полетт, в благодарность за труды получив сплошные огорчения, и сейчас хотелось одного: чтобы она раскаялась в своих даже самых необидных словах. И тут взгляд его упал на дальний конец палубы, где Кесри, салютуя флагу, стоял навытяжку с саблей наголо. Захарий мгновенно сообразил, что ему надо сказать. – Стало быть, вы, мисс Ламбер, уверены, что я не могу сообщить вам ничего интересного? – Да, уверена. – Ладно, попробую доказать, что вы ошибаетесь. Видите вон того рослого сипая, хавильдара? – Захарий показал на Кесри, командовавшего отделением. – Я думаю, вам было бы чрезвычайно интересно узнать, кто он такой. – Почему это? И кто он? Для пущего эффекта Захарий выдержал театральную паузу. – Брат Дити, вашей подруги по “Ибису”. Ошеломленная Полетт отпрянула. – Я вам не верю, мистер Рейд, – дрогнувшим голосом сказала она. – Вы столько раз меня обманывали, как я могу положиться на ваши слова? – Я говорю правду, мисс Ламбер. Мы с хавильдаром плыли на одном корабле, на “Лани”. Он как-то прознал, что я был на “Ибисе”, и завел разговор о своей сестре. Я поведал ему все, что знал. Хавильдар просил сохранить это в тайне, и я уважил его просьбу, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь вы знаете, кто он, и, возможно, это напомнит вам, что ради Дити той ночью вы пришли в мою каюту на “Ибисе”, ради нее умоляли не препятствовать побегу ее мужа и его друзей. Я исполнил ваше желание, после чего долгое время томился в застенке и спал на холодном каменном полу, тогда как вы… – нахлынувшие воспоминания о перенесенных тяготах придали злости словам, – нашли приют у богача и почивали на ложе из роз. Повисло глухое молчание, Полетт не нашлась, чем ответить на выпад. – Да, мисс Ламбер, “Ибис” породил много тайн, и я честно их хранил. Не такой уж я лжец и предатель, каким вы меня выставили. И тут Полетт как обухом ударило, до нее дошел потаенный смысл этих слов: сколько ни пытайся покончить с Захарием, ей никогда от него не избавиться, ибо узы “Ибиса” подобны живому существу, наделенному силой дотянуться из прошлого и перечеркнуть желания тех, кто однажды попал в его сети. Казалось, кто-то потешается над ее иллюзией, что она может свободно распоряжаться своей судьбой. Полетт еще не придумала, что сказать, а Захарий уже коснулся края шляпы и отвесил поклон: – Прощайте, мисс Ламбер. Не знаю, свидимся ли мы еще когда-нибудь, но если вдруг доведется, инициатором нашей встречи, уж поверьте, буду не я. Стихла овация, грянувшая после отдания чести флагу. На квартердеке миссис Бернэм, вместе с Ширин наблюдавшая за церемонией, встала из кресла. – Сипаи так замечательно все исполнили, что, пожалуй, мне надо лично поблагодарить хавильдара. Муж энергично ее поддержал: – Непременно, дорогая. И проследи, чтобы солдатам поднесли напитки. В силу привычки Кесри наблюдал за людским потоком на палубе как за перемещением войск на поле боя. Основное внимание он уделял капитану Ми и миссис Бернэм, этаким знаменосцам, ориентирам в завесе дыма и пыли, созданной сраженьем. После первой встречи у трапа, когда своевременное вмешательство Кесри не позволило капитану выставить себя олухом, эта пара держалась порознь. Заметив, что миссис Бернэм направляется к нему, Кесри вытянулся и уставился вдаль, а после ее приветствия четко отдал честь, не меняя направления взгляда. – Здравия желаю, мэм-саиб! – Твои солдаты превосходно провели церемонию, Кесри Сингх. – Рады стараться, мисс Кэти! После короткого молчания мадам заговорила вновь, но совсем иначе – тихо и напористо: – Времени мало, не будем тратить его на пустяки. – Так точно, мэм-саиб. – Я хочу спросить о Ми-саибе. – Слушаю, мэм-саиб. – Он женат? – Никак нет, холост. – О! – Миссис Бернэм помолчала и спросила еще тише: – Может, у него есть… кали-биби, тайная жена? – Не могу знать, мэм-саиб. Он мой командир, о таких вещах мы не говорим. Кесри даже не рассчитывал, что ему поверят; дочь военного, мадам прекрасно знала: от сослуживцев подобное не утаить. И он не ошибся – ответ его восприняли уверткой. – Значит, не хочешь поговорить со мной, Кесри Сингх? – Так я уже все сказал: Ми-саиб холост и не имеет содержанки. – Он когда-нибудь вспоминал меня? – При мне – нет, мэм-саиб. – И что, тебе больше нечего сказать?