– Благодарю за столь лестный отзыв о моих заслугах, князь, но я предпочитаю прилагать свои усилия там, где они принесут больше пользы, – с тонкой усмешкой промолвила я. И добавила. – Как, например, в выращивании этих померанцев и уток, которыми мы сегодня с вами лакомимся, господа. В зале раздались довольные и восторженнее возгласы одобрения, и всё собрание продолжило беседу, которая потекла в более непринуждённом и расслабленном русле, но и до самой перемены блюд я продолжала ощущать на себе горячий и пристальный взгляд князя Черкесова. Однако, после всех недавних адюльтеров моего супруга мужское внимание меня оставляло совершенно равнодушной, если не сказать, что будило во мне крайнее отвращение. Не стоит забывать, что помимо великих светских мужей на нашем вечере присутствовали и дамы. Которые не столь бурно выражали свои восторги относительно моих способностей и талантов так хорошо вести дела, и мне даже почудилось на миг, что я уловила едва заметные усмешки пренебрежения на их устах. Увы, в нашем обществе всё ещё считается низким и почти непристойным, когда жена берёт в руки бразды правления и занимается делами, столь несвойственными нашему слабому и беззащитному полу! Но когда наша французская бонна привела Никиту, и он исполнил прекрасное стихотворение из недавней опубликованной сказки Александра Сергеевича Пушкина, я заметила ядовитые завистливые взгляды и с их стороны. Подумать только, все они, возможно, ожидали, что вся моя семья заброшена и несчастна, пока мать семейства, закатав рукава, решает вопросы с подрядчиками и купцами. И совершенно не интересуется искусством и последними опубликованными литературными произведениями. И когда мой совсем ещё маленький сын сумел без запинки прочитать строки поэмы, которая всё ещё продолжала греметь в лучших литературных салонах обеих столиц, полагаю, даже у самых последних моих неприятелей не осталось ни одного козыря в рукаве. Чтобы в дальнейшем разносить обо мне слухи как о пошлой и неграмотной бабе, разводящей в своей глуши уток и ананасы ради наживы. И тут я невольно испытала чувство благодарности к своему непутёвому и беспутному супругу, который позаботился, пусть и таким пошлым и вульгарным способом, позабавившись с портным, о моих модных туалетах. И теперь я восседала во главе стола по праву хозяйки роскошной усадьбы в самом модном парижском платье тёмного изумрудного цвета, и моя грудь высоко поднималась и опускалась в низком вырезе корсета, приковывая к себе восхищённые мужские взгляды. – Предлагаю поднять тост, господа, – раздался мужской бархатный голос на другом конце залы, и все взгляды устремились на стройного высокого красавца, графа Дубицкого, который совсем недавно вернулся с Кавказа и прослыл самым настоящим бесстрашным героем. – За поистине удивительную женщину, хозяйку необыкновенной усадьбы, которую, признаюсь, мне приходится лицезреть первый раз в своей жизни, – восторженно и искренне произнёс он, и мои глаза встретились с его – бездонными и тёмно-синими, как горные чистейшие озёра. – За графиню Екатерину Бестужеву! – с военной удалью осушил он бокал шампанского до дна, и я даже на мгновение вообразила, что он сейчас, по гусарскому обычаю, выкинет хрусталь за плечо. Но, стоит признать, он сдержал свой порыв, и я, не сводя глаз с его магнетического лица, пригубила свой бокал. И на представила себя там, рядом с ним. На другом конце стола. Но лишь усмехнулась своим потайным безумным мыслям и ответила: – Благодарю, граф, благодарю, господа. Поверьте, для меня великая честь принимать в своём скромном доме сегодня такое великолепное общество. 6 А потом, конечно же, был бал. Потому что как же я могла оставить роскошное изысканное общество в последнюю неделю перед Великими постом без бала? Я выписала специально по этому случаю лучших музыкантов, которых мне только удалось разыскать в такой короткий срок, но отдавала себе отчёт, что мне не затмить своими простыми сельскими танцами великолепие светских столичным салонов. Какого же было моё изумление, когда ко мне подошёл князь Дубицкий и пригласил меня на менуэт, которым я распорядилась открыть наш скромный бал. – Позвольте, дорогой граф, отнять у вас вашу прелестную супругу на один только танец, – спросил разрешения он у моего Сержа, и я с любопытством ждала ответа от графа Бестужева. Потому что всем было известно, что первым танцем должны открывать бал хозяева дома, поэтому мне было вдвойне интересно, сумеет ли мой супруг отказать такому высокопоставленному гостю. – Почту за честь, если вы откроете вечер за меня, – только и ответствовал мой муж, и я протянула руку своему партнёру, пока он вёл меня в центр залы. Это был вызов обществу, и мой взгляд уловил на доли мгновения пылающие жарким пламенем глаза князя Черкесова, неотрывно наблюдающего за нами со стороны. Я сама была поражена тем, что за долгие годы занятий хозяйством не сумела забыть лёгкие движения французского танца, которые разучивала ещё будучи совсем юной девицей. В меня словно снова вдохнули дух веселья и моей беззаботной молодости, когда я жила в нашей большой светлой усадьбе с папенькой и маменькой и даже представить не могла, что меня ждёт в будущем и в моём браке. Я чувствовала, несмотря на расстояние, соответствующее всем нормам приличия, как от тела графа исходят пыл и жар, передающиеся и мне через лёгкие касания наших рук в танце. Взгляд его тёмно-синих бездонных глаз был устремлён на меня, и я смело отвечала ему тем же. Признаюсь, я даже испытала некоторое разочарование, когда стихли звуки первого танца, и вот уже князь Пышкин спешил подхватить меня в весёлой круговерти модного полонеза. И я сама даже не заметила, как веселье бала захватило меня без остатка, и я то и дело не без наслаждения ловила на себе восхищённые мужские взгляды. И мне даже было совершенно безразлично, что мой непутёвый муж отплясывает с фрейлиной Его Величества Марией Дю Бари и ловит амуров с её верной подругой баронессой Александрой Коровкиной. Разгорячённая и счастливая, я угощала гостей пуншем собственного приготовления, сервированного на золочёном столике в роскошной хрустальной чаше с купидонами. – Браво, графиня, – услышала я из толпы уже знакомый низкий пленительный голос и, подняв глаза, столкнулась взором с Черкесовым. – Кто бы мог подумать, что столь далеко от роскоши столиц мы встретим такое великолепие и изысканность манер, – продолжил он и пригубил моего напитка. Моё лицо и ланиты залила краска то ли смущения, то ли дерзкого возмущения его словами, потому что я явственно слышала насмешку в его голосе. Неужели я могла всерьёз воспринимать комплименты и восхищение первого жуира королевства?! Который искал только смерти и подвигов на поле брани и новых побед – в спальнях своих бесчисленных любовниц? Которых он так же безжалостно и равнодушно оставлял, стоило им только сдаться ему в плен? Уж я-то, наученная горьким своим жизненным опытом, не собиралась поступать как все эти наивные барышни, и поэтому, гордо приподняв подбородок, ответила: – Уверена, князь, что за всю свою жизнь вы сумели повидать и не такое. Но я благодарю вас за то, что сумели оценить по достоинству мой скромный деревенский бал. Уверена, вам будет что обсудить в одном из модных столичных салонов, когда вы снова вернётесь к обычному великолепию городской жизни. А сейчас, господа, прошу вас, продолжайте и дальше наслаждаться моим гостеприимством, а мне надо отдать ещё несколько распоряжений. И с этим словами я удалилась, представляя, как этот великосветский выскочка будет потешаться надо мной, рассказывая о моём жалком приёме. Как я могла вообще надеяться удивить гостей, искушённых во всех отношениях, своими жалкими померанцами и утками! Слёзы обиды застили мне глаза, пока я, укрывшись от любопытных глаз в тёмном коридоре, ведущем в хозяйственные помещения, пыталась прийти в себя, чтобы и дальше продолжать выполнять роль гостеприимной и радушной хозяйки, которую не трогают всевозможные насмешки за её спиной. Ах, если бы мой муж был мне настоящим супругом, а не жалким фигляром, и мог бы постоять за меня! Но для него всё происходящее было лишь весёлым спектаклем, на котором он мог от души повеселиться и завести интрижку с очередной кокоткой. – Куда вы удалились, графиня? – вдруг услышала я тихий голос за своей спиной, и почувствовала, как сильные руки крепко сжали мою талию, притягивая к себе. Я не могла в темноте разобрать лица, но и без света свечи уже знала, что это князь Дубицкий отыскал меня. И теперь его руки, обжигающие меня своим жаром, нежно сжимали мою вздымающуюся и опадающую в великом волнении грудь, пока его губы искали мои губы. – Что вы себе позволяете, князь… – только и смогла прошептать я в ответ, и вдруг почувствовала, как невыносимым сладостным теплом наполняется низ моего животика, лишая меня голоса и последних крупиц воли. Я ощущала, как ловкие пальцы князя забираются в мой корсет, всё глубже, а его острый язычок уже ласкает и облизывает мои острые, как стрелы Амура, соски, дерзко торчащие из тончайшего изумрудного бархата. Я никогда не могла себе представить, что мужчина может дарить такое наслаждение, даже ещё не притронувшись к моему лону, которое, как мне показалось, всё набухло, как спелый плод смоковницы, и словно замерло в сладостном ожидании волшебных прикосновений… 7 Князь уже впился в меня своими губами, пробираясь в мой ротик своим острым язычком, и я почувствовала, как буквально теряю сознание от желания и ожидания. Ожидания, что он возьмёт меня прямо здесь, в этом тёмном коридоре, до которого издалека доносились звуки бала. – О, графиня, я обожаю вас, – шептал мне мой князь, пока у меня внутри боролись две мои натуры: рассудительная и страстная и пылкая, которую все эти годы я прятала от самой себя в тёмных тайниках своей души. И вот теперь эта вторая половина меня желала только одного: чтобы руки князя не останавливались и продолжали ласкать меня. Чтобы он задрал все мои бесчисленные кринолины и наконец-то прикоснулся к моему изнывающему от греховного желания лону, так жаждущего его. И князь Дубицкий не останавливался: пока он нежно продолжал покусывать мои изнывающие от сладкой боли соски, его ловкие пальцы уже проделали свой смелый путь завоевателя до моих бёдер, и стали нежно вкручиваться в моё истекающее сочное нутро, гостеприимно ожидающее, когда в него ворвутся и подарят величайшее наслаждение. – О, графиня, – приглушённо шептал князь, и я, не сумев сдержать своё желание, дотронулась до его мужского достоинства, явно проступающего через сукно. Неведомый мне ранее заряд словно пронзил всё моё тело от одного только этого прикосновения, настолько его фаллос показался мне горячим и великим. Почувствовав мою несмелую ласку, он словно вырос ещё больше, и я просунула свою руку внутрь панталон князя, желая почувствовать его достоинство всей своей кожей. Мягкая, словно обитая шёлком круглая головка послушно уткнулась в мои пальчики, и я нащупала небольшое углубление в ней, из которого просочилась крошечная капелька вязкой жидкости. Я продолжала ласкать князя Дубицкого, растирая эту драгоценную влагу по навершию его жезла, желая теперь только одного: чтобы он со всей силы вонзил в меня свой твёрдый и готовый к решительному бою клинок. – Прошу вас, князь, – почти беззвучно шептали мои губы, пока он продолжал свою восхитительную игру с моей сочной вишенкой, искусно перебирая своими пальцами, словно играя на лютне. Я чувствовала, что теряю сознание от желания, взявшего в плен всю меня целиком, без остатка, и хотя понимала, что это грозит мне великим падением, тёмная и потаённая часть моей души нашёптывала мне, что эта игра стоит свеч. И вот твёрдый фаллос моего князя уже упёрся в моё бедро, ловко скользя вверх к моим жарким сочащимся томлением вратам, как вдруг я услышала громкие шаги в комнате за стеной, и в мгновение ока отпрянула от Дубицкого, опасаясь быть обнаруженной. Я приложила свой палец к его таким желанным губам, только мгновение назад целующим мои соски. Пальчик, которым я мгновение назад ласкала его бесподобный античный фаллос, и почувствовала, как у меня сжалось всё болезненно внутри от неутолённого желания. Которому было не суждено напиться из этой чаши. Я замужняя женщина. Я запечатала напоследок горячие уста князя своим перстом и оставила его в темноте одного, изнывающего от жара утраченных прикосновений. И надеясь на его милость и благородство. Ведь мне изначально не стоило этого делать. Поддаваться этим сладким мукам и соблазнам. Уподобляться своему мужу. Я вышла из тёмного укрытия в кабинет, и остановилась на мгновение как вкопанная, увидев князя Черкесова, который, удалившись от шумного бала, с интересом перелистывал взятую из шкапа книгу. Но я мгновенно сумела взять себя в руки и подавить возглас изумления. – Графиня, какая приятная неожиданность, – всё так же насмешливо произнёс он, окидывая меня своим пылающим взором. Под которым я чувствовала себя совершенно нагой. Впрочем, это всё были только мои глупые домыслы. Такая привычка у князя Черкесова сохранялась относительно любой женщины при дворе, и я не питала ни малейшей иллюзии относительно его манер. – Прошу вас простить меня, князь, – постаралась с полным равнодушием в голосе ответить я ему. – Меня ждут гости. А вы располагайтесь здесь и чувствуйте себя как дома, – и добавила. – Но прошу вас не забывать, что сейчас всех гостей ждёт сюрприз, поэтому прошу вас не задерживаться здесь надолго и выходить скорее на улицу, – крайне сдержанно произнесла я, постаравшись как можно скорее покинуть кабинет. И моля про себя Бога, чтобы он не столкнулся лицом к лицу с князем Дубицким, всё ещё скрывающимся за тёмными портьерами. Спустя некоторое время вся густая толпа гостей, хмельных и разгорячённых, вышла на морозный воздух, где я приготовила модное нынче в столицах представление: фейерверки и шутихи расцвечивали чёрный бархат неба пылающими алмазами, изумрудами и алмазами огней, и все взгляды были устремлены в бесконечную даль небес, словно сам Бог и его облачное воинство смотрели на нас сверху, смеясь. И я только про себя решила, что сам случай в лице князя Черкесова спас меня от глубокого грехопадения, как вдруг почувствовала чьё-то горячее дыхание на своей шее, за ухом. Чей-то голос обжёг меня, снова пробуждая во мне томление и страсть: – Желал бы я узнать, графиня, какие таланты бы вы смогли обнаружить в спальне, не будь столь заняты беспрестанно насущными заботами. Я резко обернулась на этот низкий голос, и мой взгляд столкнулся с бездонными очами князя Черкесова. Но в этот раз я не заметила и крупицы насмешки в них. 8