Все эти мысли не давали покоя расстроенной Мане, и к вечеру она приняла решение сходить к отцу Никодиму на исповедь прямо завтра с утра. За ужином, который сегодня готовила Танюшка, обсуждались только две новости, вернее, их отсутствие: Якова не нашли, а Наталья до сих пор не пришла в себя. Генрих Францевич, руководивший поисками, около часа протоптался у спальни Натали с намерением доложить графу о результатах поиска. Но Полынского сейчас Яков интересовал меньше всего; почти сутки он не отходил от постели пострадавшей девушки: боялся, что она придёт в сознание в одиночестве, а он всем сердцем хотел быть с ней в этот момент. Ярость его отступила под натиском переживаний. Ему уже было безразлично, поймают Якова или нет. Но совсем другого мнения на сей счёт был старый Григорий. Узнав, что конюх как сквозь землю провалился, он в первую очередь задал вопрос: - У Захарьина были? - У всех соседей на тридцать вёрст в округе побывали, - ответил герр Берг. – Всех предупредили, чтобы проявили бдительность. - За усадьбой Семёна Проклыча глядите дюжей, - не унимался Григорий. – Я два раза видел, как они тайком гутарили. Какие такие дела у барина с чужим конюхом? Генрих Францевич принял к сведению слова Григория и отправил двух толковых мужиков следить за соседской усадьбой, ничего не предпринимая, что бы там ни увидали. Глава 11 Натали пришла в себя глубокой ночью. Не открывая глаз, она пошевелила головой и тихонько застонала от боли. Тут же ей на лоб легла тёплая шершавая ладонь. - Наташа… - услышала она голос, который всё это время раздавался у неё в голове, приказывал не сдаваться, умолял не покидать его. – Наташа, милая… Девушка превозмогла боль и открыла глаза. Поначалу она ничего не увидела, кроме тусклого света, затем он обозначился в маленький огонёк одинокой свечи. Натали смотрела на него, постепенно вспоминая, что с ней произошло. Она не знала, успел ли Яков завершить своё злодейство, и от этого неведения ей было страшно. Если это произошло, то единственный путь для неё – уехать из поместья Полынских и постараться забыть всё, что здесь было. И всех… Особенно… Слёзы сами текли от невысказанной горечи и скатывались по вискам, теряясь в размётанных по подушке волосах. Рука с её лба исчезла, оставив ощущение пустоты, но тут же девушка увидала светлую фигуру, заслонившую от неё свечу. Потом человек повернулся к ней и стал внимательно вглядываться в её лицо. - Выпейте настой, Пелагея сказала, что он уменьшит головную боль. Человек присел на стул рядом с кроватью и, приподняв ей голову, поднёс к губам стакан. Натали отпила несколько глотков кисловатой жидкости. - Ещё, - мягко потребовал голос графа, и она подчинилась. Голос был его, но внешность мужчины была ей не знакома. Элегантный красавец-граф сейчас больше походил на грабителя с большой дороги: растрёпанные волосы, причёсанные разве что пальцами, двухдневная щетина, в которой почти потерялись обычно аккуратные усики, мятая, в бурых пятнах засохшей крови рубашка. - Вам… - заговорила Натали, допив лекарство, но её голос звучал слабо, и Николай наклонился ниже. – Вам бы ещё пару пистолетов на пояс и турецкую саблю в руки… Николай нахмурился, стараясь отыскать смысл в её словах, а она продолжала: - Ещё серьгу в ухо и… пират. Он понял наконец, что она шутит по поводу его вида, и счастливо улыбнулся: - Не было времени переодеться. - Долго я… так лежу? - Сутки. Со вчерашней ночи. - Яков? – больше она ничего не могла заставить себя добавить к вопросу. - Не волнуйтесь, его ищут, - и тут же поспешил успокоить её. – Он не успел причинить Вам вреда. Кроме, конечно, шишки на затылке. Натали с облегчением закрыла глаза. Весть о том, что она осталась жива, не была для неё настолько важной, как то, что сейчас сообщил ей граф. - Пелагея велела послать за ней, когда Вы придёте в себя, - вспомнил Николай. - Не надо, лучше утром. Я посплю пока. И Вы тоже отдохните, граф. - Хорошо. Как Ваша голова? - Немного легче. Вы мне расскажете, как всё произошло? - Непременно. Но только утром, когда проснётесь. Спите, всё не так страшно, как казалось вначале. Натали улыбнулась, не открывая глаз, когда его рука снова легла ей на лоб, и через минуту уже спала целительным сном. Полынский встал, тихонько поцеловал её в лоб и на цыпочках вышел из спальни. В своей комнате он зажёг свечи и взглянул в зеркало. «И впрямь пират», - усмехнулся про себя. Потом вспомнил об оставленных в конюшне пистолетах. Будить среди ночи слуг ему не хотелось, он разделся и лёг, не умываясь. «Надо бы пораньше послать за Пелагеей», - подумал он и тут же провалился в сон. ⃰ ⃰ ⃰ Каждый день по несколько часов Полынский теперь проводил с Натали. Пелагея и приехавший из города доктор согласились в том, что у девушки сотрясение мозга, и запретили вставать хотя бы две недели. Натали заупрямилась, решила показать, что с ней всё в порядке, и бойко вскочила с постели. Но не справилась с головокружением и снова была уложена в кровать строгой Пелагеей. Истомившись от вынужденного безделья, она попросила графа дать ей какую-нибудь русскую книгу. Тот принёс Карамзина, но буквы не желали стоять на месте и складываться в слова, а плыли перед глазами, изображая контрданс. Пришлось отказаться и от чтения. В доме был ещё один больной, которого опекали хозяин и знахарка, – Григорий, и ему не надо было всё время лежать: он уже шёл на поправку. Вот он-то и проводил в комнате Натали почти целые дни, развлекая её и себя задушевными беседами. Но под вечер, когда домой возвращался барин, Григорий находил срочный предлог, чтобы уйти к себе, освобождая ему пост возле постели больной. Иногда заходила Настасья, чтобы прибраться. Еду всегда приносила Танюшка, пользуясь этим, чтобы повидать Натали. Девочка на удивление ловко справлялась со своими обязанностями и отказалась, когда ей предложили прислать кого-нибудь в помощь. Но помощник у неё всё-таки был: Адам Берг стал наведываться на кухню ещё чаще, чем раньше, и не брезговал принести дров или натаскать воды. Навещали Натали и Генрих Францевич с Анной Михайловной. Девушка была всем рада, но, хотя и не признавалась в этом даже себе, целый день ждала лишь одного визитёра. Когда она проснулась в первое утро, граф уже сидел на своём неизменном стуле. - Куда подевался пират? – улыбнулась Натали. Николай провёл рукой по свежевыбритому подбородку, и девушка чуть не ахнула вслух: он сбрил и усы тоже! - Серьгу не нашёл, - отшутился граф. – Как Вы себя чувствуете, Наталья Петровна? - Лучше, чем вчера. И готова всё услышать и рассказать. Полынский в нескольких словах пересказал события, выпавшие из её сознания, с момента, когда её разговор с Яковом услыхала спешившая на свидание Маня и до сегодняшнего утра, не принесшего никаких новостей о пропавшем конюхе. Она, в свою очередь, призналась, что мужчиной, которого она приняла за вора, мог быть и Яков, правда, она не уверена, хотя телосложение очень похоже. После этого разговора Полынский проверил кабинет, но там всё было на своих местах. Кто и что искал здесь ночью, так и осталось невыясненным. Каждый день Николай с группой мужиков объезжал округу в поисках Якова, расспрашивал людей, установил наблюдение за избой его родителей, девичьей, где работала Маня, а также усадьбой соседа Семёна Проклыча Захарьина. Но обо всех этих хлопотах он не рассказывал Натали, чтобы не волновать. Увидав нетронутую книжку, граф выяснил, почему Натали не может читать, и сам начал вслух прочитывать по несколько десятков страниц каждый вечер. Иногда Натали прерывала его, чтобы спросить о чём-нибудь непонятном, Николай объяснял, и они продолжали чтение. А иной раз прочитанное становилось предметом обсуждения и даже горячего спора. Окончив повести Карамзина, они принялись за прозу Пушкина, затем – за стихи. Поэзия на русском языке покорила француженку с первой строки. Она готова была переслушать всех поэтов пушкинского окружения, да и других тоже. Николай выискивал стихи в журналах и альманахах, даже съездил в город за свежими изданиями. Сначала он делал это, чтобы угодить Натали, но вскоре заметил, что и сам получает удовольствие от стихов, даже иногда репетирует, подбирая верную интонацию для декламации. Особенно понравившиеся стихи Натали заучивала с его голоса, и они потом читали их вместе. К концу второй недели граф принёс несколько тонких брошюр с сочинением господина А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Весь вечер они читали и обсуждали первую главу, в которой рассказывалось о столичной жизни героя. Девушка, видавшая Петербург только из окна дешёвой гостиницы на окраине города, многого не понимала, поэтому ему приходилось на каждом шагу объяснять ей подробности русской действительности. Далее она читала уже сама: голова болела меньше, да и жизнь помещичьей усадьбы была ей знакома и близка, ведь это единственное место, где ей довелось постоянно жить в эти два года в России. Сегодня Николай застал её за чтением сцены объяснения в саду. Натали рассеянно поздоровалась и взглядом пригласила его присесть, продолжив чтение. Он следил за её лицом, на котором отражались все чувства, которые она сейчас испытывала, и вдруг подумал о том, как может выглядеть эта девушка в моменты нежности, страсти? Но долго размышлять об этом не пришлось, потому что Натали закончила главу. На лице её он прочёл волнение и грусть. - Вас опечалила судьба Татьяны? – спросил он, когда девушка подняла, наконец, на него глаза. - Нет. То есть да, конечно, - поправилась она. – Но мне бесконечно жаль Онегина. Полынский усмехнулся: - Если Вам жаль его сейчас, то что будет, когда Вы прочтёте последние главы? Что же вызвало Ваше сочувствие, это ведь он отказывает, а не ему? Натали покачала головой: - Это так тяжело – отказывать, зная, как опечалишь человека. А может, озлобишь… - Не вините себя за Якова, Натали, - успокоил граф. – Человек с чистой душой не может озлобиться, он принимает поражение с достоинством. - А что если человек задыхается в неволе, если желает бороться за свою свободу? - Тогда он должен был бороться со мной, а не с Вами, - отрезал Полынский. – То, что затеял Яков, это не борьба, а подлость. С такими доводами Натали молча согласилась. - А что же Татьяна? – вернулся граф к роману. – Все барышни с ума сходят от жалости к ней. - Она этого не заслуживает, - возразила Натали. – Сочувствия – да, но не жалости. Она получила то, чего достойна – откровенность. Если бы Онегин притворился, то он выглядел бы низким, а она – жалкой. А так – нет. Эти двое достойны друг друга. Надеюсь, они это поймут и будут счастливы вместе. Николай, давно прочитавший роман, грустно усмехнулся: - Вы упорно надеетесь на счастливый конец? Вам не кажется, что в жизни так не бывает? - В жизни бывает по-разному, - вздохнула Натали, откладывая книгу. – Потому она и непредсказуема. Глупо было бы её планировать, но надеяться-то можно. Ведь можно, граф? Ещё месяц назад Николай рассмеялся бы в ответ на такое наивное заявление, но сейчас взял девушку за руку и совершенно искренне сказал: - Наверное, можно.