Отец пропустил меня вперед, проводил взглядом и вернулся в свое кресло. Скрипнули ножки, и звук телевизора стал громче. Я шел по коридору медленно, оглядываясь в поисках нового гостя-светлячка. И опять наступил на гвоздик. Рядом с ногой вспыхнул зеленый огонек. Он охотно подлетел к банке, словно был рад навестить родственника в тюрьме для насекомых. Огоньки замигали с обеих сторон стеклянной перегородки, как будто они так переговаривались. Я открыл крышку, и оба жука замигали зеленым светом. Слушая, как надрывно плачет мой племянник, я улыбнулся. – Подожди немного, – прошептал я и забрался в постель, с трудом сохраняя терпение. Как попугай, я принялся шепотом повторять реплики из фильма, который мой отец не уставал пересматривать, брат никогда не понимал до конца, а сестра, наверное, ненавидела. Наконец закончилась старая песня, это была самая грустная мелодия из всех, что я слышал. Женский голос наполнил подвал мраком, страшнее кромешной тьмы. В нашу спальню вошел брат и забрался наверх, на свое место. Пружины несколько раз скрипнули, прежде чем он устроился. Затем они ритмично прогибались несколько минут, сначала медленно, потом быстрее и еще быстрее, потом брат застонал, и все стихло. Правда, через несколько минут брат громко захрапел. Я решил подождать еще немного, чтобы все точно успели заснуть. Вскоре тишину нарушали лишь звуки капающей из бачка воды и плач ребенка, и я выбрался из постели, прихватив банку со светлячками. В комнате сестры я первым делом услышал ровное дыхание бабушки и медленно подошел к детской кроватке. – Посветите ему, пожалуйста, – прошептал я светлячкам. – Он еще боится темноты. Банку я поставил рядом с головой ребенка и накрыл ее простыней. Под тонкой тканью вспыхнули два огонька, подсвечивая лицо малыша. Когда я был в дверях, он уже не плакал. 8 Следующим утром я резко сел в постели, вспомнив о банке со светлячками. Подвал уже наполнился множеством звуков. Тостер несколько раз выстреливал в кухне, стулья вокруг стола вовсю царапали пол, в ванной бачок унитаза наполнялся водой. Я вошел в комнату бабушки в одних трусах, тех же, что и прошлым вечером. Первым делом я заглянул в кроватку ребенка, но она была пуста. Ни племянника, ни моей банки. Я поднял простыню и еще раз исследовал кровать. Ничего. Из кухни меня позвала по имени мама, и еще манил аромат поджаренного хлеба. Сначала, однако, я зашел в ванную, чтобы умыться и пригладить водой волосы. Они всегда были растрепанными после сна. – Входи, садись, – сказала, увидев меня, мама и открыла холодильник, чтобы достать масло. – Мы уже завтракаем. Видишь, что бывает, когда поздно ложишься. Потом тяжело вставать. Брат сидел за столом, держа в обеих руках приборы, и ждал, когда мама подаст еду. Он ножом указал на соседний стул и скорчил рожу, оттопырив изуродованную губу так, что стала видна десна. Я забрался на стул и посмотрел на бабушку напротив. Она улыбалась, глядя в пустоту, и пила кофе, иногда опуская кончик пальца в чашку, чтобы определить, сколько там осталось. Рядом с ней сестра кормила грудью сына. Папа смотрел на нее, не отводя взгляд. – В конце концов, он вчера уснул, – произнес он. Белая маска сестры повернулась к нему. Уловив, что взгляд его направлен туда, где губы младенца сомкнулись вокруг соска, она быстро прикрыла грудь ладонью. Отец нахмурился. – Вот видишь, – повернулась к нему мама, наблюдавшая за тостером. – Ему надо было просто привыкнуть к темноте. Сестра покосилась на меня, не пошевелив головой. – Или нет, – сказала она. И улыбнулась, как мне показалось. Я подумал о светляках в банке. – Что ты хочешь сказать? – спросил отец. – Ничего, – легко ответила сестра. – Нет, скажи мне, что ты имеешь в виду? Бабушка перестала улыбаться неизвестно чему. Брат гортанно загоготал своим ослиным смехом. – Ничего я не имею в виду, – продолжала отнекиваться сестра из-под маски. – Что ты имела в виду? – настаивал отец. Выпустив грудь, ребенок заплакал. Сестра взяла сосок двумя пальцами и засунула ему в рот. – Я хотела сказать, что дети не могут быстро привыкнуть к темноте. – Едва уловимым движением головы она указала на сына и на меня одновременно. – Мальчикам нужен солнечный свет. – Мы все принимаем витамин D, – вмешалась из кухни мама. – Но им нужен свежий воздух, – продолжала сестра. – Они должны жить. Им необходимо… Она перевела дыхание, словно собиралась сказать нечто чрезвычайно важное, но не решилась и замолчала. – Что им необходимо? – набросился на нее отец. – Говори. Что им нужно? Сестра уставилась на папу. – Я уже сказала все, что хотела. – Так ли? Кажется, ты не закончила фразу. Продолжай, смелее, говори, что нужно мальчикам. Сестра опять помогла сыну ухватить сосок. – Давай же, – напирал отец. – Им нужен свежий воздух. Солнце. Я видел, как губы сестры плотно сжались под маской. – Говори! – заорал отец. Сестра расправила плечи и выпрямилась. Ребенок опять заплакал, когда сосок выскользнул из его губ, на этот раз сестра запахнула блузу и застегнула пуговицы. – Больше всего остального ребенку нужен отец, – отчеканила она и осторожно положила малыша на стол. Прямо напротив папы. От сильного удара кулаком по дереву подпрыгнули все тарелки и приборы. Ребенок задергал ручками и ножками. На крик поспешила бабушка. Мама обхватила свою чашку обеими руками, будто та могла упасть. Отец три раза сжал и выбросил в стороны пальцы. Первые два раза суставы хрустнули. Он шумно выдохнул и покачал головой, а потом еще раз ударил по столу и вышел, не сказал ни слова, лишь мельком глянув на сестру. Я слышал, как открылась и захлопнулась железная дверь спальни. Мама принялась раскладывать тосты, положив каждому, кроме моей сестры. – А мне? – спросила та. – Последний кусок там, в пакете, – ответила мама. – Тостер в шкафу. Я сидел на полу, скрестив ноги, и подталкивал кактус, чтобы он всегда был в луче солнца. – Вот тебе витамин D. Я сложил ладони в пригоршню и тоже долго держал под светом, вдруг мне тоже не хватает витамина, который давала мне каждый день мама. Потом я перевернул руки, прижал ладонями к полу и лег. Теперь глаза мои были почти на уровне пола, и я принялся разглядывать главную комнату нашего дома. Заглянул под стол, под шкафы и холодильник в кухне. Мама что-то стирала в раковине. В подвале была стиральная машина, но она предпочитала стирать руками, говорила, что это полезная нагрузка. Потом мама развешивала белье и одежду в своей спальне, у машинки, которой никогда не пользовалась. Удалось мне посмотреть, что под велосипедом, под диваном и даже папиным креслом. А еще под тумбой, на которой стоял телевизор, и полками с книгами и кассетами. Моей банки со светлячками нигде не было. Сначала исчез цыпленок. Теперь и светлячки. – Хорошо хоть, ты не сбежишь, – сказал я кактусу и вздохнул. В нос ударил запах нашатыря, которым стирала мама. Это был один из моих самых любимых запахов в подвале. В общей комнате появился папа, впервые за все время с того инцидента за завтраком. Он даже пропустил обед. Он сразу направился к маме. – Он так и не появился, – сказал он ей. – А у нас закончились яйца. Конечно, мы знали, что однажды это случится, но не так… – Здесь мальчик, – перебила его мама. – Вон там, на полу. С кактусом. Папа резко повернулся. – Ты как привидение, – сказал он. – Всегда такой тихий. Я встал на колени. – Оставь его, – прошептала мама. – Давай иди к себе, мне надо поговорить с твоей мамой.