- Не надо бани, - испуганно пробормотала Натали, а Пелагея усмехнулась: - Вы её убить хотите, барин? - Почему? - Она за два года так ни разу в баню и не пошла. Как ни уговаривали – ни в какую. - Вы боитесь русскую баню? – обратился Полынский к кухарке, которая под его взглядом съёжилась ещё больше. – Это не больно, поверьте. - Она не боли боится, - засмеялась Пелагея. – Просто стыдится перед другими раздеваться. Всё в корыте на кухне моется. Николай тоже посмеялся бы, если бы не понимал, что от этого сейчас зависит здоровье, а возможно, и жизнь девушки. - Натали, - сурово посмотрев ей в глаза, проговорил он, - если Вы не пойдёте в баню с Пелагеей, я лично Вас туда оттащу и обломаю о Вас самый лохматый дубовый веник. Вам ясно? Сказано это было таким тоном, что Натали ни на секунду не усомнилась, что именно так и будет, и закивала головой. Через три часа, когда Николай вернулся из бани, где он и вернувшиеся от ручья Капитон, Яков и Гаврила от души похлестали друг друга вениками, он выпил чаю и пошёл справиться о здоровье Натали. На его стук из комнаты вышла Пелагея. - Как она? – спросил Полынский. - Спит, как дитё малое. Бог даст, не заболеет – так мы с Танюшкой её наугощали. - Не сопротивлялась? – улыбнулся он. - Ох, барин, до чего ж Вы её испужали! – засмеялась Пелагея. – И чего было стыдиться-то! Коли б изъян какой был, так понятно. А то ить девка-то ладная, всё при всём, не гляди, что ростом мала! - Всё при всём, говоришь? – хитро подмигнул ей капитан. – А не врёшь? - Проверить хотите, барин? – тем же игривым тоном спросила женщина. - А что б не проверить? - А вот женитесь сперва, а опосля и проверяйте. - А жениться-то обязательно? – подтрунивал Николай. - На этой – обязательно, - глаза Пелагеи вдруг зловеще блеснули, и от её шутливого тона ничего не осталось. – Попомните, барин: кто эту девушку захочет обидеть, ох, как горько пожалеет. - Пелагея, - уже серьёзно обратился Николай, - правду говорят, что ты ведунья? - Люди много чего говорят, - уклончиво ответила она. – А Вы, барин, мои слова попомните. На её обидчика сильный заступник найдётся. - Да не собираюсь я её обижать, мне вообще скоро в полк возвращаться, - с досадой воскликнул Николай. - А я ничего такого и не говорила, - возразила Пелагея и, закрыв перед его лицом дверь, про себя добавила. – Вам, барин, на роду написано её заступником быть. Глава 9 9 - Бог миловал, барин, все здоровы, - доложила Настасья на вопрос о самочувствии всех участников вчерашних событий. Полынский удовлетворённо кивнул. Он решил, как обычно, навестить Григория и, конечно, Натали. Григорий сидел у окна и допивал чай. - Как ты, Пахомыч? – спросил Николай, усаживаясь напротив. - Как сыр в масле, - улыбнулся старик. – Николай Иваныч, батюшка ты наш, дозвольте в свой чуланчик воротиться. - А чем тебе здесь плохо? - Непривычные мы. Хоромы, вон, барские, постеля мягкая, обеды-ужины на подносах девки носют, будто князю какому. Скоро музицировать под дверью начнут. - Понадобится – будут и музицировать, и хороводы водить под окнами, лишь бы ты, Пахомыч, не болел больше. - За что ж мне почести-то такие на старости? – прослезился старик. - За то, что ты за мной, маленьким, ходил и в люди вывел, - пояснил Николай. - Так ить это батюшка с маменькой, а не я. Да ишшо вон Генрих Францевич всяким наукам учили. А я-то что… -А ты-то, Пахомыч, меня главному учил, - задумчиво проговорил Николай. – Как в сражении выжить и солдат не сгубить. А ещё – как с людьми по-людски обращаться, а не по-барски. Знаешь, как в Петербурге бывало? Заходишь в гостиную к какой-нибудь княгине, а тебе со всех сторон поклоны да реверансы: «Добро пожаловать, граф! Какая честь для нас, граф!» И тут грудь сама колесом выпячивается, и нос к люстрам задирается. Один раз увидал себя такого в зеркале – противно стало. И Оленька на меня смотрит, как на чужого… Домой приехали – я перед ней повинился. Она простила… она всегда меня прощала… В дверь постучали, и вошла Натали забрать посуду. Она присела в реверансе, а Николай встал, приветствуя её, как знатную даму: - Доброе утро, Наталья… простите, не знаю Вашего отчества? - К чему это, месье? – смутилась девушка. - У русских принято помнить имя отца, - пояснил Полынский. – Так как звали Вашего батюшку? - Пётр Павлович Краевский. - Значит, Наталья Петровна, - подытожил граф. - Погодите-ка, - заволновался вдруг Григорий. – Пётр Краевский – высокий такой, вихрастый? - Да, - подтвердила Натали. - У него ещё два пальца на левой руке в войне с Бонапарте оторвало. - Безымянный и мизинец, - бледнея, уточнила девушка. - Вот, значит, почему тебя дед-то к нам привёз! Так ты Петрушина дочка! – старик оживился, радуясь до слёз своему открытию. - Погоди-ка, Пахомыч, - перебил его Полынский. – Ты откуда его знаешь? - Дак как же! С Вашим батюшкой – упокой, Господи, его душу – однополчане были! По молодости даже стрелялись из-за какой-то актрисочки, Ивана Николаевича в руку ранило, они потом в поместье лечиться приехали. А про Краевского я больше не слыхал ничего. Можа, барин и знал, а мне не сказывал. Гутарили тут барышни, что будто за границу уехал. - Но если они расстались врагами, то почему дедушка привёз меня именно сюда? – недоумевала Натали. - А вот никакими не врагами! – воскликнул Григорий. – Они лучшими друзьями всегда были. А дуэль эта – баловство только. Полынский изучающее посмотрел на Натали: - Думаю, нам нужно всё обстоятельно обсудить, Наталья Петровна. Вы не находите? - Наверное, - согласилась она. – Ваше право знать, кто живёт в Вашем доме. - Давно пора, усмехнулся Николай. - Могу я пока идти работать? – спросила Натали и, получив разрешение, быстро собрала посуду и удалилась. Григорий ещё долго охал, вспоминая молодого и беззаботного Петрушу Краевского, удивлялся, что дочка на него совсем не похожа. Думы Николая были не такими безоблачными. Только что он с грустной нежностью вспоминал жену. Но стоило на пороге показаться этой девушке, такой дерзкой и смелой, прыгнувшей в ледяную воду, чтобы помочь кучеру вытянуть сани, как его мысли сосредоточились на ней одной. Ему даже не столько интересно было узнать её тайны, сколько хотелось снова оказаться с ней наедине, устроить словесную пикировку, спровоцировать на дерзость, запалить в её глазах ярость, а потом загасить её поцелуем, превратив в пылающую страсть. Двадцать четыре года – для мужчины только начало взросления, но капитан чувствовал себя уставшим от жизни и старым. Слишком рано он взял на себя заботы зрелой жизни, слишком рано пережил крушение своего маленького идиллического мирка, который он создавал с такой любовью и трепетом. Шесть лет назад он чувствовал себя полубогом, перед которым открыты все дороги в земном мире и целая Вселенная любви. И всё это он не смог уберечь, защитить. Тогда, пять лет назад, он отказал себе в праве даже мечтать о новом счастье. И вот теперь, когда оно поманило хрупкой фигуркой и дерзкими карими глазами, он не смел даже приблизиться к нему, боясь, что снова не найдёт в себе сил сберечь его. И никакие его ратные подвиги не могли убедить Николая в обратном. «Я слаб, слаб духом, а ей нужен защитник, - вспомнил он слова Пелагеи. – Ведунья ошиблась: я не смогу её защитить». Глава 10 Натали целый день провела в ожидании вызова к графу. Сердце замирало каждый раз, когда в кухню входила Настасья, но горничная являлась за чем угодно, только не за Натали. К вечеру её напряжение достигло такого накала, что она поранилась, просто нарезая хлеб, и разбила соусник. Но граф за ней так и не послал. Впервые за много лет постель показалась ей жёсткой, комната – душной, а собственная судьба – туманной. Проворочавшись около часа, девушка встала, накинула капот и тёплую шаль и вышла на веранду. Она представляла собой террасу, тянувшуюся по периметру дома и имевшую вход со ступеньками по всем четырём углам и напротив парадной двери. Натали стала прохаживаться вдоль террасы, кутаясь в шаль от мартовского ветерка. В одном окне она заметила свет от свечи. «Кабинет», - определила девушка и замерла. Кто, кроме графа, мог там находиться? Её удивило, что он не зажёг весь канделябр, а воспользовался только одной свечкой. Натали постояла с минуту, наблюдая, как огонёк перемещается по комнате, останавливается, дрожит и снова движется дальше. Любопытство всё-таки победило, и она осторожно заглянула в окно. Мужчина со свечой в руке перемещался по комнате почти на ощупь. Другой мужчина. Высокий, широкоплечий, намного мощнее графа Полынского. Девушка замерла, стараясь разглядеть лицо и одежду человека, но он ни разу не повернулся к окну, а слабого огонька было мало. Но вот погас и он. Натали не шевелилась. Куда идти? К парадному? Далеко. К кухне? Страшно. Вряд ли вор воспользовался центральной дверью. А окна к весне ещё не открывали.