- Мне это известно от Адама, - Натали опустила голову, - а также известно, чья это вина. Я прошу простить мне моё безрассудство. Граф встал из-за стола и приблизился к девушке. Он передумал играть роль строгого хозяина. - Полно, Натали. Это было весьма забавное приключение. - Забавное?! – она не верила, что не ослышалась. – По моей вине Вас чуть не растерзал дикий зверь, а Вас это забавляет?! - Вы же спасли меня, - напомнил Полынский. – Кстати, откуда такой талант в обращении с оружием? - Нет никакого таланта, - возразила Натали. – Я впервые в жизни держала в руках пистолет. - Но Вы его зарядили! - В детстве я часами наблюдала, как отец чистил и заряжал свои пистолеты. У него их было шесть. Я никогда их не брала, но в этот раз… стоило попытаться. Полынский с восхищением смотрел на эту удивительную девушку, в которой не было ни робости, ни излишней чувствительности, зато жажда жизни и борьбы за хоть что-нибудь доброе и светлое перехлёстывала через край. Сейчас на её лице отражались тревога и раскаяние, попытка усмирить свою неугомонную натуру. Но Николай был уверен, что это продлится недолго, что в скором времени она опять примется с жадностью голодающего познавать жизнь вокруг себя, снова, забыв о себе, будет искать милости и справедливости для других. Вот и сейчас, пересилив себя, она пришла узнать о судьбе осиротевшего крестьянского мальчика. Вспомнив об этом, граф взял со стола распечатанное письмо. - Генрих Францевич пишет, что Стёпка благополучно устроен. Натали встрепенулась, во взгляде её появилось тревожное внимание. - К кому же он определил мальчика? - У себя оставил. Анна Михайловна в нём души не чает. Герр Берг всегда мечтал о дюжине детишек. Просят позволения на выкуп и усыновление Степана. - И Вы позволите? - Вы в этом сомневаетесь? - Нет. - А что если я окажусь жестоким самодуром и не позволю свершиться акту милосердия? –с иронией поинтересовался граф. Натали улыбнулась и покачала головой: - Вы так не сделаете. - Вы в этом уверены? - Да. - Натали, - граф подошёл к ней ещё ближе и взял её ладони в свои. – Вы, как я вижу, уверены в моей порядочности. - Девушка кивнула. - И Вы меня любите, - не спросил, а, скорее, заверил он. - Да, - снова подтвердила она. - Тогда что Вам мешает ответить «да» на моё предложение? Чего Вы ждёте? - Письмо… - выдохнула Натали. – Я жду письмо. - От кого? Откуда? О чём это письмо? – настаивал граф. – Почему от него зависит наша с Вами судьба? - Николай, - вздохнув, начала она, - умоляю Вас: не спрашивайте ничего. Видит Бог, как я люблю Вас и как мечтаю всю жизнь быть с Вами вместе! Когда это письмо придёт, всё прояснится, Вы первый узнаете об этом. Тогда Вы и решите, повторить своё предложение или отказаться. Но тогда и Вы, и я будем знать всё. Нынешнее Ваше решение принято вслепую, под влиянием чувств. - Поверьте мне, Натали, чувства – это самое главное. - Я всем сердцем с Вами согласна, - заверила девушка. – Но прошу Вас: подождите несколько месяцев и позвольте мне идти к алтарю с чистой совестью и без сожалений. Для меня это важно. Прошу Вас! Полынский некоторое время изучал её настороженное лицо, затем мягко привлёк девушку к себе и поцеловал в висок. - Я сделаю всё для Вашего спокойствия, - пообещал он. – Но у меня есть одно условие: Вы перестанете избегать меня и прятаться в спальне и на кухне. Я хочу видеть Вас не только за столом, но и в гостиной. Я познакомлю Вас со своими кузинами. И Вы не будете позволять тётушке и Ирэн себя унижать. Научитесь давать им отпор. - Обещаю, что так и будет, - согласилась Натали. – Спасибо за понимание. - Утром, после завтрака, жду Вас на заднем дворе. - Я обязательно приду. Что мы там будем делать? - Учиться стрелять, - шепнул он ей на ухо. – А сейчас одевайтесь потеплее и пойдём гулять по саду. Глава 29 Леса щедро делились своим богатством. В осинниках, как в царских палатах, всё было убрано в багряных тонах. Красноватые осиновые листья ложились к ногам деревьев крупными медными монетами. Березняки, богато усыпанные золотом, выглядели величественными и умиротворёнными. Жёлтые берёзовые листочки походили на мелкие золотые индийские драхмы. А широкие липовые – на полновесные империалы. И только дубы стояли зелёные, окутавшись широкой листвой, как трёхрублёвыми ассигнациями. Но и они скоро побуреют и лягут к ногам своих родителей-великанов. Всё богатство, все сокровища, накопленные природой за лето, питавшиеся соками земли, теперь снова ложились на её поверхность, как будто лес отдавал долги. Тихо и безветренно в лесу. Слышится только иногда шуршание мелких грызунов у древесных корней. Да ещё дятел забарабанит по своей наковальне и послышится стук, похожий на треск. И снова тишина… Упавшее пару лет назад дерево кажется ручьём из опят: так много их рассыпалось вдоль ствола и веток, уже покрытых мхом и сросшихся с землёй. «Эх, сюда бы Танюшку!» - с восторгом подумал Адам, вспомнив с нежной грустью о своей подружке по играм. Когда он приедет в Полыновку следующим летом, ей уже будет пятнадцать. Многих деревенских девушек в этом возрасте уже выдают замуж. Адам содрогнулся при мысли о том, что весёлую и живую, хоть и не слишком разговорчивую девочку отдадут в жёны немытому деревенскому парню, в чужую семью, где она не сможет поднять взгляд, от души повеселиться, что через несколько лет она станет такой же тупо-равнодушной бабой в тёмном платье, как и большинство виденных им крестьянок. В Полыновке, где мужики были позажиточней, а хозяева подобрее, это было не так заметно, но Адам с отцом побывал во многих других сёлах, где женщины встречали чужаков угрюмыми и недоверчивыми взглядами, если вообще осмеливались глядеть… Размышляя об этом, Адам снова взглянул на дорожку опят, но теперь это зрелище вызывало в нём лишь щемящее чувство тоски по уходящему беззаботному детству. Весь сентябрь и половину октября Адам помогал Зиновию Ивановичу хозяйствовать в поместье. За это время дом, службы и сад преобразись до неузнаваемости. Старик с юношей дважды съездили в Москву, заказали всё необходимое для ремонта и других нужд, заодно наняли прислугу в Московский дом Полынских, который много лет стоял закрытый, обитаемый только сторожем с женой и взрослым сыном, который от нечего делать нанимался в богатые дома на подённую работу. Теперь же в доме всё белилось, мылось, выбивалось и проветривалось. Сторожиха едва успевала за всем следить, польщённая тем, что ей, крепостной, доверено командовать нанятой прислугой. Граф посчитал, что не стоит привозить сюда челядь на время. «Не иначе, как новая графинечка появится», - размышляла старуха и изо всех сил старалась угодить новой хозяйке. В Конёвской усадьбе до сумерек стучали топоры и молотки, сновали десятки людей, пахло стружкой и влажной охрой. Лидия Львовна втайне потирала руки, понимая, что не просто так её племянник затеял такой ремонт в подмосковном имении: быть свадьбе. И если Николай ещё не сделал предложение Ирэн, то это вопрос только времени. Саму же мадемуазель Муратову все эти хлопоты только раздражали. - Мог бы сделать официальное предложение, а потом заниматься строительством, - жаловалась она графине. – А я бы в это время в Москве спокойно готовилась к свадьбе. - Ma chérie (фр.моя дорогая), ты могла бы принять участие в преобразовании дома, возразила графиня. – В конце концов, тебе в нём жить. - Жить в деревне?! – фыркнула Ирэн, - Никогда в жизни! Москва и Петербург – вот два места, где я могу жить. - Летом в городе жарко и пыльно. Да и детишкам сельский воздух полезен, - увещевала Лидия Львовна. - Что им мешает оставаться здесь с няньками? Не хотите же Вы сказать, что я должна сама им вытирать носы и менять пелёнки? - Мои дочери именно так и поступают. И очень счастливы от этого. Глядя на то, как они возятся со своими детьми, я поняла, чего лишила себя в молодости, променяв своих девочек на светскую жизнь. Всё время они проводили с няньками и гувернантками, а лето – в Полыновке у дяди. Покойная Нина души не чаяла в своём Николеньке, да и на моих девочек хватало её любви. Как сейчас помню: сидим мы за чаем, а дети в саду играют. Тут вбегает моя Соня в слезах, с расцарапанной рукой, и сразу к Нине бросилась. «Тётя! – кричит. - Спасите меня, тётя!» А я для них - что парадный портрет в гостиной. Ирэн с недоумением смотрела на свою покровительницу. - Лидия Львовна, я Вас не узнаю. Вы, всегда такая элегантная, светская дама, сокрушаетесь о неправильно прожитой жизни? Но графиня уже взяла себя в руки и прежним вальяжным тоном пояснила: - Это, наверное, старость. Так вот, девочка, не пора ли тебе проследить, чтобы новое убранство дома соответствовало твоему вкусу? - Вы правы, - согласилась на этот раз Ирэн. – Поместье расположено недалеко от Москвы, значит, можно иногда сюда наведываться со своими столичными гостями. Поэтому выглядеть оно должно потрясающе. Ирэн вплыла в гостиную в ту минуту, когда Зиновий Иванович с Адамом обсуждали что-то, разглядывая угол потолка и показывая на него руками. - Послушайте, - надменно обратилась она к управляющему, - граф планирует поменять в гостиной обои и обивку мебели? Мужчины вежливо поклонились, и Зиновий Иванович отвечал: - Совершенно верно, мадемуазель. Граф приказал полностью обновить гостиную. - Так вот, - продолжала Ирэн, - я желаю, чтобы она была отделана в синих и золотых тонах. А здесь, над камином, подготовьте место для будущего портрета графа. Старый управляющий снова низко поклонился и осторожно заметил: