- Если бы, говорит, какая другая девка, то завсегда пожалуйста, а про эту сам у барина спрашивай. Я, говорит, про вольных без барина решать не могу. Николай нахмурился, вспоминая, и невольно выдал себя: - А что, разве Маня вольная? Яков вдруг побледнел, выпучил глаза и не знал, что сказать. Потом пришёл в себя и, бегая взглядом, затараторил: - Я, барин, того… я… Маня девка хорошая, не знаю, чего она там Вам наплела… Я, барин, того… не про неё спрашивал… Теперь уже вытаращился Полынский: - Не про неё?! А про кого же? - Я, барин… того… про кухарку Наталью. Полынский с минуту молчал, недоумённо глядя на конюха. Только что он чувствовал себя благодетелем, представлял, как счастлива будет Маня выйти за такого статного и красивого парня. Теперь же «жених» всё более съёживался под его взглядом, становился жалким и каким-то неприятным. Подавив в себе чувство гадливости, Полынский ровным голосом спросил: - Наталья согласна за тебя пойти? Яков решил, что его дело выгорит, и заметно приободрился: - Так девка же, барин! Сирота к тому ж… Чего её спрашивать? Вот если б Вы приказали…- и осёкся, встретившись с гневным взглядом барина. - Иди, Яков. Я подумаю, - таким же бесцветным голосом сказал Полынский, и конюх, суетливо поклонившись, вышел. - Подлость какая… - с досадой выругался Полынский. Гулять уже расхотелось, и он повесил седло на место. Перун разочарованно заржал. - Погоди, брат, - погладил его капитан. – Видишь, каковы прелести деревенской жизни: приходится даже разбираться с сердечными делами холопов. ⃰ ⃰ ⃰ Выкурив вместо завтрака сигару, Полынский походил по кабинету, чтобы успокоиться, и только после этого позвонил. На зов явилась горничная Настасья, Николай велел позвать кухарку. Несмотря на все попытки успокоиться, он чувствовал, что раздражение его растёт. Он досадовал на Яшку, оказавшегося обманщиком, на Маню, которая была влюблена в подлого конюха, на кухарку, неизвестно, какими прелестями заманившую такого красавца. Но больше всего он злился на себя за то, что так близко к сердцу воспринял любовный треугольник крестьян. Достаточно одного его слова, и Яшка женится хоть на девяностолетней бабке Хнычихе, а Мане можно подыскать хорошего парня из села. А Наталья… о ней вообще незачем думать, раз она вольная, пускай выходит за кого хочет. И на черта ему понадобилось выяснять, кто там кого из них любит?! Не иначе, Катерина своей историей смягчила его сердце. В раздумьях о Катерине Николай не услышал стука в открытую дверь кабинета и очнулся только тогда, когда за спиной тихонько прошелестело: - Бонжур, месье… Полынский обернулся с мыслью о том, что только визитов уездных барышень и их мамаш ему и не хватало, и заморгал от удивления: перед ним стояла девушка из трактира. На ней было то самое старое платье, подол которого выглядывал из-под овчинного тулупчика, а плечи были покрыты тем самым цветастым платком. Волосы тёмно-медового цвета собраны в простую причёску на затылке. Сейчас она не была румяной с мороза, как тогда, и глаза смотрели вниз из-под опущенных ресниц, поэтому казалась старше, чем в первую их встречу. «Нет, это не девочка, - подумал Полынский, - это женщина… восхитительная женщина!» - Здравствуйте, мадемуазель…? - Натали, - подсказала девушка. Преодолев растерянность, граф вспомнил о манерах: - Чем обязан столь приятному визиту? Девушка удивлённо вскинула ресницы: - Настасья сказала, что Вы меня вызывали… Полынский не сразу сообразил, какое распоряжение давал горничной, а когда вспомнил, поразительная догадка сдавила ему горло. - Вы… кухарка? – выдавил он из себя. - К Вашим услугам, месье, - девушка присела в изящном реверансе. – Чем могу служить? «А у Якова губа не дура», - ревниво подумалось Полынскому, и он решил перейти к делу. - Признаться, я Вас представлял… несколько… иначе, - начал Николай, пропустив промелькнувшую на её губах едва заметную улыбку. – Право, не знаю, как и сказать. У Вас есть родственники, опекун? - Нет, месье, я одна. Обо мне заботился дедушка по матери, а после его смерти – Ваш батюшка Иван Николаевич. Полынский на минуту задумался, потом продолжил: - Теперь, когда моего отца не стало, я обязан взять на себя ответственность за Ваше благополучие. Но так как я не являюсь Вашим опекуном официально, то моя помощь может носить исключительно рекомендательный характер. Иными словами, Вы сами вольны решать свою судьбу. - Я не понимаю, месье… - Дело в том, что сегодня ко мне обратился конюх Яков с просьбой разрешить его брак с Вами. Что Вы об этом думаете? - Я никогда не давала Якову повода думать, что это возможно, - без раздумий ответила девушка. Полынский, почему-то с замиранием сердца ждавший её ответа, вздохнул с облегчением и продолжал: - Возможно, Вас смущает, что Яков крепостной… - Нет, месье, меня это не смущает, - так же уверенно продолжала Натали. – У меня достаточно средств, чтобы с Вашего позволения выкупить крепостного. - А если бы я, скажем, запросил за него… ну, рублей сто? – усмехнулся Полынский, но девушка невозмутимо ответила: - Значит, ещё бы и осталось. - Вы богатая наследница? – с иронией поинтересовался Полынский. Ему становилось всё веселее общаться с этой загадочной девушкой. А больше всего радовало, что она не отвечает взаимностью Якову. - Дедушка оставил мне немногим более четырёхсот рублей. - Яков мог бы приумножить Ваш капитал, если бы Вы вышли за него, - уговаривал Николай, очень надеясь, что его уговоры не увенчаются успехом. – Он талантливый парень, хорошо разбирается в лошадях. - Если бы любила, то вышла бы, - прямо ответила девушка. Полынский подошёл к ней вплотную и приподнял её подбородок двумя пальцами. - Посмотрите на меня, - властно потребовал он. Натали подняла ресницы и дерзко взглянула ему в глаза. - Вы мечтаете о любви, мадемуазель Натали? - А Вы разве нет? Николай перевёл взгляд с её глаз на губы, щёки девушки слегка зарумянились, но она продолжала с вызовом смотреть на капитана. За несколько секунд, пока обдумывал ответ, он успел пофантазировать о том, что бы хотел сделать с этим дерзким созданием, и сам удивился тому, что мысли его были отнюдь не о наказании. Дабы скрыть своё волнение и участившееся сердцебиение, Полынский опусти руки и отрывисто заявил: - Нет, я больше не мечтаю о подобных глупостях. - Жаль… - ответила Натали тихо, но капитан услышал и резко оборвал: - Мне не нужна Ваша жалость, мадемуазель! Девушка вздрогнула от его окрика, но быстро взяла себя в руки и холодно возразила: - В этом нет нужды, месье. Вы сами себя жалеете. - Кто Вы такая, чтобы судить обо мне?! – рявкнул Полынский, но это, казалось, не произвело на неё никакого впечатления. Она продолжала стоять и невозмутимо смотреть на капитана. Ему стало стыдно за свою несдержанность, он отвернулся и, вцепившись пальцами в резную спинку стула, старался привести в порядок свои мысли и чувства. И тут на его загоревшую под Кавказским солнцем руку лёгким пёрышком легла маленькая белая ладонь и осторожно пожала её. Николай вздрогнул: он не слышал, как девушка подошла. - Простите меня… - тихо попросила Натали голосом, в котором уже не было вызова, - я действительно не имела права… - У Вас иногда пробивается французский акцент, - всё, что нашёлся сказать на это Николай. - Удивительно, если бы у француженки он был немецкий, - машинально проговорила Натали. - Так Вы француженка?! И как давно Вы живёте в России? - Два года, четыре месяца и шестнадцать дней… - не задумываясь ответила она. У Николая вдруг возникло желание защитить, приласкать эту девочку, оставшуюся сиротой в чужой стране и считающую дни, проведённые на чужбине. Но к этому щемящему чувству примешивалось и чисто мужское желание прижать к себе эту тоненькую фигурку, почувствовать свою силу перед ней, вдохнуть аромат красивой молодой женщины. Желая сохранить дистанцию и не пугать девушку шквалом своих эмоций, в природе которых он и сам не мог разобраться, капитан воздвиг между ними барьер, сухим тоном задав вопрос: - Что мне передать Якову? - Передайте, месье, что я люблю другого. И попрощавшись ещё одним глубоким реверансом, девушка грациозно выплыла из кабинета.