Сделав предложение, от которого реально трудно отказаться, Димон взялся за свое: — Господа, прошу срочно организовать запрос в товарищество Волжский химкомбинат, и вам тут же вышлют десять комплектов открытой части документов и десять противогазов для изучения. Секретная часть только у вас, и только вам решать, кого с ней знакомить, но с вас бакшиш. Бакшиш оказался своеобразным. Судя по тому, что между атаками под Ипром и Болимовым, прошло около месяца, логично было предположить, что такова мощность германской химической промышленности. Отсюда следующую атаку можно было ожидать через месяц, то есть, в июне-июле, и так до похолодания. В связи с этим Зверев попросил организовать сотню конных добровольцев, на случай если по ту фронта его люди пронюхают о готовящейся атаке. — А…? — едва обозначенный вопрос завис в воздухе. В нем было все, и что это за люди, и чтобы нам с этого поиметь, и даже высокомерное — кто это посмел кроме нас?! Ничего странного в этом не было. Такие мысли всегда витают в воздухе, но умные люди их вслух не высказывают. По тому, как после протяжного «А…», хитровато прищурил глаза потомок шляхтича с двойной фамилией, все это генералу было известно. — Случайность, ваше превосходительство, — небрежно махнул рукой Зверев, — до войны не успели вывезти нескольких инструкторов стрешара. Мало того, что у них подготовка на высоте, так еще и связи на чугунке. Если им попадется информация о транспортировке хлора, то грех будет не воспользоваться. Из сказанного следовало — своих людей Зверев раскрывать не собирается, и кидать их в бой не будет. Для этого надо использовать армейцев, зато он берет на себя организацию атаки, что тут же и подтвердилось: — За нами останется разработка операции, подготовка и вооружение. Вместо кавалерийских карабинов наши самозарядки. У каждого пятого пулемет и боеприпас без ограничений. Лишь бы донесли. Приготовьтесь к большому отсеву. Лихость штука хорошая, но потери нам нахрен не нужны! — в очередной раз ругнулся Димон. — Поэтому, подчинение нашему командиру должно быть беспрекословным, а для решения спорных вопросов в отряде желательно иметь вашего представителя. Предложение Зверева было не самым простым, но выполнимым, тем более что немедленного согласия не требовалось. Генерал Бонч-Бруевич полагал, что выполнить его он сумеет. Дальнейший разговор перешел на «бытовые» темы. О «придержанных» германских химиках, разведчики услышали рассказ, радующий душу русского патриота, как воспользовавшись «дырой» в договоре, немцев задержали в России. На естественный вопрос: «Как же вам удалось убедить их работать против Германии?» — последовал естественный ответ: «Так что же в этом особенного, Николай Степанович?! Убеждением, исключительно убеждением. К тому же, выписали из Женевы парочку весьма квалифицированных социал-демократов. Они им мозги в конец запудрили. Ну, а особо стойкие, — будто что-то вспоминая Димон примолк, — особо стойкие, почему-то имеют склонность погибать от несчастных случаев». Каждый разведчик немного провокатор и авантюрист. Без этих черт успехов в разведке не добиться. Кто из двоих контриков больший авантюрист, Димон так и не понял, но когда от генерала прозвучала мысль о «Святом Старце», с провокатором он определился однозначно. По тому, как плотоядно облизнул губы Зверев, сомнения в общности взглядов на проблему Распутина у его собеседников так же отпали. Вопроса, как такового, не было, вот и ответная фраза прозвучала стиле Ходжи-Насреддина: «Восток дело тонкое, торопиться не надо, а под звездами свершается только то, что должно свершиться». А вот к графине Н, Зверев так и не попал, что, впрочем, не удивительно, ибо какой же русский генерал на пару с полковником откажутся от халявной выпивки на высоте полторы тысячи метров. Зверев, правда, пытался уговорить пилота показать, как себя чувствуют люди на пяти тысячах, благо, мотор с приводным нагнетателем мог забросить их на высоту Эльбруса, но… одним словом, пить надо меньше. * * * О появлении очередного покупателя Вацлава Воронца известил колокольчик и хлынувший в лавку знойный воздух. Июнь в этом году выдался жарким. Посетитель был не молод и не стар. Немного выше среднего роста. Слегка потертый хомбург (такие «котелки» вошли в моду незадолго до войны), учитывая сегодняшнюю жару, вызывал сострадание к его владельцу. Завершала картину запыленная одежда и такие же штиблеты. Сняв шляпу, посетитель с наслаждением пару раз обмахнулся. Всех своих покупателей Воронец знал по имени, а вошедший, скорее всего, приехал утренним поездом. Интересно, что он делал все это время в провинциальном городке? Дрогнувшие ноздри незнакомца, и брошенный на копчености взгляд серых глаз, подсказали, что посетитель ко всему прочему еще и голоден. С начала войны поезда стали ходить без расписания, и Вацлаву оставалось только гадать, что могло привести в его лавку незнакомца. — Что пан желает? — Пан желает поговорить с хозяином, — устало откликнулся незнакомец. — Я к вашим услугам. — Дева Мария, как мне повезло! — заметно оживился посетитель, — Я представляю шведскую фирму, поставляющую корма с сухим молоком для молодых поросят, — профессионально загомонил гость, выкладывая на прилавок визитную карточку. — Пан Збышек наверное ошибся, — Вацлав успел прочитать фамилию коммивояжера, — у нас нет свинофермы, но я могу открыть вам своих поставщиков. С кормами все хуже и хуже, может и столкуетесь. — Буду премного благодарен, — коммивояжер облегченно вытер платом лоб. — Если пан готов подождать один час тридцать минут, я смогу отвезти его на хозяйство. — По такой жаре я готов ждать и два раза по тридцать минут. — В таком случае, могу предложить пану квас из погреба, — приглашая посетителя, Вацлав поднял проход за прилавок. * * * Вацлав Воронец, с рождения отличался неугомонным нравом, и когда в четырнадцать лет он сбежал из родного Граева, вся родня тут же припомнила, что таким же был его отец. Добравшись до Данцига, подросток устроился юнгой, и за четыре года обошел полмира. Трудно сказать, как бы сложилась судьба молодого человека, не познакомься он в порту Коринто, что на западном берегу Никарагуа, с бойцами из «Вагнера». Но познакомился, и жизнь его опять круто поменялась, а год спустя Вацлав получил позывной Ворон. В родной Граев Воронец вернулся в 1913-ом году. Открыл мясную лавку, стал регулярно посещать костел, одним словом, остепенился. Мясо ему поставляла свиноферма, странным образом принадлежащая бойцу из его пятерки с позывным Изолятор. Еще трое, Ванадий, Гладиатор и Засека, устроились на железную дорогу, соединяющую прусский город Лик с российским Брест-Литовском. Ванадий с Засекой были обходчиками, а Гладиатор телеграфистом. С началом войны Ворон ждал сигнала к активным действиям, но Центр просил набраться терпения. О них не забывали, попросив регулярно докладывать о проходящих через Граев грузах и войсках. Так продолжалось до июня 1915-го года, пока второго числа к нему в лавку не зашел связной от Пантеры. * * * Пароль был выдержан в точности. Об этом свидетельствовала оговорка о готовности ждать два раза по тридцать минут, тогда как лавочник указал время в полтора часа, но порядок есть порядок, и пока гость наслаждался прохладным квасом, Ворон сравнил гравировку на торце визитки гостя с шагом зубьев на его собственной расческе. Совпадение было полным. Для всех, кто мог видеть пана Збышека, он на полчаса зашел в лавку Воронца, после чего отправился дальше, а ночевать устроился на постоялом дворе. Посетив в городе все мясные лавки, и покрутившись два дня по округе, коммивояжер отбыл в Щучин. При этом, о его вечерних разговорах с Вороном, не знала ни одна живая душа. Тем более никто не знал, что связник привез с собой противогазы и научил ими пользоваться. Чуть позже из Щучина прибыли новые малогабаритные радиостанции с тройным комплектом батарей. Оружия и взрывчатки у Ворона было в достатке еще с довоенных времен. Центр поставил перед его группой задачу уничтожить поезд с отравляющим газом, который должен проследовать с 8-го по 12-е июля от восточно-прусского Лика через Граев в сторону Осовца. За составление плана операции засели Ворон с Гладиатором. О подходе литерного поезда должен был сообщить Гладиатор, подключившийся к линии связи миниатюрным аппаратом Бодо, изготовленный умельцами Русского Радио. «Вагнеровцы» давно приметили, что в конце состава немцы держали охрану, а в первом вагоне ехало руководство. В простейшем случае достаточно было пройтись по вагонам с охраной из пулеметов, после чего подорвать вагон с хлором. Газовая атака гарантированно срывалась, но до четверти баллонов могло уцелеть. Именно этот вариант предлагал Центр. Самой буйной фантазией в пятерке Ворона обладал Гладиатор: — Глянь, Ворон, как все пляшется. На перегоне между Граево и Рудой даем по хлорному вагону короткую из крупняка, вагоны с гансами дезинфицируем из обычных пулеметов, и тут же рвем заряды. Пока состав валится в нашу сторону, хлор заливает вагон с охраной и кюветы, а перезарядившиеся пулеметчики добивают оставшихся. На все полминуты с запасом. Тут же минируем баллоны с газом и в отрыв. — Не пойдет, — остановил полет творческой фантазии Гладиатора командир пятерки, — пока газ из вагона не выветрится, никакой противогаз не спасет, а ландверному батальону до нас двадцать минут хода. — А заминировать подход? — Не, Глад, слишком все хлипко. И все-таки, не зря Ворон держал при себе Гладиатора — решение задачи нашел он. Никаких теорий изобретательства штатный радист группы не читал, да и не было таких букварей в начале ХХ века. Зато он доподлинно знал, что если что-то не дается, то это не значит, что решения нет. В таких случаях на задачу надо посмотреть с противоположной стороны, но перед этим на пару дней напрочь забыть о проблеме. Одни начинали пить горькую, а потом рассказывали, как явившиеся на седьмой день черти показали болезному свет в конце тоннеля, другие… Иван Белобородько, в таких случаях отправлялся на «охоту»… за бабочками. Идея осенила Гладиатора, когда тот едва не сверзился в ручей, потянувшись сачком за порхающей у противоположного берега крапивницей. Мысль была проста до безобразия — а кто сказал, что диверсию надо проводить после Граева? Что мешает перехватить состав в лесном массиве на двадцатикилометровом перегоне от Лика до русского Граева, тем более, что там практически нет войск? К тому же, каждый второй житель Граева имел в Лике родню, что существенно облегчало наблюдение за железкой. * * * Непосредственное участие в операции приняли только Ворон с Изолятором — их, как не имеющих отношения к железной дороге, трудно было в чем-то заподозрить. Обходчикам по ночам положено спать, что Ванадий с Засекой и делали, правда, до того как уснуть, оба крепко и шумно «посидели», а утором перегаром сбивали с курса мух. Гладиатор в эту ночь штатно принимал и передавал телеграммы о прохождении поездов по станции Граев. Да и сколько их было — этих телеграмм, смех один, поэтому его отлучки «до ветру» никому не мешали. Зато Ворон по КВ связи вовремя получил сообщение о приближении к Лику литерного состава. На станцию литерный прибыл, 11-го июля в 0 часов 17 минут, о чем дежурный по станции Лика, Вилли Греф сделал отметку в журнале и тут же отправился смотреть, все ли правильно выполняет сегодняшняя смена. С этими поляками всегда какие-нибудь проблемы. Хорошо, что с началом войны бургомистр запретил их «Мазурскую народную партию», а еще в городке полно жидов. Вот кого Греф действительно не переносил. Вилли хорошо помнил, как на него посмотрел Ариэль Гамарник, когда в августе пятнадцатого года армии русского царя накатывали на его родной Лик. Точно так же Гамарник смотрел на Грефа, когда собирался отмутузить его после уроков. И за что!? За то, что он, Вилли, докладывал директору о поведении этого жида?! Но потом доблестные войска Кайзера погнали русских на восток, и погонят еще дальше! Кому как не ему, дежурному по станции, видны скапливающиеся против русских силы. Выйдя из здания вокзала, Греф в который раз посетовал на тусклый свет редких фонарей и с гордостью отметил, как точно встал под хобот гидроколонки паровоз. Вот что значит, германский машинист! Судя по шуму воды, наполняющей цистерны паровоза, заправщик-поляк на этот раз не оплошал и открыл кран сразу после остановки локомотива. А вот того, как за мгновенье до остановки поезда из смотровой ямы, вынырнули темные фигуры Ворона и Изолятора, и, проскользнув между тендером и первым вагоном, скрылись в угольной яме, этого не видела ни одна живая душа, а если бы и увидела, то очень скоро обратилась бы в мертвую. Зато Вилли вновь ощутил гордость, глядя на солдат охраны, высыпавших из остановившегося последнего вагона и взявших состав в оцепление. Ровно через двадцать минут локомотив вновь дал ход и Греф поспешил отметить этот факт в журнале. Паровозная бригада литерного состояла из усатого машиниста, такого же усатого помощника, и не менее усатого унтер-офицера в кайзеровском шлеме, который был поставлен надзирать за паровозоводителями. По понятным причинам сопротивления эта братия оказать не могла. Наблюдающее за станцией разведчики давно обратили внимание, что ночью воинские эшелоны в Граево не останавливаются. Сейчас это подтвердил допрошенный в угольной яме унтер. Между тем, Ворон не был бы Вороном, если бы поверил усачу в шлеме, и его прозорливость вскоре подтвердилось — после двух вывернутых пальцев, носитель германского духа поведал, как он и герр капитан из первого вагона, должны помахать фонарями на транзитных станциях. Приглашенный в угольную яму машинист, увидев такие страсти, тут же бросился демонстрировать, как именно подавал знаки герр унтер-офицер.